0:0

Одно дело — скука, когда ты добился всего; у Хайнца на этот счёт свои туманные полусоображения, ведь добиться-то добился (додолбал), а вышло вот как. Скука. Могуществом упиваешься маленькими глотками, но вскоре понимаешь, что глотки кончаются — стакан пуст; и ставишь его на тёмную поверхность рабочего стола. Проще, конечно, наполнить стакан заново, однако никто и никогда (особенно невероятно злобные гении!) не ищет лёгких путей. И нет бы этот стакан поставить на пустой стол; стол забит отчётами нелицеприятного содержания: дети любят играться в игрушки. Хайнц их запретил. Дети любят побегать. Император Фуфелшмерц принудил ходить строем. Детям захотелось другого, дети взяли в руки оружие. И было бы, естественно, проще переломать им все кости, а после приняться за зачистку каждой семьи этих непокорных. Этого Сопротивления. Но проще не выходит не в какую. И Хайнц знает, почему. Лидер. Безымянный и неуловимый; прокрался на одну из Северных баз и украл карты близлежащих тоннелей. То, что этим пронырой являлся именно лидер, Фуфелшмерц понял с первого же обзора по прямой связи: слишком знакомые приёмы разделки нормоботов на запчасти. Лидер не показывается, лидер всегда в тени. У лидера нет слабостей. Но лидер здесь только один. И пора порешить это прыгающее по стенам и секретным ходам недоразумение. Его ловят на тысяча восемьсот двадцать пятый день правления Фуфелшмерца — полуюбилей; он не отмечает, но в голове пометку всё же делает (сегодня быть более приподнятым и менее церемонным). Церемонность ему не понадобится — так думает. Как бы не так; в одиночной камере, где по стенам зелёные неоновые блики, перекликающиеся с отблесками сирен от комплекции роботов-комендантов, очень сыро и зябко. И прохладно, надо сказать. Хайнц вмиг забывает о холоде, когда видит перед собой примерно сто семьдесят пять сантиметров рыжего растрёпанного нечто; и это нечто — девушка. Он слышал отчёт; он знает, что Лидер Сопротивления отпирался, как мог. Но по фуфеловским представлениям обычные девочки вроде неё сидят дома, боятся и прячутся, как и многие в Триштатье, по подвалам. Эта девчонка сидит на жёсткой койке и щурит глаза. Хайнцу нечего сказать; а её острый язык вдруг перестаёт функционировать. …побег занимает двадцать две минуты и пятнадцать секунд. Кэндэс ворует его наручные часы; Фуфелшмерц и Флинн — ноль-один. Вторая их встреча — это вспышка; бороться с режимом он позволяет. Великодушный Император, надо же. Надо же! А ему просто скучно. И даже детские вещи, что были утеряны и найдены с таким трудом, не радуют. Паровозик и паровозик. Стоит, пылится; теперь это склад для гелевых чёрных ручек. Скука пропадает ненадолго: покушение спланировано идеально. Хайнц бы даже похвалил её, если бы не был ранен в спину. Браво, Флинн, браво! А за семью не боязно? Она наверняка считает, что он не знает ни её имени, ни адреса. Она — инкогнито, даже в подпольном мире. Остальные оборванцы зовут её «сэр»; забавно, насколько же можно переоценивать эту девчонку. Но скука льётся за края; единственный глаз всё чаще хочет закрыться в дремоте, когда видит очередной Недельный Марш. Кэндэс не ловят. Кэндэс остаётся живой. До третьего раза. Проще, конечно, отправить её к Гузиму. Проще (да это абсолютная истина!) расправиться со всей её семьёй; милые-милые боязливые мальчишки, так не похожие друг на друга. Хайнцу было бы проще. Но после того, как он одержал верх над Перри, превратив его в киборга, ему убиться хочется от однообразия. Кэндэс Флинн невероятно умна и ловка; слишком рано повзрослевшая, возомнившая себя солдатом великого отмщения. Кэндэс Флинн всё ещё Лидер. А лидер всё берёт на себя: и неудачи, и провалы. И умалчивает то, что обычным солдатам знать не следует; рядовые не поймут. Она могла убить его, покончить с ним. Трижды. Но третий раз — и без толку. Они говорят; они огрызаются, но всё-таки это разговоры тех людей, которые плотно подсели на конкретный вид маленькой иглы под названием «борьба». В третий раз он просто «случайно» не запирает дверь камеры. Она «случайно» бьёт его не в живот, а в колено. Пожалуй, ничья. …идёт две тысячи сотый день правления Великодушного Императора. Кэндэс Флинн знает, что Хайнц Фуфелшмерц улыбается; потому что четвёртый раз будет гораздо интереснее. Счёт? Ноль-ноль.