Их история

— Замечательная погода сегодня, не правда ли? Мокрая от росы трава приятно холодила кожу. Солнце светило высоко в ясном небе, даря лучи и широкой цветочной поляне в нежной палитре, и двум путникам, собиравшим душистые травы. Легкий ветерок невесомо прикасался к щекам, поглаживая замысловатый на них узор. Изогнутые линии напоминали рога изящной галлы, но если к ним прикоснуться рукой, то почувствуешь не грубую шершавую кость, а мягкую, гладкую кожу Лавеллана. Денек и правда был прекрасный: свежий воздух хотелось вдохнуть полной грудью, а губы растянуть в лучезарной улыбке. Хотелось забыться и стиснуть в теплых объятьях человека, согревавшего эльфа одним лишь своим присутствием. — Я не понимаю, аматус, — Дориан сорвал душистую веретенку и положил ее в уже достаточно пышный букет. — Почему ты не поручил собрать травы местным травникам? Недавно я видел, как парочка таких «примерных работников» сидели на заднем дворе Скайхолда и пытались поджечь эльфийский корень! Из твоих личных запасов, между прочим. Павус сложил аккуратно сорванные цветы в плетеную корзинку, примявшую пушистую траву. — Знаешь, это было бы отличным наказанием. — Наказанием? — Лавеллан отвлекся от пестрого эмбриума и обратил внимательный взгляд серо-зеленых глаз на Дориана. Тот смотрел на запачканные землей руки и смешно фыркал, мило морщив нос. Инквизитор его любил. В клане все эльфы имели идеальный, ровный профиль. А маленькая горбинка на смуглом носу тевинтерца придавала ему непозволительный шарм. — По-моему, это весело. — Точно! Это ужасно весело! И поэтому сейчас ты да я скучнейшим образом собираем скучнейшие травы? Вдвоем. В смысле, ты даже не взял с собой ни Соласа, ни Коула. А ведь знаешь, Коул любит цветы! Бедный парень, он так засматривался на тот дымящийся эльфийский корень. — Ну же, Дориан, — Инквизитор ловко подскочил к нему, хитро улыбаясь, — неужели тебе не нравится? Ты, я, вдали от Инквизиции, посреди прекрасной поляны, усыпанной различными цветами, — он положил теплые ладони ему на талию. — Сегодня ветер напоминает твои прикосновения… Когда он легко обдувает мои руки, торс, щеки… У меня мурашки по коже. Инквизитор притянул Дориана слишком близко, а дыхание над смуглым ухом стало слишком обжигающим. — Вот это да, аматус, — горячий шепот Павуса заставил вздрогнуть, — неужели я слышу это из уст Инквизитора? Загорелые руки стали медленно спускаться ниже, задевая кожаные ремни и многочисленные железные застежки. — Ты это о чем? — Лавеллану потребовались все его силы, чтобы отстраниться. — Самое время плести венки! Не успело что-либо сорваться с мягких губ Дориана, как ему на голову надели пышный венок из красных цветков эмбриума. Аромат был слишком сладок. Как и улыбка Инквизитора. Он громко рассмеялся, так по-детски, что губы Павуса, вечно искаженные в наигранной усмешке, улыбнулись действительно по-настоящему. — А тебе идет! Настоящая орлесианская красавица! Может, нам стоит чаще собирать цветы вдвоем? Оно бы того стоило! Искренний смех разлился по поляне, словно ручей, журча и переливаясь. Шум листвы и его смех. Уединение с природой и с ним. Иногда Дориан задумывался: а не случайно ли все так вышло? Вся его жизнь — старинный замок, в котором неряха-слуга рассыпал череду неудач. И лишь только яркое солнце могло пробиться сквозь пыльные исписанные окна. Лавеллан взял в свои тонкие ладони смуглое лицо и мгновенно прижался пухлыми губами к губам Дориана. Словно глоток воды, словно кислород, словно магия. Все было так легко и не наигранно. Без бирок «Инквизитор» и «тевинтерский маг». Без штампов «война» и «храмовники». Без клейма «Инквизиция». Эльф лег на траву, словно на пушистую перину, а взгляд светло-зеленых глаз устремился в глубокую синеву неба. Синеву с кровоточащей раной на груди. Все стихло вокруг. Будто ветер, почуяв опасность, поспешил укрыться за прочной дверью родного дома. Разрыв в небе напоминал зловещий котел из человеческих сказок. Густое зеленое месиво кружило вокруг неизведанного, непонятного даже магам с седыми бородами и сединами. Лавеллан вздохнул. Метка отозвалась ноющей болью в центре ладони. — Я боюсь, — слова сорвались сами собой. Тишина, Лавеллан не хочет слышать тишину. Не сейчас. — Аматус, — Дориан тихо присел рядом, взяв пульсирующую болью ладонь в свою, — я знаю. Покуда я с тобой, ты в безопасности, помнишь? — Смуглый палец нежно погладил выпирающие костяшки. — Все будет хорошо. — А если я не справлюсь? А если… ничего не выйдет? Все погибнут. Мир погибнет. Ты погибнешь. Дориан, что тогда? Его левая рука сжалась в кулак от бессилия. На его плечи лег слишком тяжелый груз, который тянет вниз, словно повешенный на шею, поросший мхом булыжник. Павус крепче сжал его руку. Когда он делал так, успокаивая Лавеллана, боль, внезапно возникшая боль отходила на второй план. Тепло, словно от солнца, излечивало, проясняло мысли и дарило надежду. Лавеллан был безмерно благодарен судьбе за встречу с этим человеком. Иногда, когда мучила бессонница, Инквизитор всматривался в глубокий шрам, рассекающий ладонь. Луна светила ярко, пропуская серебряный свет через широкий балкон его покоев. И порой мысли «я должен сделать это, хотя бы ради него» не покидали до самого восхода солнца. — А тогда мне придется умереть с застывшим «аматус» на губах! А если бы кто-нибудь выжил, он бы точно сочинил про нас песню! Умерший маг из Тевинтера, чье последнее слово было о его любимом… И Инквизитор-мученик, до конца жизни скорбящий о своей потере… Ну, это в случае, если ты выжил, конечно. Интересно, какой бы мотив у нее был… — Ты думаешь, это смешно? — губы Лавеллана поджались в обиде, а по коже пробежались мурашки. От холода то было иль от страха? — Нисколько, — Дориан потупил взгляд. — Как бы ты себя не накручивал, я не дам тебе утонуть, запомни это. Мое плечо всегда будет рядом, а рука — всегда сжата в твоей. Даже если метка окончательно сойдет с ума и будет плеваться молниями направо и налево, я не отпущу. Даже не думай об этом. Шелест молодой листвы снова разнесся по хранящей молчание поляне. — Ну и ну, что за сентиментальные речи, Дориан! — Инквизитор с трудом отвел взгляд от неба и ласково посмотрел в серые глаза. — Магия ли? — Он мягко улыбнулся, придвинувшись ближе. — Всего лишь минутная слабость перед великим и страшным Инквизитором. Смуглые пальцы Дориана зарылись в светлые волосы, убирая непослушную челку. И ни на секунду не отпуская руку с совсем незаметно пульсирующим шрамом. Моменты, когда Дориан и Лавеллан наедине, вдали от сующих нос в чужие дела компаньонов и надоедливых церковников, Павус любил больше всего на свете. Пожалуй, Инквизитор был прав. Погода сегодня поистине замечательная.