Миддлтаун

      Оливер Грэм стоял перед зеркалом и с несчастным выражением на лице пытался повязать на шее галстук-бабочку так, чтобы получившийся «бантик» выглядел безупречно.       - Господи, и как это только у Питера выходит? Наверное, в университете у него был специальный курс для аристократов: «Как правильно завязать бабочку, чтобы остальным было стыдно»... Чтобы они себя почувствовали жалкими неудачниками... – бурчал про себя Олли, каждый раз разочарованно разглядывая далеко не идеальный результат. И почему нельзя нацепить фальшивую на резинке? Кто увидит-то под воротом рубашки?       Казалось бы, чего проще... позови любимого – и пусть он несколькими отточенными движениями спасет от бестолковой возни с этим дурацким аксессуаром. Но в данных обстоятельствах такое простое действо было невозможно, потому что Олли в этот момент находился в своей бывшей комнате в особняке матушки, а Питер... дома.       Олли вздохнул... Сколько ж сложностей пришлось преодолеть: родню с их ультиматумами, матушкину энергичность, деятельного мэра города, ему - нервный срыв пережить, Питеру – пробудившийся в нем буйный дух воинов Партриджей усмирить, чтобы сегодня в относительном спокойствии духа (относительном, ибо все-таки приятное волнение присутствовало) заключить долгожданный союз. И вот теперь этот дурацкий галстук-бабочка...       Впрочем, это мелочь по сравнению с пережитой нервотрепкой под названием: «Свадебная лихорадка, или как не сойти с ума в процессе подготовки».       А ведь как все чудно начиналось! Примирение, предложение, бурный секс, логичное желание по-тихому зарегистрировать свои отношения в мэрии и сбежать на две недели в романтический тур по Европе. Одного не учли...       Навязчивого общественного мнения жителей города Миддлтауна и наличие у Питера весьма многочисленной настойчивой родни. В совокупности сей гремучий коктейль привел к ужасающему результату: скромное решение двух влюбленных официально расписаться выросло до масштабов мероприятия общегородского значения с двухдневной программой празднования!       Олли и сам не понял, как это произошло. То есть... когда все стремительно вышло из-под контроля.       Сначала позвонил лорд Гилберт и сообщил, что намеревается присутствовать на торжественной церемонии бракосочетания своего любимого сына. Питер попытался ему объяснить, что никакой «церемонии» не будет, что он, конечно, рад видеть отца и мать, и если им так хочется – пусть приезжают, погостят пару дней в его доме. Партридж-старший поворчал, конечно, для проформы, но согласился. По большому счету, ему просто хотелось увидеться с Питером и его избранником.       Несмотря на свое незнатное происхождение, Оливер Грэм... скажем так, был симпатичен лорду Гилберту. А упорная война Питера с тетушками за право предложить Олли стать Партриджем его впечатлила. Напомнила дни пылкой юности, когда он около двух лет добивался руки и сердца Мадлены, мамы Питера. Строптивая красотка мечтала выйти замуж за того, кто докажет ей свою любовь и преданность, а не тягу к выгодному супружеству по расчету, романтично настроенная маман ей в этом потакала, и молодому Гилберту пришлось долго и упорно ухаживать, попутно расчищая горизонт от прочих кавалеров... иногда кулаками. Эх, было время...       К сожалению, леди Мадлена легкомысленно проболталась о цели их с мужем визита в Миддлтаун миссис Маргарет Блейк, урожденной Партридж, родной сестре лорда Гилберта, а та... миссис Айми Стоун, также урожденной Партридж, второй родной сестре лорда Гилберта, а та... У лорда Гилберта было семь сестер! И все они изъявили бурное негодование и еще более бурное недовольство Питеру, вызванное тем, что их не пригласили на торжественную церемонию бракосочетания!       Питер целый день увещевал своих тетушек по телефону, убеждая их, что ничего особенного они с Оливером не планировали, и их не пригласили по одной причине: что интересного в двухминутной росписи в зале мэрии?       Заявление о том, что соответствующего статусу фамилии Партриджей грандиозного свадебного мероприятия не будет, ввело тетушек в гневный ступор. В разборки с молодым и безответственным наследником лорда Гилберта незамедлительно был втянут Оливер, который, не выдержав телефонной осады семи представительниц рода Партриджей, в финале робко пробормотал, что, видимо, вышло какое-то недоразумение и, безусловно, торжественная церемония с двумя пафосными кортежами, кучей приглашенных гостей, одетых согласно церемониальному дресс-коду, приличествующему мероприятию королевского размаха, а также феерический пир горой во славу молодых будет. Пробормотал, отбросил мобильный в сторону и с виновато-несчастным видом посмотрел на Питера, который только и смог, что развести руками в стороны.       Известие о том, что в Миддлтаун на роспись Питера и Олли приедет едва ли не сам принц Уильям и его супруга Кейт, за считанные минуты облетело весь городок. Слухи плодились и множились, превращаясь в ошеломительный бред.       Уже час спустя миддлтауновцы обсуждали, что вскоре после свадьбы Партриджа и Грэма будет принято решение на высочайшем уровне перенести королевские скачки из Эскота в предместья Миддлтауна и что, как только это произойдет, можно показать большую фигу эпплтаунцам, а то последние слишком задирают нос. Хотя было б чем гордиться: можно подумать, наличие в Эпплтауне обломков какой-то древней развалюхи, якобы, принадлежавшей одному из рыцарей Круглого стола, дает им это право.       Радостные новости достигли ушей мэра города – мистера Арчибальда Селливана, и тот, азартно потирая руки, тут же издал указ, по которому 1 и 2 июля, дни на которые было назначено бракосочетание Партриджа-Грэма, объявлялись официальными выходными в честь грядущего праздника. В связи с чем оставался ровно месяц, чтобы за счет Партриджа великосветски украсить Миддлтаун, затеять городскую ярмарку, концерт с выступлениями двух местных групп и одной театральной студии и организовать километровые фуршетные столы на Центральной площади. И... может быть, пригласить в гости жителей Эпплтауна во главе с их противным мэром, вечным конкурентом мистера Селливана – Виктором Фроммом. Пусть обзавидуются!       Питеру и Олли потребовалась неделя, чтобы принять неизбежность: вместо тихого праздника на двоих им придется пережить двухдневный кошмар с участием всей родни Питера, а это около сотни близких и не очень родственников, которых еще надо придумать, как разместить, всех жителей Миддлтауна и Эпплтауна и одной миссис Леоны Грэм.       О да, матушка Оливера была просто на седьмом небе от счастья!       Во-первых, ее драгоценный Олли буквально через месяц станет не кем-то там, а Партриджем. Как бы Леона ни ругала Питера, но породниться с аристократами все-таки было лестно. Звание богатейшей леди Северного Йоркшира теперь приобретало другое звучание. Во-вторых, под предлогом регистрации брака она наконец-то сможет подарить сыну машину, помещение под спа-салон, раз дом ему уже не нужен, и весомую сумму на счет, тем самым со своей стороны обеспечив солнышку достойную жизнь супруга лорда. Пускай, и отказавшегося от титула – это неважно. В-третьих, где-то в глубине души миссис Грэм была уверена, что из нее вышел бы прекрасный организатор свадебных мероприятий, не займись она другим бизнесом, а тут такой простор для деятельности. В-четвертых, она сможет, по крайней мере, четыре раза сменить наряд!       И, в общем, если сравнить между собой энтузиазм тетушек Питера и бурную активность матушки Олли, то... еще неизвестно, какая напасть страшнее.       Хотя, почему неизвестно? Ближе к праздничным датам Оливер не сомневался, что миссис Грэм сделает всех по части выноса мозга: даже мэр города - мистер Арчибальд Селливан - в последние дни боялся выйти лишний раз из собственного кабинета, так как в приемной его неизменно дожидалась Леона с новыми, смелыми по размаху предложениями.       Больше остальных пострадал, впрочем, сам Олли.       Нет, он был благодарен маме, правда. Особенно за ее мудрый совет сделать первым шаг к примирению с Питером, потому что... Да чего там, как уж есть: вернувшись домой, к себе домой, к своему ненаглядному аристократическому идиоту, Олли вновь почувствовал себя глубоко счастливым человеком.       Утолив первый голод телесного томления после месячной разлуки, Питер и Оливер проговорили всю ночь напролет. И... как оказалось, за пять лет они еще не все друг о друге узнали. Это была очень откровенная беседа, в ходе которой выяснилось, что обоих подспудно терзал страх, что идиллия, существовавшая до момента размолвки, ими не заслужена. Что вот-вот... обязательно что-то случится, что докажет: насладились жизнью, и хватит.       По факту... так и вышло. Но главное – они смогли преодолеть обиды, понять друг друга и простить. Питер пообещал, что впредь постарается сообщать Олли обо всех своих сомнениях. Оливер пообещал, что будет проявлять большую настойчивость и интересоваться каждой мелочью в жизни Питера. Мир был восстановлен!       Осталось только пережить свадьбу. И матушкино рвение все довести до абсур... до совершенства.       Личная катастрофа Оливера Грэма обозначилась в тот момент, когда Леона узнала, что Питер будет не в черном или белом смокинге, а в сапфирно-синем, цвете рода Партриджей. Собственно, предполагалось, что и Олли тоже нарядится в парный смокинг такого же изумительного оттенка. Но тут в матушке взыграла непонятная гордость, диктующая, что у Грэмов есть свой фамильный цвет! Только надо придумать какой! А синий абсолютно не подходит ее Олли по типу кожи.       Но по своей причудливой женской логике Леона выбирала оттенки, примеривая их почему-то на себя. И остановилась на пурпурно-красном. Он ей безумно шел! И молодил на десяток лет!       Олли, представив себя в красном смокинге, приуныл. Уж лучше предыдущий вариант – зеленый: так он будет похож на леприкона, но хотя бы не на сутенера или стареющего конферансье. Грэм сопротивлялся, еще как, но держать оборону, попутно отбиваясь от тетушек Питера, которые требовали от него выучить гимн Партриджей и родовую клятву верности, чтобы исполнить их перед вассалами... то есть жителями Миддлтауна, было трудно.       Оливер держался, сколько мог, стараясь оградить от разборок Питера – ему, бедному, еще хуже пришлось: мало того, что активные родственницы дергали его каждый час, интересуясь процессом подготовки к торжеству – все ведь должно быть по высшему разряду (слава Богу, не стали настаивать на том, чтобы Питер приехал за Олли верхом на коне, хотя и попричитали – нарушение традиции!), так еще и клиентов с больными зубами накопилось...       Нервы у Олли не выдержали в тот день, а это было за неделю до регистрации, когда он увидел себя в зеркале в пурпурно-красном смокинге. Молодой человек поджал губы, затем стиснул зубы, перекатился с носков на пятки и обратно и вдруг проорал:       - Ни. За. Что!       И пулей вылетел из ателье. Прямо в этом ярком великолепии! И «ни за что» относилось уже не столько к смокингу, сколько ко всей ситуации в целом.       Развернувшийся театр абсурда грозил превратить Олли в заику и невротика, а Питера сделать импотентом. Любимый выдерживал двойной прессинг и к вечеру валился с ног, имея желание, но не имея возможности порадовать страстной ночью Оливера. Которому просто необходим был секс, чтобы не съехать с катушек от напряжения. Но когда твой ранее ненасытный партнер, переворачиваясь на живот и стягивая боксеры, сонно бормочет: «Олли, милый, ты там сам как-нибудь, ладно?» - тут не только упадет, но еще и скукожится.       Добавим тот факт, что от общей нервозной обстановки в доме, мисс Роуз потеряла аппетит и значительно схуднула...       В общем, Олли ворвался к Питеру в кабинет, чем изрядно напугал сидящего в кресле соседа мистера Лонни, схватил его за локоть и с невероятной силой, неизвестно откуда взявшейся в его не шибко крупном теле, потащил за собой: прямиком из клиники и на улицу. Мистер Партридж в белом халате и с повязкой на лице, с каким-то угрожающего вида инструментом в руках летел следом за нарядным Оливером и тщетно пытался узнать, что случилось и зачем будущий супруг вырядился, как клоун.       Так они, под изумленные взгляды горожан, добежали до дома.       - Это побег, Питер! – заговорщицким тоном скороговоркой тараторил Олли, вращая безумными глазами. – Мы сейчас просто сбежим! На необитаемый остров! - он носился по холлу и кидал первое попавшееся под руку в мусорный пакет: две пары домашних тапочек, стационарный телефон, коллекционную китайскую вазу, запасные ручки от серванта в гостиной, несколько фотографий в рамочках, кованный канделябр и прочие полезные при длительном путешествии вещи. - И пусть они тут сами творят, что хотят: женятся, разводятся, сжигают трупы младенцев на площади... – Грэм помедлил, решая, нужна ли им в дороге чесалка для спины.       Партридж с ужасом наблюдал за свихнувшимся возлюбленным и судорожно соображал, что было видно по его лицу, как привести Оливера в чувство.       - У нас очень мало времени! Питер, ну что ты застыл? – Грэм сунул мужчине растревоженную мисс Роуз. - Быстрее, пока нас не поймали! У меня есть немного налички – нам хватит добраться до границы. А там - вплавь до Франции. Заказываем поддельные документы, и все! Мы свободны! Будем скитаться по свету, как бродячие артисты. Я буду играть на губной гармошке, ты – танцевать, мисс Роуз - петь. У нас все получится, Питер! – жизнерадостно вещал Оливер, наматывая вокруг шеи теплый шарф в клеточку.       - Олли, - мистер Партридж вернул кошку на любимое кресло и, поймав за руку Грэма, притянул к себе. – Тише, дорогой. Успокойся.       - Нет, Питер, ты не понимаешь: у нас нет времени! – воскликнул молодой человек. – Если мы не сбежим прямо сейчас, то потом... – голос Оливера приобрел страдальчески-трагические интонации. – Я себе харакири сделаю! Прямо на Центральной площади! В этом чертовом смокинге!       - Хорошо, милый, хорошо, - мистер Партридж осторожно забрал из рук Грэма мусорный мешок, подозрительно звякнувший, видимо, осколками китайской вазы. – Я только ключи от машины возьму. Мы ведь можем уехать, так?       - Точно! Ты гений, Питер! На машине будет быстрее! – воодушевился Оливер.       Мистер Партридж нашел брелок от авто, прихватил плитку горького шоколада с кухни. Вывел Олли из дома, усадил в машину, на колени - мисс Роуз, в рот сунул сразу несколько долек.       Пока Питер ехал к доктору Кристи, невропатологу, не ожидающий от любимого подвоха Грэм гладил кошку, жевал шоколад и сосредоточенно смотрел прямо перед собой, мысленно рисуя в голове счастливую бродяжническую жизнь вдали от родственников и жителей Миддлтауна. Когда же он сообразил, куда его привезли, сопротивляться было поздно. К тому же, Питер сильнее Оливера.       Доктор Кристи, с ходу профессионально оценив состояние молодого человека, застрявшего в дверном проеме его кабинета – Олли успел упереться всеми конечностями в откосы, молниеносно набрал в шприц успокоительное. Грэм яростно мотал головой, но Питер успел приспустить ему штаны, а врач – вколоть седативное средство в левую ягодицу. Оливер, бросив укоризненный взгляд на возлюбленного, мол, как ты мог, Брут, осел на пол и через минуту сладко засопел. Мистер Партридж бережно уложил возлюбленного на мягкий диванчик, накрыл его пледом и, убрав со лба несколько непослушных завитков, нежно поцеловал в висок.       Сквозь легкую, приятную дрему, купаясь в белых облаках из сладкой ваты, Олли слышал взволнованный голос Питера и сухо констатирующий факты – доктора Кристи.       - Классический нервный срыв, спровоцированный длительным стрессом, - вынес вердикт невропатолог.       - И что делать? – спросил Питер.       - Устранить причину стресса – в первую очередь, - монотонно говорил врач. – Отдых и покой – во вторую.       - Я понял, - произнес Партридж. – Антидепрессанты, ноотропные средства, успокоительное? Что-то нужно?       - Нет, - качнул головой доктор Кристи. – Просто больше поводов для положительных эмоций. Мистер Грэм справится сам.       - Хорошо. Спасибо.       Грэму, слышавшему весь разговор, хотелось встать, обнять любимого аристократа, сказать ему, что не стоит беспокоиться, и закружиться с ним в танце, но почему-то не получалось. Олли хотел было огорчиться, но облака из сладкой ваты его отвлекли...       А дальше... Дальше весь мир узнал, каков в ярости мистер Питер Партридж. Ну, может, не весь мир, а всего лишь Северный Йоркшир... в общем, Миддлтаун, Эпплтаун и те населенные пункты, где гнездились Партриджи.       Недаром прошлое рода Питера хранило легенды о воинах, способных одним пылающим местью взором выжигать поля, осушать реки и убивать неверных вассалов... Или тех, кто посмел покуситься на святое – обидеть возлюбленных этих самых воинов.       Сначала Питер мертвой хваткой вцепился в свою родню: сразу выяснилось, что если отсечь всех приблудных мужей, третьих по счету любовниц и неясных дальних братьев, сестер, тетушек и дядюшек, собиравшихся гульнуть за чужой счет, то численность родственников мгновенно сокращается в два раза. Остались действительно близкие и легко отслеживаемые по генеалогическому древу Партриджи.       Затем семь тетушек в жесткой форме выслушали от племянника все, что он думает о традициях рода, клятвах верности и прочих церемониях. Зло и метко Питер каждой, кроме Айми Стоун (к ней претензий не было), напомнил о количестве разводов, измен и незаконнорожденных детях в их семье, финально припечатав: ну и? зачем греметь фальшивыми словесами, если в них никто не верит?       Закончил тем, что если еще хоть кто-то, кто так или иначе связан с Партриджами, побеспокоит Олли своими идиотскими требованиями или вообще напомнит о себе до 1 июля, будет иметь дело лично с Питером. Угроза прозвучала настолько внушительно, что тетушки тут же согласились: и, правда, к чему церемонии? И кортеж из двадцати лимузинов не нужен, да и в целом экономическая ситуация в стране не располагает к демонстрации собственных капиталов. Надо быть проще, доступнее... И, в конечном итоге, им вообще необязательно приезжать. Можно просто выслать поздравительные открытки.       Таким образом, количество намеревающихся приехать на бракосочетание Партриджей резко уменьшилось до лорда Гилберта, леди Мадлены, младшего брата Эрика с девушкой и тетушки Айми, которая примчалась в Миддлтаун в тот же день, как только узнала, что Олли пережил нервный срыв – поддержать своего любимчика. Грэм был искренне рад такому повороту событий: миссис Айми Стоун обладала потрясающим чувством юмора, варила чудесные компоты и ягодный кисель и умела печь шарлотку.       Далее Питер взялся за мэра города Арчибальда Селливана, и тот, после короткой беседы с мистером Партриджем, вдруг впервые пожалел о том, что стал главой Миддлтауна. Взбешенный аристократ в гневе был... очень-очень страшен.       По результатам переговоров выходило, что мистер Партридж не собирается за свой счет украшать город, оплачивать организацию ярмарки, фуршета и выступление местных коллективов и вообще превращать в балаган важное для них с Олли событие. Мол, если мэру надо – есть городская казна. А на каком основании он ею воспользуется и отчитается вышестоящим инстанциям – не его проблемы.       Все, на что согласен Питер Партридж, это великодушно разрешить мэру провести процесс бракосочетания и позволить жителям Миддлтауна поздравить чету Партриджей с расстояния двадцати шагов. Тех, кто осмелится нарушить обозначенные границы, будут отстреливать снайперы. И на эпплтаунцев ему плевать: могут сплясать джигу вокруг своих развалин, но чтобы на свадьбе мерзких «яблочников» не было! Их снайперы отстреливать будут первыми, еще у границ города.       Все это Питер проговорил таким серьезным тоном, с такой затаенной угрозой в голосе, что мистер Селливан ему сразу поверил. Особенно про снайперов.       И если бы не вмешался Оливер, под опекой тетушки Айми окончательно пришедший в себя и вновь повеселевший и подобревший, неизвестно, во что бы действительно превратилось бракосочетание.       Грэм мягко убедил Питера, что с ним все в порядке, он прекрасно себя чувствует. Нет, родню обратно приглашать не нужно – открыток достаточно, а вот лишать жителей города праздника не стоит: они вполне могут разориться на «пир горой» и опустошить ради такого дела винный погреб. И отстреливать тоже никого не нужно, особенно эпплтаунцев: то, что один из них посмел познакомиться с Олли, еще не значит, что все они – коварные соблазнители без чести и совести.       Также путем уже конструктивных переговоров было решено, что очень мило будет смотреться, если город украсят дети. Как продиктует им их ничем не ограниченная, буйная фантазия. Бумажные фонарики, гирлянды и цветы, самодельные игрушки, обвязанные цветными нитками стволы деревьев – Миддлтаун в одночасье превратился в город ожившей детской мечты. Местные коллективы с энтузиазмом согласились выступить за еду и выпивку - упустить шанс показать себя толпе, а не трем-четырем зрителям как обычно, никому не хотелось. А ярмарка... Боже, какие проблемы выставить по периметру столы на площади? И пусть торгует кто чем хочет.       У Олли определенно был дар находить компромиссы. Главное – дать ему эту возможность, то бишь не требовать от него идти на роспись в красном смокинге...       Миссис Леона Грэм разборок с будущим родственником благополучно избежала, вовремя сообразив, что, возможно, организатор свадебных вечеринок из нее не ахти какой выдающийся, поэтому из всех гранд-задумок деликатно настояла только на одной – праздничном фейерверке. И, поразмыслив, пришла к выводу, что Олли дико идет сапфирно-синий и что мальчики шикарно будут смотреться в парных смокингах. А красный... красный неплохо сядет на Кейси Валентайна. Тем более, Кейси, до сего момента страстно завидовавший Оливеру, пребывал в таком восторге от яркого великолепия, что три дня до праздника ходил в смокинге на работу. Впрочем, ему, блаженному, можно...       Глядя на то, как просветлел Олли, Питер наконец-то расслабился и сменил гнев на милость. Собственно, ему хотелось только одного: чтобы в день росписи Оливер улыбался. Единственное, что он еще сделал напоследок...       Фрэнсис Грэм позвонил сыну за день до события и неуверенно, тихо спросил:       - Олли, ты не против, если твой некудышный папочка приедет лично тебя поздравить?       - Нет, - Оливер сглотнул, ощутив, как предательски увлажняются глаза от переизбытка чувств. – Папа, я буду... счастлив, если ты приедешь. Это очень важный для меня день, и я... я хотел бы...       - Я приеду, - пообещал Фрэнсис Грэм. – Олли... думаю, ты выбрал в супруги очень хорошего человека. Точнее, я в этом уверен.       - Я знаю, - пробормотал молодой человек. – А как ты... откуда...       - Имел честь с ним пообщаться, - усмехнулся Грэм-старший.       Вечером, перед сном Олли выпытал у Питера подробности общения: выяснилось, что Партридж и в этом случае не разводил политесы, ограничившись несколькими емкими фразами, суть которых свелась к тому, что если мистер Фрэнсис Грэм не явится на главное событие в жизни сына, то после... он может заказывать себе место на кладбище – у него на это будет ровно один день.       Уже проваливаясь в сон, Оливер вдруг подумал о том, что свадебный переполох стал им обоим хорошей проверкой, в процессе которой стало ясно: им друг без друга никак нельзя. Питера кто-то должен тормозить, а Оливера обязательно нужно оберегать. Баланс.       - Олли, пора, - в комнату зашла мама, необычно тихая и взволнованная.       - Бабочка! – Оливер обернулся к матушке. – Ну кто придумал эти бабочки?       - Ох, Олли, что ж ты меня не позвал? – Леона мгновенно завязала идеальный «бантик», поправила атласные лацканы смокинга, воротник белоснежной рубашки и отступила на шаг, чтобы полюбоваться сыном. – Какой же ты у меня красивый, Олли!       - Мама... – протянул Оливер, целуя по очереди руки миссис Грэм. – По сравнению с тобой... Ты сегодня всех затмишь!       Леона, в изящном костюме цвета английской розы, в мудреной шляпке с вуалью, украшавшей высокую сложную прическу, действительно выглядела сногсшибательно. Пожалуй, на королевских скачках в Эскоте она бы попала во все фотоотчеты.       - Идем, нас ждут, - сдерживая эмоции, сдавленно проговорила миссис Грэм, опираясь на подставленный сыном локоть.       - Идем, - кивнул Оливер, предвкушая главный сюрприз, приготовленный для матушки...       ...именно в тот момент, когда они под аплодисменты соседей и друзей, среди которых хлюпал носом крепыш Донни Либниц, вышли из дома, чтобы сесть в белый лимузин и торжественно подъехать к мэрии, куда со стороны их дома также величественно должен был прибыть Питер... именно в этот момент из тени деревьев сада, с робкой, растерянной улыбкой выступил Фрэнсис Грэм.       Он выглядел так, как и запомнил его Олли, несмотря на прошедшие годы: высокий, чуть сутуловатый, отмеченный сединой, пробивающейся в смоляных волосах, с выразительными зелеными глазами, тонкими губами и безвольным подбородком. Оливер внешне больше был похож на маму, но глаза... глаза ему достались папины. Вот эти самые, которые сейчас жадно смотрели на сына и... ту женщину, забыть которую не удалось на протяжении двадцати лет. Когда-то Фрэнсис Грэм был первым красавцем в Миддлтауне, его роман с яркой, вспыльчивой, необузданной нравом Лео обсуждал весь город. Сейчас... время взяло свое, но... Олли покосился на родительницу... и почему ему показалось, что Леона не видит ни седины, ни морщин?       - Фрэнки? – прошептала миссис Грэм.       - Лео... – отозвался мистер Грэм.       - Kiss! – выпалил Оливер. И соседи с друзьями его, между прочим, поддержали.       Когда Фрэнсис Грэм подался вперед и сжал в своих объятиях Леону Грэм, Оливер Грэм все-таки смахнул слезу. Питер сделал ему лучший подарок на бракосочетание из всех возможных!       Но вскоре все внимание Олли похитил Питер, заставив его разом позабыть о всех треволнениях, связанных с подготовкой к торжественному событию, о воссоединении родителей, о собравшихся гостях...       Оливер видел только Питера, возмутительно блистательного в цилиндре, сапфирно-синем смокинге, начищенных до блеска лакированных туфлях и с безупречно повязанной на шее галстуком-бабочкой. Этот мужчина словно был создан для того, чтобы с королевским достоинством носить дорогие костюмы и шляпы.       Олли вообще перестал замечать происходящее вокруг – никак не мог оторвать глаз от возлюбленного, который ободряюще ему улыбался и сжимал руку. И как в тумане помнил уютный зал, высокопарную речь мэра, свое короткое: «Согласен», дрожащие пальцы, с трудом удерживающие перьевую ручку, крепкие объятия лорда Гилберта, затем леди Мадлены, младшего брата Эрика, тетушки Айми, матушкины слезы, теплое, искреннее от отца: «Будь счастлив, Олли. Берегите друг друга!» и горячее прикосновение губ Питера.       И только выйдя на крыльцо здания мэрии, под громкие овации жителей Миддлтауна, Оливер Грэм осознал, что он теперь... Оливер Партридж и что мужчина, стоящий рядом с ним, его законный супруг...       ...с которым у него из-за всей этой суматохи давно не было нормального секса. А Питер... Питер так неприлично хорош, что...       Олли тряхнул головой, отгоняя картинки спонтанного жаркого акта любви, призванного закрепить союз окончательно, прямо... в туалете мэрии. Нельзя! Нельзя об этом думать! Еще поздравления принимать!       Оливер растягивал губы в улыбке, кивал нескончаемой череде желающих лично пожелать счастья супругам друзей, соседей, клиентов, просто знакомых... и бессознательно поглаживал упругие аристократические ягодицы мужа, обтянутые гладкой, провокаторской тканью брюк – смокинг очень удачно прикрывал его живущую своей жизнью руку. Питер внезапно тоже превратился в китайского болванчика, рассеянно благодаря поздравляющих. И, судя по тому, как играли мускулами любимые булочки, его мыслительный процесс также максимально упростился до выполнения одной задачи: как смыться от гостей?       Олли переступил с ноги на ногу, чувствуя, как неприлично натягиваются брюки в причинном месте, и никакие уговоры разума взять себя в руки не помогали. В руки молодой человек хотел взять только член Питера, когда будет ласкать его, напористо вбиваясь в зад. Судя по заалевшим щекам Партриджа, он думал о том же.       - Мама! – Оливер толкнул в бок миссис Грэм.       - Да, Олли? – обернулась к нему Леона.       - Мама, нам с Питером срочно надо отлучиться... на пятнадцать минут, - прошептал на ухо матушке новоявленный супруг.       - Что-то случилось? – нахмурилась миссис Грэм.       - Еще нет, но случится, - быстро проговорил Оливер. – Отвлеки их... – он неопределенно кивнул в сторону толпы.       - Поняла, - мгновенно сориентировалась Леона и отобрала у мэра микрофон.       - Дорогие гости! – начала миссис Грэм, загородив собой супругов, которые начали стратегическое отступление назад, к дверям мэрии. – В этот радостный день я хотела бы выразить свою благодарность нашему дорогому мэру Арчибальду Селливану...       Олли не слышал, что там дальше говорила матушка, но, похоже, она вознамерилась поблагодарить всех жителей города Миддлтаун вместе и по отдельности каждого.       Новобрачные, взявшись за руки, неслись по коридорам мэрии в поисках туалета или подсобного помещения, ломясь во все двери. Незапертым и первым на очереди почему-то оказался кабинет мэра.       - Питер... – Оливер втащил супруга в офис и щелкнул замком.       - Олли... – Партридж, тяжело дыша, уже стягивал смокинг.       - Питер... – бормотал молодой человек, помогая возлюбленному избавиться от атласного пояса на талии.       - Олли... – вторил ему мужчина, приспуская брюки.       - Питер... – уже постанывал от нетерпения экс-Грэм, а ныне Партридж, оглаживая ладонями сладкие ягодицы.       - Олли... – возбужденно требовал Питер, разворачиваясь к мужу спиной и облокачиваясь о мэрский стол.       - Питер... – прошептал Оливер на ухо супругу, молниеносно избавившись и от смокинга, и от пояса, и от брюк.       - Ох... Олли... – выдохнул мужчина, подаваясь назад, чтобы на всю длину ощутить пылкую страсть мужа.       - Ох... Питер! Питер! Питер! – несдержанно, на каждый мощный толчок, срывался Оливер.       - О да, детка, о да! Оооооу, дааааа! – музыкально перешел с баритона на тенор, с альта – на фальцет аристократ.       А в этот момент миссис Леона Грэм, старательно перекрывая собственным зычным голосом громогласное «О да, детка, о да!», доносящееся отчего-то из приоткрытого окна кабинета мэра, орала в микрофон:       - А теперь! Я хочу! Сказать! Несколько! Слов! В честь! Родителей Питера! Которые! Воспитали! Такого! Достойного! Мужчину!!! – прислушавшись, она наконец замолчала и вытерла пот со лба, поправив съехавшую набок шляпку. И охрипшим голосом добавила:       - Прошу всех к фонтану. Будем фотографироваться.       Оливер и Питер присоединились к родным как раз вовремя, до того момента, как их успели хватиться. Выглядели оба уже не так безупречно, но миссис Леона Грэм быстро исправила огрехи во внешнем виде супругов. И, в общем, первые семейные фото с родителями вышли очень даже ничего.       Сложнее фотографу пришлось, когда к чете Партридж присоединились гости... много гостей. Юный Лесли, всего первые месяцы осваивающий искусство фотографии, истратил двести кадров, прежде чем удалось всех выстроить и заставить замереть. То у кого-то рот открыт, то кто-то глаза закрыл, то зевнул, то полез целоваться к Оливеру... раньше времени. Это был Питер, если что.       И только один человек на всех двухстах пробах вышел замечательно – Кейси Валентайн в красном смокинге с мисс Роуз на руках. В этот день именно ему доверили сопровождать персидскую принцессу. Он стоял посреди суетливой толпы и улыбался в тридцать два зуба.       Двести первый кадр получился превосходным! С этой радостной мыслью Лесли сделал еще шаг назад, споткнулся о бортик и кувыркнулся в фонтан вместе с камерой.       Лесли спасли, высушили, завернули в плед и отпоили красным вином, фотоаппарат, как ни странно, тоже уцелел. А раз никто не пострадал – можно за стол!       Было все: тосты в честь супругов, танцы на Центральной площади под каверы местных групп – играли плохо, но зато от души, песни в исполнении леди Мадлены, Леоны Грэм и Айми Стоун, братание лорда Гилберта и мистера Фрэнсиса Грэма, бурное изъявление дружеских чувств Питера Партриджа Донни Либницу и наоборот, нижний брейк от мэра Арчи Селливана, стихи со сцены от Кейси Валентайна – ужасные, по правде говоря, так как Валентайн их сочинил сам, но жутко трогательные, как и сам Кейси. Читал-то он их, прижимая к себе мисс Роуз. И, кажется, посвятил свои опусы ей же. Кстати, громче всех ему аплодировал Эрик Партридж...       И снова танцы: медленные, энергичные, снова медленные... Танго! Лео и Фрэнки зажгли! Впрочем, лорд Гилберт и леди Мадлена от них не отстали.       Торжественный вынос традиционного пирога, приготовленного лично тетушкой Айми. Целующиеся Олли и Питер... которые как-то незаметно снова куда-то исчезли. Но потом вернулись, да. Уже без бабочек, цилиндров и атласных поясов... носков.       Питер и пиджак где-то потерял, поэтому в финале вакханалии... то есть, торжества забрался на стол в расстегнутой до середины груди рубашке навыпуск и фальшиво, размахивая бутылкой вина, спел гимн рода Партриджей. Оливер, также не попадая ни в одну ноту, душевно подвывал супругу. После чего растроганный лорд Гилберт разрыдался на груди у Леоны Грэм.       Под занавес - фейерверк!       Второй день прошел не менее интенсивно и весело, чем первый. И можно было смело утверждать, что праздник удался! ***       Оливер и Питер отлично отдохнули и сейчас возвращались домой после двухнедельного путешествия.       - Дом, милый дом! – воскликнул Олли, покидая салон такси. И замер.       У калитки стоял незнакомый взъерошенный юноша в драных джинсах, черной футболке в обтяжку с надписью фривольного содержания, стоптанных кедах и большим потрепанным чемоданом в руках. И был он весьма примечательной внешности: темные, замысловато выстриженные волосы с длинной косой челкой, множество серебряных колечек в ушах, штанга в левой брови и гвоздик в правой ноздре, цветная, искусная татуировка в виде распустившихся кувшинок на шее, наглый взор темных прищуренных глаз, нос с горбинкой... характерной, такой же, как у... пухлые губы... рисунком напоминающие губы... Олли сморгнул: что за ерунда?       Парнишка тем временем поставил чемодан на тротуар, окинул изучающим взглядом сначала Оливера, затем – Питера. Глянул на смятое фото, вытащенное из заднего кармана, еще раз посмотрел на аристократа, широко улыбнулся, сверкнув ямочками на щеках, и задорно возвестил:       - Привет, миста Питер! Давай знакомиться! Меня зовут Джекки, и я твой сын... ...Продолжение следует...