Дрожащие пальцы сжимают стрелу

Когда она сказала «нет», все вдруг поменялось. Ее отказ звучит четко и внятно, а стоит ее голосу стихнуть, остается слышно, с каким облегчением выдыхает Пит. Он грузно высвобождает из легких воздух и на мгновение прикрывает глаза. Она же отказалась. Она все еще сохранила себя. Чего нельзя сказать о нем. Хеймитч переводит взгляд на Китнисс и долго смотрит в ее наполненные злобой глаза, что направлены в сторону Койн. Старый ментор чуть заметно улыбается, глядя на потухшую Огненную девушку, и позволяет словам сорваться со своих потрескавшихся губ: - Я с Сойкой, - чеканит он. В мыслях Китнисс всплывает образ ее сестры. Она даже не думает о том, что могло бы случиться, окажись малышка Прим в тот миг среди взрывающихся бомб, охвати ее светлую косу беспощадные языки алого огня. Она бы ответила «да» и позволила детям Капитолия участвовать в тех испытаниях, среди которых довелось находиться и ей. Она бы не противилась своим гнусным мыслям. Зато сейчас понимает: дети не виноваты в проступках старших. На казни президента Сноу ее пальцы дрожат от страха. Она с ужасом глядит в змеиные глаза того, кто посмел отнять у нее покой. В глаза того, кто осмелился убить всю семью Пита, даже не вздрогнув от отвращения. Китнисс достает единственную стрелу из опустевшего колчана и кладет ее на податливую тетиву. Та прогибается под напором древка, лук изгибается, потянувшись тонкими краями к аккуратным пальчикам девушки. А потом острый наконечник со свистом разрывает воздух на части, проскальзывает сквозь сгустившийся солнечный свет и молчаливо пробивает свою цель – белую розу на лацкане пиджака Сноу. Алая кровь неспешной струйкой вытекает наружу, глаза деспота мутнеют и замирают. Теперь уже навечно. Взрыв аплодисментов и радостных криков будто погружает задержавшую дыхание Китнисс в воду. Она в недоумении смотрит на то, как бездыханное тело мужчины повисает на тонких цепях и склоняется над залитой кровью землей. Сойка не отводит взгляд. Сквозь звенящую пелену пробиваются наполненные ликованием вопли. А Китнисс молчит. Не двигается. Рука Гейла мягко опускается на спину девушки и подталкивает ту шагать в сторону. Вон с площади, подальше от толпы. И она поддается его напору, бездумно следует за парнем, но успевает бросить на Пита взгляд. Она еще не знает, что этот взгляд станет их последним. Зато он знает. Девушка возвращается в Двенадцатый уже спустя несколько дней. Она не думает ни о ком, кроме Прим. Ее маленькая сестренка, повзрослевшая так рано, безмолвно сидит рядом и слушает повисшую тишину. Не говорит. Просто не о чем. Китнисс, находясь в трясущемся вагоне, забывает про Пита. Забывает, что тот не поехал с ней, остался в Капитолии. Она не желает вспоминать его образ, не хочет видеть его во снах. И она не видит. Лишь по утрам, когда просыпается от собственного вопля, перед глазами стоит его светлый и чистый образ, наполненный добром и покоем, которого ей так отчаянно не хватает. Китнисс помнит, как весь тот свет, что скопился внутри него, вырывается наружу и медленно растекается по земле, пропитывая ее. Свет превращается в кровь. Но уже спустя несколько минут она забывает о сне, а в памяти остается лишь горький осадок. Проходят недели, Дистрикт пустует, и лишь Хеймитч с Прим помогают девушке не сойти с ума. Почему-то никто не думает, что в это же время у Пита никого нет. Ему приходится бороться без поддержки. Одному. Как всегда. Пит знает, что не нужен ей – у нее есть Прим и Гейл, который наверняка рано или поздно приедет к девушке с явным намерением заполучить всю ее без остатка, без шанса отдать хоть частичку кому-то другому. От этого парню еще хуже: его состояние ухудшается, ненависть вновь просыпается. Гейл и мать Китнисс приезжают в Двенадцатый ближе к осени, когда уже заканчивается зима, минует весна и лето. Когда золото чуть слышной поступью приближается к зеленеющей листве, охватывает ее чарующими переливами. Мир меняет цвета незаметно для Китнисс, но остальным остается лишь удивляться, как быстро утекает время. Хоторн все еще надеется вернуть замкнувшуюся в себе девушку, но та реагирует лишь на слова сестры. И вот, парень с печальным взглядом следит, как охотница медленно пробирается сквозь уже заваленные снегом деревья, как плавно она движется меж побелевших сосен. Он идет за ней не спеша, думая, что та не заметит. Но она знает, что он идет за ней. От этого пальцы, лежащие на тетиве, дрожат еще сильнее. - Уже год прошел, - как-то раз решается начать разговор Гейл. Китнисс чуть заметно вздрагивает от его голоса и сильнее кутается в тонкое одеяло. Яркие языки пламени безутешно танцуют в камине, не смеют замереть. Они отбрасывают блики на бледное лицо девушки, освещаю всю ее, и Гейл не смеет упустить момент: он любуется ею, запоминает ее образ именно таким. - Пора вернуться к жизни, Китнисс, - продолжает он, надеясь встретиться с ней взглядами. Но она не реагирует. Смотрит на огонь и вспоминает прошлое. Такое туманное, расплывчатое. Год прошел. Год назад она смотрела на то, как умирают невинные люди и ее друзья. Еще год назад она тихо плакала в подушку, гадая, что ее ждет впереди. А сейчас слез не осталось. Вернее, они есть, их еще полно. Но все, кто ее окружают, продолжают считать ее сильной и неподатливой. Все вокруг продолжают верить в непоколебимость Огненной девушки. И ведь мало тех, кому известна ее истинная натура: слабая и ранимая, доверху наполненная печалью и болью, тонущая в пучинах собственных страданий и памяти. Она не плачет, не желая показать ту себя, которой на самом деле является. Китнисс поклялась запереть свои чувства на сотни замков и несколько раз подумать, прежде чем открывать хоть один из них. Полтора года после войны пролетают незаметно, а Китнисс все еще ощущает эту разъедающую ее тоску. Но осознание того, из чего она исходит, приходит гораздо позже. Гейл следит за каждым действием девушки, вновь учит все ее привычки, запоминает идущие друг за другом действия. В его памяти запечатлеется каждая секунда прожитой ею жизни. Про свою он вновь забывает, пускает ее на ветер и позволяет той улететь куда подальше. Лишь когда он начинает понимать, что девушка начинает потихоньку возвращаться к нему, все вокруг рушится вновь. Третий год идет долго, тянется, как и прошлые два. Но только появляются первые признаки весны, возвращается тот, про кого уже все давно забыли. В мыслях Гейла уже давно не было его образа. Зато среди бескрайних размышлений Китнисс неустанно крутилась память о нем. Пусть и неосознанная, но она была. Лишь встретившись глазами с его взглядом, девушка понимает всю горечь своей тоски. Она была привязана к нему. К тому, кто столь долго был так далеко. Осознание приходит лишь в этот миг. Долгие два года, пролетевшие нудным бескрайним потоком, обрушиваются на нее и тонут в горячих объятьях. Его объятьях. Уже давно забытых, давно исчезнувших из ее памяти. И мысли эти вновь оживают, обволакиваю ее полностью и поглощают в своем нежном потоке чувств. - Я ждала тебя, - шепчут ее губы. Китнисс не чувствует странности, не ощущает незнакомства, когда начинает говорить с Питом. Она не могла позволить себе болтать с кем-то, кроме Прим, а теперь может. Гейлу становится еще больнее, когда слышит ее голос. Да, она говорит с ним, болтает обо всем подряд, гуляя в лесу. Но они оба понимают, с чем связана болтливость девушки. Только вот Китнисс об этом совсем не задумывается, чего нельзя сказать о парне. Он грызет свои нервы, терзает их, выворачивает душу наизнанку и будто искрится злобой на Мелларка. Ему обидно. Гейл спасал ее в самые страшные дни, самые жуткие моменты. Не Пит, а он. Мелларк был в Капитолии, находясь под наблюдением врачей. Но никто никогда не узнает, что на самом деле там происходило. Долгие два года неспешно проходили мимо него день за днем, день за днем. И страх, отчаяние, боль и тоска – все наваливалось на него одного, поглощая, втаптывая лицом в грязь. Питу было так больно, так страшно. Никто не приходил на помощь, никто даже не пытался вытянуть его из пучины ужасов и воспоминаний. Он кричал и плакал. А теперь слушает ее голос и понимает: все в порядке. Китнисс порой все еще забывает обо всех, запирается внутри собственной памяти. Пит иногда замирает, сжимает спинку стула и надеется отогнать от себя прошлое. Девушка трепетно хранит то, что было, парень наоборот: он отчаянно желает все забыть. Третий год ускоряет свой темп. Жизнь медленно протекает мимо людей. Китнисс оживает, это видят все. И Гейл не решается отказаться от той должности, что ему вдруг предлагают. Он уезжает во Второй, прекрасно понимая, что домой он не вернется. Возможно, когда-то в будущем решит навестить ту, которую оставляет. Но не сейчас. Трети год подходит к концу, четвертый скрывается в прошлом, да и пятый тоже быстро исчезает среди воспоминаний. Все вокруг меняется, мир обретает цвета, и страхи потихоньку покидают жизни людей. Китнисс начинает ценить то, что ее окружает: Прим, маму, Хеймитча и Пита. Тихими вечерами, когда кроме нее и него в доме никого не остается, они оба, наконец, чувствуют, что все вокруг налаживается. Они греются в теплых объятьях друг друга и мечтают лишь об этой тишине, что создается вокруг них в присутствии одного и другого. Проходит много лет, когда Гейл возвращается в Двенадцатый. Счастливый, наполненный радостью и весельем, он встречает тех, кого так долго не видел. Без единой прежней мысли обнимает Китнисс, только как подругу, как сестру. Пожимает Питу руку и улыбается, глядя на его искреннюю улыбку. Гейл знакомится с их детьми: такими похожими на своих родителей мальчиком и девочкой. Он остается в родном доме лишь на несколько дней, охотится с близкой подругой и видит, как ее тонкие пальцы, сжимающие стрелу, все еще подрагивают. А потом мужчина вновь покидает родной ему мир. Он спешит туда, где его, наконец, любят и ценят. А Китнисс, Пит и их дети вновь возвращаются к привычной жизни. Двое малышей бегают и играют, носясь по всему дому. Их же родители наоборот: молчаливо лежат в кровати собственной спальни и наслаждаются повисшим безмолвием. Теперь, когда прошло столько лет, все обретают покой, которого заслужили. И Китнисс все еще не решается подумать о том, что бы изменилось, окажись Прим среди тех взрывающихся бомб.