Год спустя

Есть что-то чудесное в летнем солнце, когда оно клонится к закату. Небо вдруг приобретает невообразимо легкий нежно-голубой оттенок и становится теплым, возможно из-за рваных перистых облаков теплого розоватого оттенка. В этот предзакатный час все обыденное неуловимо изменяется, представая перед глазами в совершенно другом свете. Трава на лужайке становится еще более сочной, скатерть на столе - еще более белой, а пейзаж вокруг - более ярким. И в каждой мелочи чувствуется лето. Гермиона сидела на краешке одного из покосившихся стульев, придвинутых к длинному столу, опустив взгляд в книгу, которую девушка держала на коленях. Подол ее небесно-голубого сарафана то и дело вздрагивал, ведомый порывами теплого ветра, а в ее мелких, непослушных кудряшках запуталось лето, сверкая солнечными бликами. Дверь, ведущая на кухню Норы, была открыта настежь, и во двор долетали отдаленные звуки голосов и громыхание посуды, а также совершенно волшебные запахи приготовленных Молли Уизли блюд. На лужайке то и дело появлялись люди: то Флер, ловко левитирующая к столу тарелки, то Артур Уизли, хозяйским взглядом обводящий двор, то Рон, критически оглядывающий стол и пытающийся прикинуть, сколько осталось ждать ужина. Гермиона подняла взгляд от книги, и он тут же, помимо воли девушки, скользнул далеко вперед, устремляясь за горящий алым пламенем горизонт. В этот момент что-то неописуемо сильное поднялось внутри Гермионы Грейнджер. Она набрала полные легкие теплого летнего воздуха и медленно выдохнула, наслаждаясь счастливым чувством, разливающимся по венам. Перед ней расстилалась поистине идиллическая картина, и молодая волшебница вдруг ощутила прилив нежности ко всему, что окружало ее в этот чудесный миг. Книга выпала из ее рук, но девушка не обратила на это обстоятельство никакого внимания, ведь это казалось совсем неважным. Звуки из дома стали громче на несколько секунд, до Гермионы долетели обрывки бурных приветствий. Волшебница моментально сообразила, что это Джинни наконец-то добралась до дома с вокзала Кингс-Кросс в сопровождении двух братьев-близнецов, и улыбнулась. Младшая из семейства Уизли в этом году закончила обучение в Хогвартсе. Вопреки всеобщим ожиданиям, она решила посвятить свою жизнь искусству, а не квиддичу. Кто бы мог подумать, что все эти годы Джинни тщательно скрывала свои выдающиеся художественные таланты! Портреты выходили из-под ее кисти просто волшебные, несмотря на то, что юная художница никогда не использовала магию в творческом процессе. Сейчас она заливисто смеялась в гостиной, вероятно от бури эмоций, охватывающей ее всякий раз при встрече с Гарри, особенно после долгой разлуки. Впрочем, это было взаимно. Было слышно и шутливое ворчание Рона. Он уже давно привык к отношениям сестры и лучшего друга, но все же никогда не упускал шанса подколоть парочку. Гермиона вновь втянула в себя побольше воздуха, будто стремясь впитать всю радость и беззаботность, витавшую в воздухе этим вечером. Она уж было хотела поднять с земли книгу, захлопнувшуюся без закладки, как неожиданно чьи-то теплые ладони игриво закрыли ей глаза, и девушка рассмеялась. Великолепное радостное чувство заполнило всю Гермиону Грейнджер без остатка, и наконец вышло наружу в виде мелодичного и такого искреннего смеха. Руки ее без труда нашли запястья того, кто стоял за спиной, и развели их в стороны. Юная волшебница повернулась вполоборота, опираясь грудью о высокую спинку скрипящего стула. Перед ней стоял улыбающийся молодой человек, с короткими и взъерошенными рыжими волосами, с большими и искрящимися голубыми глазами. Его улыбка была обворожительной, а рассыпанные по щекам веснушки очаровательными. Нежность, охватившая Гермиону по отношению ко всему окружающему, мгновенно увеличилась, как минимум, вдвое, а внутри взрывались фейерверки, такие же яркие, громкие и впечатляющие, как и прежде. Они смотрели друг на друга и молчали. Молчали и улыбались. Улыбались и любовались друг другом. И наслаждались красивым летним закатом, яркой травой на лужайке и медленно темнеющим высоким небом над их головами. И они были счастливы. Война закончилась год назад. С тех пор многое изменилось, и все встало на свои места, как часы, долгое время показывавшие неверное время, а потом отнесенные к часовщику. Стрелки приняли именно такое положение, которое всегда было правильным, но таким недостижимым. Ход времени теперь стал размеренным и ровным. В битве за Хогвартс Фред Уизли получил серьезное ранение, какое-то время грозившее летальным исходом. Неделю после битвы он пролежал в больнице Святого Мунго в бессознательном состоянии. На протяжении всей этой недели от его постели, помимо матери и брата, не отходил еще один человек. Гермиона Грейнджер помнила то утро смутно. Помнила залитое слезами лицо Джинни и собственное бешеное сердцебиение. Она помнила длинные больничные коридоры и воздух, свистящий в ушах от быстрого бега. Как в тумане перед ней до сих пор иногда представали образы окровавленных пыльных одежд и мятых белых халатов, а в нос по сей день временами ударял запах бинтов и крови. И каждый раз это неизменно вызывало паническую атаку. Ведь именно с того утра Гермиона начала страдать ими. В ту неделю она поняла, наверное, самую важную вещь в своей жизни. Ведь, в конце концов, именно она изменила все. Сидя на краю больничной койки и сжимая его ладонь в своих, Гермиона думала обо всем и, в то же время, ни о чем. В голове вспышками проносились все эти годы, рваные, будто старое, пыльное, но такое родное одеяло. Слезы то и дело наворачивались на глаза юной волшебницы, а в висках непрерывно стучало от нервов и бессонных ночей. Никто ничего не спрашивал. Миссис Уизли, сидящая по другую сторону кровати, временами лишь качала головой, бросая печальные взгляды на бледную девушку напротив. Джордж молча мерил шагами длинную палату. В ночь, когда Фред очнулся, его мать впервые за неделю забылась относительно крепким сном, сложив руки на холодном подоконнике и склонив голову к ним, а его брат дремал на жестком стуле у входа, поэтому первым, что он увидел, были блестящие в темноте карие глаза Гермионы Грейнджер. - Грейнджер, - хрипло произнес Уизли, и губы его тронула болезненная улыбка. - Ничего не говори, - сдавленно прошептала девушка, глядя в открытые голубые глаза парня. Теперь она точно знала - он будет жить, и от этого что-то внутри нее будто стряхнуло тяжелые оковы. Потом проснулась Молли Уизли, спавшая отнюдь не так крепко, как казалось. Она расплакалась, потом рассмеялась, а Джордж побежал за врачом. Палата быстро наполнилась людьми, светом и звуками, и в течение еще двух недель, пока Фред проходил реабилитацию в Мунго, ему и Гермионе не удавалось остаться наедине хотя бы на минуту. Неделя после выписки Уизли выдалась еще более напряженной. Состоялись похороны Римуса и Тонкс, а после них и неприятный, неловкий разговор Гермионы и Рона. И несмотря на то, что друзья сошлись во мнении о том, что поцелуй в Тайной комнате был не более чем случайностью, юноша все еще хмурился в присутствии подруги и пытался избегать ее. В сложившихся обстоятельствах выяснять отношения с Фредом девушке казалось неуместным, а потому каждый день разговор негласно откладывался на неопределенный срок. Но все же он был неизбежен. - Кажется, нам пора поговорить? - раздалось над ухом Грейнджер, в один из вечеров, когда она уединилась с книгой под тенью раскидистого тиса. - Кажется, уже давно, - с нежной улыбкой на лице девушка обернулась через плечо, ловя светлый взгляд смеющихся глаз. В тот вечер на кухню они вошли, держась за руки. Джинни, улыбнувшись, прижалась щекой к плечу Гарри, а тот не мог стереть с лица глупую ухмылку. Молли порывисто выдохнула и резко развернулась лицом к плите, в надежде скрыть от семьи наворачивающиеся на глаза счастливые слезы. Артур обнял жену за плечи. С тех пор прошел год. Боль от потерь притупилась, а мирное небо над головой успело стать привычным. Мирное, теперь так постепенно темнеющее. Над самым горизонтом протянулась побледневшая розовая полоса, а остальное небо медленно приобрело лилово-синий цвет, в восточной его части начинали появляться мерцающие огоньки звезд. На протяжении почти всего ужина он держал ее за руку, что уже успело стать традицией. Когда с основными блюдами было покончено, на стол медленно приземлились три больших блюда с фирменными черничными маффинами Молли Уизли, так любимыми Гермионой. Билл принес с чердака старую гитару и после бурных аплодисментов согласился сыграть какую-то невероятно красивую, старую мелодию, согревающую сердца всех присутствующих. Билл играл, Рон в своей любимой манере разговаривал с набитым маффином ртом, Джинни, Гарри и Флер смеялись над чем-то, Фред и Джордж обсуждали что-то, связанное с их процветающим теперь магазином, а Артур и Молли молчали и тепло улыбались, глядя на выросших детей. Рука Фреда легла на плечи девушки слева от него, и, в который раз за вечер, ее лицо озарила безотчетная улыбка. Переплетя свои пальцы с его, Гермиона слегка наклонила голову и незаметно для остальных придвинулась ближе. Ее голова покоилась вблизи его ключиц, и так она могла чувствовать размеренное биение сердца и ровное дыхание молодого волшебника. Ее обоняние улавливало тонкий, ненавязчивый аромат его парфюма, а слух - нежные звуки гитары, доносящиеся с другого конца стола. Воздух становился свежее, однако юная волшебница не чувствовала холода из-за теплого чувства, охватившего все ее существо. И в этот момент Гермиона Грейнджер могла поклясться, что она была частью по-настоящему сильной, действительно прекрасной магии.