Мертвый паук

Паучок приземляется к нему на окно. Опирается кончиками пальцев о подоконник, удерживая равновесие. Бесшумно соскальзывает в комнату. Уэйд знал одну кошку, которая так делала. Запрыгивала на столы в забегаловке, над которой он жил, быстро-быстро пиздила еду и съебывалась. Паучок не съебывается. Здоровается и кучкуется в противоположном конце дивана, как у себя дома. Скомкал подушку, под башку себе подложил. Уэйду видно голые пятки, испачканные кирпичной пылью. Приперся в трениках и футболке, типа тепло ему. То еще зрелище, наверно – Человек-паук, перелетающий с крыши на крышу в гребаной пижамке. Хорошо еще, что на небо в этом городе никто никогда не смотрит, и Питер попадает в это слепое пятно горожан. Хорошо бы он попадал в слепое пятно Уэйда. Хорошо бы его внимательные глаза, мягкий рот, чуть разведенные колени, темные соски под белой футболкой попадали в слепое пятно Уэйда. Хорошо бы хоть что-нибудь, связанное с Питером Паркером, попадало в его слепое пятно. Они смотрят передачу про пуму по Дискавери. Уэйд ставил на пуму, так что подбадривает ее неприличными жестами и матом. Питер ебашит в экран паутиной, когда «его» зебра проигрывает. Типа расстраивается. Уэйд устраивает ему ободряющий бойцовский захват. Питер ободряется. Просовывает свои пыльнокирпичные ступни ему под бедро. Уэйд знавал людей, которые в голову бы себе предпочли выстрелить, чем прикоснуться к нему, когда он такой. Без костюма и без маски. Вот как замерз, бедолага, раз на такие подвиги тянет. Иногда в такие вечера Уэйду хочется спросить, зачем он сюда приходит. Что, в Башне телика нету? - Что, в Башне телика нету? Паучок какое-то время молча таращится на него с таким видом, будто у Уэйда выросла еще одна голова. Нормальная. С носом, бровями и всякими такими делами. Потом какого-то хера краснеет, суетится и паранормально быстро сваливает. До Уэйда доходит, только когда за ним захлопывается рама. Вот тупой осел, это же очевидно! Зачем Паучок прилезает к нему по шестнадцать раз на неделе, почему никогда не хочет уходить? Блядь, да Уэйд бы тоже винтил из дома при любой возможности, если бы его воспитывал Тони Старк. В следующий раз, когда Питер заглядывает к нему в гости, выглядит он так, будто съел ежа и собирается вот-вот вытошнить обратно. Одет в страшно чистые джинсы и такой свитер, в каком Уэйд разве что к королеве-матери завалился бы. Мнется в дверном проеме. - Чего ты мнешься? – удивляется Уэйд. – Заходи давай. - Там-на-углу-рамен-открыли, - выпаливает Паучок. - Молодцы. - Я думал... - Снова чего-то краснеет. - Я думал, может. Того. Ну, сходить. Уэйд моргает. - Ну сходи. - Да блядь! – Питер закрывает лицо руками. Потом несколько раз дергает себя за вихры. – Я не в том смысле. - А в каком? Внезапно его осеняет. - А! Ты жрать просишь? Ну Паукан, ну твою мать. Жри конечно. Вон там пицца еще не зацвела. Консерву будешь? Питер издает странный звук и падает на диван. - Иди нахер, осел. - Сам пизда. В другой раз льет дождь. Паучок приходит сухой и через дверь. Наверно, приехал на подземке, как все нормальные люди. Шмыгает носом и покашливает, хренова бацилла. Копается в телефоне, пока Уэйд вырезает из газеты разные буквы секатором для проволоки. Ему надо написать шпионское письмо. - Хватит кашлять. - Иди в жопу. Уэйд пинает его, чтоб не распускался. Питер пинается в ответ. Не отрывает взгляда от мобильника, зато лыбится так, будто ему счастье немереное привалило, а не пинок в голень. Уэйд пихает ему свою ногу в несвежем носке под нос. Паучок выворачивается и пытается вмазать ему в ребра. Уэйд кидает в него секатор. Питер подцепляет читерской паутиной и кидает в него стул. Сосредоточенно сопя, они возятся на диване, окуная друг друга мордой в диванные подушки, а потом вдруг. А потом вдруг Питер оказывается сверху, тяжело дышит, пристально смотрит на двух розовых слизняков, которые у него вместо губ. А потом. А потом вдруг. Тем вечером Питер уходит домой с рассеченной губой и фингалом под глазом. Поделом суке! Хотел языком запихать Уэйду в рот свою простуду. Доходит до него однажды ночью. Оглушает резко и доходчиво, как железным кулаком под дых. Мало до кого не дошло бы, проснись он на собственном замызганном диване, в свете работающего без звука телевизора, присыпанный чипсокрошками, с дышащим через раз Питером Паркером, приклеенным к правому боку. Чужое бедро, трущееся о его стоящий колом член, и ладонь, вцепившаяся в футболку, добавляют картине убедительности. Засада. Подстава. Подослан. Шпион. Чего-то надо. - Чего тебе надо? Питер и вовсе перестает дышать. Ладонь ныряет под резинку боксеров, пальцы сжимаются на члене плотным кольцом. Питер скулит, хватает ртом воздух, как будто это его за хрен держат. Губы мусолят то, что когда-то было ухом Уэйда. Можно, конечно, засадить ему и только потом сломать конечности. Моральная компенсация. Но от этой мысли вдруг становится еще поганее, хотя, казалось бы, куда уж больше. В горле стоит и не сглатывается блядский горький комок. - Кто тебя послал? – спрашивает он, хватая Питера за запястье. Не получилось сломать. Не сможет, даже если надо бы. У него ж, блядь, любовь. Тьфу, пропасть. - Куда послал? – шепчет Питер. - Ко мне в доверие! Весело тебе было, сучонок? Живого человека приручать? Школьный проект? Или папочкин? Молодец, прилежный, много времени потра... ти... Питер целует его с остервенением крайне заебавшегося человека. Происходит что-то странное. Паучку пора сдаться. Он же его раскусил. Чего он не сдается. Чего не признается, что все это – от «Отстань, па, он мой друг. На своих посмотри!» до уютных пятничных бдений перед теликом – было одной большой подставой? Не может же быть, чтобы он это серьезно. Паучок, конечно, тот еще ментал кейс, но ведь не настолько. «Он же не может», бьется в висках, пока Питер шипит и сдирает с него футболку, вылизывает шею, сохранившийся сосок, шрамы под уродливой вмятиной бывшего пупка. «Он же не может», крепко заседает в голове, и Уэйд упорно думает эту мысль, пока его рука не оказывается в чужих волосах, а головка члена – в горячей, судорожно сжимающейся глотке. Одновременно думать и орать невозможно. Поэтому он отменяет думать. - Кто тебя послал? – на всякий случай еще раз пробует он, когда Питер оттирает рот ладонью и растягивается рядом. Бедром Уэйд ощущает теплое влажное пятно на его боксерах, прямо в промежности. Облился чем-то, наверное. - Дорожный патруль меня послал, - вздыхает Питер. – Просили передать, чтобы ты перестал тормозить.