Post scriptum

Знаешь, мне здесь порядком осточертело: воздух душный и затхлый, словно сжимает глотку изнутри; а ветра холодные и злые, пронзительные, как полнящийся ненавистью удар заклятого врага. Странное место ты выбрал. А впрочем, мне просто тебя не понять. Никогда не понимал. И сейчас не понимаю. И не хочу. Тебя понять невозможно, Падре. Твой выбор всегда за гранью моего понимания. Твои действия не поддаются моей логике. Хорошо. Я и не стану. Того, что я смог понять вполне достаточно, чтобы я был здесь и сейчас. Я просто снова буду вырывать из своего скупого нутра ошметки ощущений, придавая тем облик слов. А ты будешь слушать. Такая привычная уже схема, накатанная годами тропа, что свернуть и невозможно. Ты ведь выслушаешь меня еще раз? Возможно последний. Возможно мне все же удастся сбросить эти путы со своего порядком измученного разума? И тогда я смогу больше не приходить сюда в поиске того исцеляющего и успокаивающего, что прямо с небес да на буйную голову? Падре? Я не нахожу покоя. И нечем усмирить этот пропитанный ядом огонь внутри. Он выжигает нутро, медленно насыщает стенки ядом, пропитывает губительным составом. Но не убивает. Не может извести всего один болезненный клочок человеческого во мне. У вас, у смертных, это называется - любовь. А как это слово слетает с моего демонического языка, я даже понять не могу. Я и не хочу. Только мое собственное нутро меня не спрашивает. Я ведь уходил. Надеялся, что пройдет, забудется, растает в дыму преисподней, как таяло в нем все самое лучшее во мне. То немногое, чему научил меня этот мир. И ты. Но исчезало все кроме этого проклятого чувства, глодающего не плоть, но душу. Оно словно врезалось в самое основание, не желая отпускать своего, не позволяя себя выцарапать, выжечь, вырвать. Падре, я ведь никогда не считался с чужими жизнями, я хитростью и жестокостью истреблял города и изводил болезнями и войнами народы, смотря на людей свысока и смеясь. И не смог повергнуть в прах и растоптать всего одно нелепое чувство. Я грешен, да. Прости. А ты не любишь слушать о моей жестокости. Ладно. Я не стану об этом. Забыли. Знаешь, я был уверен, что поступаю правильно, когда решил, что будет лучше уйти. Я ушел. Я в общем-то и сейчас уверен, не смотря на то, что снова вернулся к тебе. Я ведь всегда возвращался на самом-то деле. Из раза в раз. К тебе. Неся с собой все, что нажил и пережил, пропуская через сито своих слов и запоминая лишь твои. Надеясь получить крупицу спасительной прохлады для воспаленного багровой лихорадкой ума и тепла для остывающего огня в груди. И даже мой окончательный уход не может таковым считаться. Я ведь все равно оказывался рядом. Волею ли судьбы, в которую я никогда не верил или влекомый промыслом каких-то иных сил - я находил, я наблюдал, я... Я боялся, Падре. О да, мы не похожи, тебе - раздать бы всего себя другим во благо, а мне - и целого мало для утоления эгоистичной жажды. Но не это меня пугало, а перемены, что случались с тобой за время моих отлучек. Ничто не вечно. Бессмертие - лишь сказка, придуманная отчаявшимися умами. Но все же мой век несоизмеримо долог. Пришло время и мне об этом подумать. Что было нужно мне, юному совсем еще демону, познавшему чужую кровь, не научившемуся спокойствию? Все. Или ничего. И выбор был сделан мной, как ты и говорил. Я в него верил. Верю. Я лишь забрал бы все до капли ничего не оставив взамен. Возможно. Быть может и нет. Ведь я и сейчас еще не знаю на что способно это треклятое чувство. Я научился, глядя на тебя. Но так и не смог перенести этого ни на одно другое существо. А ты... мне никогда наверное не понять твоего выбора. И почему из сотен тысяч заблудших душ, что тянутся к свету, ты пытался направить мою, неумолимо рвущуюся в бездну. Пожалел? Да и не жалок ли был тот мальчишка, что искал свои небеса на земле и в Аду? Не зная зачем. Не понимая самого себя. Раз за разом возвращающийся, подобно побитой и злой дворняге, к своему хозяину... Черт, Падре, неужели нельзя было выбрать не столь дурацкое место? На этом холме, открытом всем ветрам, я торчу как идиот. Узри, Господь, я жалок, мал и слаб. О нет, не нужно обвинять меня в богохульстве. Я просто думаю, что это забавно. И видно как раз хорошо - ни души окрест ведь. Падре... Что я несу? Возможно, так влияет время. Я скучаю. Говорят, что кого-то все дороги приводят в Рим. А все мои почему-то рано или поздно заканчиваются у могильного холма с одиноким крестом. Я не могу вспомнить того дня, когда ты исчез. Я не могу вспомнить, как смерть забрала тебя: в расцвете сил или стариком, шальным ударом судьбы или мирным последним сном. Я помню кроваво-алый закат и погибающее в собственном гибельном пламени дневное светило, последними лучами ласкающее холодный камень. Сколько раз я его видел? Мне и этого не вспомнить. Я просто снова здесь. Мне просто нужно.. поговорить. Пусть даже так. Но ты ведь слышишь меня и сейчас, я почему-то так думаю. И этого уже достаточно. Только ты не ответишь, как бы я не хотел услышать твои слова. Падре.. Как же мало оказывается мне надо, Падре. Если бы я только знал об этом раньше. Падре? ... Я не прощаюсь, Падре.