~
В их квартире — чуть больше четырех стен и постоянный запах дешевого кофе. Здесь все любят утро. - Гарри-Гарри-Гарри, маленький солнечный мальчик, — щека Луи — к груди Гарри, и все на своих местах. - Лууу, — Гарри сонно улыбается, — маленький - ты. Он гладит Луи по волосам небрежно и медленно, как с утра гладят тех, с кем привыкли просыпаться. - Гарри, — ладошка Луи слабо сжимает ладонь Гарри, — прости. Бледно-зеленые глаза Гарри нежные и отстраненные. Он теснее прижимает парня: - Лу, все в порядке, ты же знаешь. Мы идем готовить завтрак, да? Это молоко и медовые хлопья в прозрачных чашках для бульона, мультфильмы на детских каналах и дурацкие новости в газетах. Это молочные поцелуи. В их квартире все любят утро.~
Вторник второй недели сентября, и они идут к заливу. На Гарри розовая толстовка с заячьими ушками и черные, потертые до седины, джинсы. Луи обернут в два свитера, черный снизу и серый сверху, его кроссовки заляпаны грязью. Прямо за ними — серые стены недостроенных многоэтажек, а впереди до того места, где начинается небо, все — вода, бесшумная, бело-голубая, только такая, какой ее видят они. Все очень просто, когда в руке Гарри рука Луи, и когда небо легкое и розовое. - Я бы хотел построить корабль. Настоящий. С большими белыми парусами. - И штурвалом? - Да, настоящим штурвалом. - О, капитан Томлинсон, возьмешь меня в плаванье? - Дурачок, ты же знаешь, что я отвечу. Отпечатки их ног на влажном песке соединяются, встают напротив друг друга и замирают. Солнце делает контур Луи персиковым, и когда он улыбается, Гарри кладет ладони на его щеки, и говорит «спасибо», так, как действительно стоит говорить это, если ты влюблен: без слов. Это Луи купил Гарри толстовку с заячьими ушами. Это Гарри натянул на него второй свитер. Они всегда оставляют в себе место друг для друга.~
Гарри возвращается в квартиру поздно вечером, и было бы хорошо не беспокоиться об этом, но он беспокоится. Свет выключен. - Луи? Ты спишь? — он полушепчет, снимая ботинки. Старший парень сидит на полу их спальни, свет окна делает все густо-синим. Перед Луи разбитый светильник, на его пальцах бледная пыльца, и слезы сделали его глаза красными. Гарри садится напротив и зовет: «Лу», но ничего не происходит. - Лу.. Луи, Лу, — он боится дотронуться, — малыш, посмотри на меня. Шатен поднимает голову, и в его глазах только осколки. - Гарри.. Я убил их. - Кого.. кого ты убил? Луи разжимает ладонь, показывая маленькие смятые тела мотыльков. Их крылья бледны так же, как и его запястья. - Где ты их нашел, Лу? - Я убил их. - Они были в светильнике? — Гарри поднимает осколок лампочки, держа его словно перо. - Да. Я убил их. - Нет. Нет, это не ты. Мотыльки летят на свет, ты же знаешь? — Луи мотает головой, до дрожи сжав ладони и веки, и Гарри обхватывает его лицо, придвигаясь ближе, — Они летят на свет, всегда. Они умерли, когда долетели до светильника, ты их не убивал. - Нет, ты не знаешь. Гарри, пожалуйста, прости, но ты не знаешь, ты не понимаешь, о чем говоришь, ты просто не знаешь. Это неправда, они не.. не умирали! Никто не умирает просто так! Это я, мне так.. мне так жаль. Я-я убил их. Гарри закрывает глаза, считает до трех и разжимает руки Луи, оборачивая их вокруг себя. Он чувствует пустоту там, где Луи прижимается к его груди, и это больно, потому что, сколько бы они не сражались, она всегда возвращается, забирая Луи по кусочкам. - Лу, я должен сказать тебе кое-что. Наш дом не всегда был здесь, так? Раньше здесь был лес. В нем никого не было, кроме мотыльков. Да, милый, это был мотыльковый лес. И однажды случился пожар. Лес начал гореть, и мотыльки разлетелись. Ничего не осталось. Люди построили дом на этом месте, спустя много-много лет. И.. Однажды мотыльки прилетели сюда снова, но увидели наш район, дома, квартиры. Сложно видеть такое, да? Лу, эти мотыльки.. Они покончили с собой. Они, знаешь, они понимали, что смерть близка и хотели умереть дома. И теперь ты нашел их. Лу, все хорошо. Они дома, и они счастливы. Луи молчит, его пальцы холодные, и на них все еще есть пыльца и тонкие полоски разорванных крыльев. И Гарри не ненавидит это, ему просто плохо, и все равно, зажжется ли когда-нибудь солнце, потому что в их квартире все, вроде как, любят утро, но оно словно пластырь на сквозной ране, оно — маленькая и большая ложь в чашке молока, и Гарри не хочет, впервые не хочет, чтобы утро наступало. И Луи молчит. И не двигается. И его руки даже не обхватывают спину Гарри. Но они все равно сидят на полу, потому что Гарри привык думать, что если он задержит дыхание и скрепит веки, обняв Луи, то сможет помочь ему. -Они покончили с собой? — это голос, ради которого Гарри выстрелит себе в висок. - Да, Лу. Это не твоя вина. - Тогда мы похороним их или.. - Похороним. Все хорошо. Мы идем спать? Они лежат в кровати какое-то время, пока рука спящего Гарри не опускается на простынь, потеряв талию Луи под собой. Часы показывают пять часов утра, Луи сидит на кухне со стаканом воды и бесформенным взглядом. Даже если утро все-таки наступит, он не проснется.~
Это не так хорошо, когда Гарри просыпается один, потому что он боится холодных простыней на второй половине кровати, но это еще ничего не значит. Он находит Луи на кухне со следами прошедшей ночи на лице, и обнимает его сразу же, садясь на пол рядом. Луи вцепляется в Гарри в ответ, не нежно, не легко, а отчаянно. С извинениями, безнадежностью и благодарностями сжимая его спину. - Хей, доброе утро. - Доброе. - Ты не спал? - Нет, — Луи отодвигается, смотря Гарри в глаза, — прости. - Лу, прекрати. Тебе надо поспать или.. ты хочешь есть? Луи кивает, и Гарри улыбается, получая грустную улыбку в ответ. - Давай приготовим панкейки? Мальчик не отвечает. Он не знает, почему Гарри здесь, рядом с ним, почему он предлагает ему приготовить панкейки, почему он даже не уходит, не бросает и не обижается после всего, что Луи сделал. - Гарри, я не.. Спасибо тебе. Спасибо тебе и прости меня. Я люблю тебя. Правда, так сильно люблю тебя. - Я тоже люблю тебя. Ты же знаешь.- Этот поцелуй, и эти сжатые руки, это означает, что они не потерялись. И что они включат музыку, будут готовить панкейки и справятся. Когда Луи взбивает белки, а Гарри нарезает бананы, и радио играет одну из этих дурацких утренних мелодий, и они спорят о том, кто будет стоять у сковородки, именно тогда они оба называют это домом.~
Но Луи не спит следующую ночь. Он не спит и потом. Он уходит на кухню или в прихожую, стоит напротив зеркала или смотрит на спящего Гарри, просто смотрит, не касаясь, не думая, не чувствуя даже. Луи держится, он знает, как маскировать то, что его тело сейчас распадется на кусочки от недосыпа. Но Гарри все равно узнает. Это происходит на третью ночь его бессонницы, когда Луи стоит перед окном на кухне с сигаретой и телефоном. Парень смотрит на небо, но в этом нет смысла: звезд все равно не видно. Его сигарета летает светлячком от губ и к губам, и, как маяк, привлекает Гарри, отчего-то проснувшегося и не увидевшего рядом с собой Луи. - Лу? Мальчик испуганно оборачивается, обнаруживая Гарри в одних боксерах и с беспорядочными кудрями, взбитыми подушкой. Ему нечего бояться, но он боится. - Что ты здесь делаешь? — Гарри кивает, смотря на зажженную сигарету, и Луи тут же крошит ее о блюдце. У них нет пепельницы, ведь Гарри знает, что Луи курит очень редко. Все эти ночи Луи курил. -Я.. Мне не спится. - Давно? - Ну, пару часов, с того момента как мы.. эм.. легли спать. - Нет, Луи. Давно? - С того дня, когда.. — Луи опускает голову, ладонями потирая лицо. Это поражение. - Ты должен был сказать мне, — тихо говорит Гарри. Луи жалеет, что затушил сигарету. - Лу, иди сюда. — Гарри заваривает две чашки чая и садится на стул. Когда Луи садится напротив, обхватив ладошками свою чашку, он продолжает, — Тебе нужно к врачу. Луи отворачивается, качая головой. - Нет, Гарри. Нет, пожалуйста, нет. Что-то произошло с врачом Луи, они говорили об этом. Но Луи никогда не рассказывал, что именно. Это были плохие воспоминания, которые он пытался оставить, уезжая в другой город. Здесь они с Гарри и встретились. - Мы пойдем к другому врачу. Тебе помогут. Луи, пожалуйста. Тебе это нужно. - Нет. Я не могу. Пожалуйста, дай мне время, и это пройдет. - Я просто хочу помочь тебе, — Гарри отрывает руку Луи от теплой чашки и берет ее в не менее теплую ладонь. Луи сжимает ее, грустно улыбаясь: - Я знаю. Просто дай мне время. - Ладно. Ладно. Что мы будем делать? Хочешь посмотреть фильм? - Гарри, тебе надо идти спать. - Но я не пойду. Все равно не смогу уснуть. Они смотрят «Заплати другому», и как только Луи, замечает, что глаза Гарри постоянно закрываются, он делает звук еще тише. Гарри засыпает у Луи на плече, холодным носом утыкаясь в сонную артерию, и как сильно Луи хочется заснуть вместе с ним. Но он не засыпает.~
Луи не пошел на работу. У него получилось поспать где-то сорок минут прошлой ночью, но этого мало. Его голова кружится, а ноги подкашиваются, но единственная вещь, которую он просит — не вызывать врача. И это пугает Гарри, который тоже остается дома. Луи выглядит больным. Глаза опухли и покраснели, под ними почти чернеют следы всех этих дней. Порой у него нет сил на то, чтобы держать кружку. Гарри должен обратиться за помощью. Находя Луи на кухне с уже остывшей чашкой чая, он готовится сказать, что они пойдут к врачу, но шатен опережает его: - Гарри, пойдем в кровать. - Что мы будем делать? — спрашивает Гарри, выливая холодный чай, и кладя руку на макушку старшего парня, мягко поглаживая кожу. - Посмотрим что-нибудь? Они не нашли ничего лучше мультика про пингвинов. Когда Луи прижимается головой к груди Гарри и закидывают на него свою ногу, младший мальчик обнимает его, выводя на плече невидимые фигурки. - Знаешь, Лу, многие мультики бывают гораздо поучительнее фильмов. Нет, бывают и глупые, типа того, дурацкого, про двух собак, помнишь? Но бывают и настоящие шедевры.. - Гарри? — перебивает Луи, — я хочу попросить тебя кое о чем. - Да? - Пожалуйста, просто не переставай быть таким. - Каким? - Расскажи мне обо всех мультиках, которые ты смотрел. Это важно. И Луи еще сильнее прижимает свою щеку к трясущейся из-за смеха груди Гарри. - Ладно, хотя мне уже стыдно. Так вот, о поучительных мультиках. Вот мы с тобой смеемся над Спанч Бобом, да? Луи нежно смеется, целуя руку Гарри. Нет и никогда не будет человека, которого можно полюбить сильнее. И пока на фоне все еще идет мультик о пингвинах, пока Гарри говорит Короле Льве, Русалочке, Корпорации монстров и Сиде из Ледникового Периода, происходит что-то прекрасное. Луи спит.~
Утро, когда Луи просыпается, проспав больше половины суток, кажется странным. - Я чувствую себя.. Как будто в огромном желе. - Желе? — Гарри смеется, стоя на стуле и пытаясь достать что-то из верхних кухонных ящиков. - Да, желе.- Луи пожимает плечами, опираясь на локоть и лениво поглядывая на задницу Гарри, одетого (как обычно) в одну черную футболку, — Большое клубничное желе. Вот как я себя чувствую. Все такое медленное.. и дурацкое. - Прямо как желе, — Гарри спрыгивает со стула, трясся в руках полупустую желтую коробочку.- Хлопья заканчиваются. Луи наклоняет упаковку, высыпая горки хлопьев в тарелки и заливая их молоком. - Купим еще. - Нам нужно придумать более разнообразные завтраки, Лу. - Но хлопья, Гарри! Те, что с кусочками клубники или шоколадные шарики. Медовые звездочки? Забыл о них? И набор в виде буковок, вот что мы купим. Пока я здесь, на завтрак всегда хлопья. У Луи ложка во рту, и щеки смешно раздулись, ведь он, конечно же, засунул в рот чуть ли не половину тарелки. Это мило, Луи милый и совсем такой как клубничное желе. И Гарри, не думая, говорит ему об этом. - Фу, Гарри, клубничное желе. Ничего противней придумать не мог? - Ты первый упомянул об этом. Я люблю желе, — кудрявый мальчик хитро улыбается и получает вымазанной в молоке ложкой по носу. - Тогда ты яблочное.- Луи наклоняется и слизывает молочную капельку с носа Гарри, и это должно быть чем-то странным, но совсем так не чувствуется.- Мы парочка противных желе, которых никто не ест. - Клубничное и яблочное? Что за банальность. - Заткнись и проникнись моментом, идиот. И снова утренние молочные поцелуи.~
Конец — это новостная строка, размноженная в зрачках Луи. «Школьный автобус, в котором было четырнадцать детей, внезапно слетел с обрыва, протаранив ограждения» Луи не слышит, не слышит, не хочет слышать колокольчики, но телевизор говорит: «Водитель и все пассажиры скончались на месте» И вот он конец. Луи шепчет «убийца, убийца, убийца», когда Гарри заходит в комнату. Он плачет, но его лицо остается неподвижным и безразличным. Его пальцы проходятся по зажившим шрамам на ладонях, вдавливая ногти так, чтобы вскрыть их снова. Гарри пытается сделать что-то. Он выключает телевизор, обнимает полупрозрачную фигуру своего парня, зовет его, но ничего не происходит. Он встает напротив и просит Луи просто сделать хоть что-то. Он кричит, громко выкрикивает «Луи!», отчаянно добавляя «пожалуйста», трескающееся на последнем слоге. Луи похож на призрака, и Гарри плачет все сильнее, потому что ничего не выходит. Каждый его вдох — это «Луи, пожалуйста», каждый выдох — «скажи что-нибудь». Его лицо красное, мокрое и совсем не человеческое. Все потому что он теряет. Луи двигается спустя час с небольшим. Он смотрит на Гарри, и в его глазах нет ни моря, ни неба, нет даже синего или серого, нет ничего. Он уходит куда-то, и Гарри снова опускает голову, размазывая слезы на щеках. На его втором всхлипе Луи возвращается с маленькой стеклянной баночкой. Он подносит ее к щеке застывшего Гарри, и как только внутрь попадет капелька, зажимает в руке. Гарри сидит с закрытыми глазами и трясется. Луи уходит.~
Гарри кажется, что с каждой минутой без Луи его сердце выскабливают изнутри чайной ложкой. Первые часы он думал, что Луи вернется. Гарри никогда не знал, сколько времени нужно Луи, чтобы согреться, но не сгореть, чтобы уйти, но не потеряться, чтобы успокоиться, но не, черт возьми, умереть. Гарри не был хорош в этом. Никто не был. Его легкие сжимаются при каждом шаге сквозь черный ночной город; уже стемнело, и Луи не появился. Он заходит во все места, которые мог заметить старший парень, и он ненавидит себя за то время, когда позволил часам идти и Луи быть где-то за пределами его рук. Гарри приходит домой под утро. Он думает, что будет просто сидеть и дожидаться рассвета, чтобы пойти за Луи снова, но, входя в квартиру, пугается сам себя: он кричит и пинает всю обувь в прихожей. Он скидывает куртку Луи на пол, по привычке думая о том, что его мальчику сейчас холодно. К черту это, к черту его мальчика! Он падает на разбросанную обувь, кроссовок Луи утыкается ему в спину. Ничего не происходит до рассвета. Ничего не происходит после. Пытаясь осмыслить то, что Луи не ночевал в их квартире, Гарри призраком ходит по комнатам, пока его пальцы сами не оказываются между страниц фотоальбома. Они украшали его вместе, Луи нашел на улице старые наклейки и сделал из них рамочку для фотографии, где они, разукрашенные под животных на фестивале, держат по мороженому в руках. Тогда пингвиненок поцеловал лягушонка, измазав черной гуашью его губы. Они счастливы на бумажках. Они были счастливы несколько дней назад, даже когда не ощущали это, когда думали о том, как голодны или как их достала работа, когда гуляли по одиночке, когда не виделись весь день: им не нужно было быть рядом, чтобы знать, что они вместе. Гарри захлопывает альбом. Он замечает рядом коробку, и, слишком любопытный, берет ее в руки. Гарри кажется, что внутри его разбитое сердце. Там фарфоровые осколки с застывшими дорожками крови, бритвы, ворохи вырезок об убийствах и несчастных случаях, листочки с одним лишь словом «убийца», искривленным от тысячного написания. Там рваные тела мотыльков с оставшимися на их крыльях кусочками земли. Последнее, что Гарри видит — это баночка с едва заметной прозрачной жидкостью на дне, на кусочке скотча, приклеенном сверху, написано «УБИЙЦА». Когда парень прекращает плакать, он выбрасывает это все. Гарри хочет только Луи рядом. «Только Луи, только Луи, только Луи» повторяет он раз за разом, крутя в руках посуду из их шкафчиков. Он знает, что только что разрушил?~
Он спотыкается о свой кроссовок, когда входит в квартиру. И плачет, когда видит Гарри. Луи бежит к нему через всю прихожую и прыгает на шею, опрокинув обоих. Гарри ударился затылком, но не настолько, чтобы отнять руки от талии, на которой им и место. Никто ничего не говорит, и кажется, между мальчиками не осталось и молекулы: их тела притягиваются сильнее, чем Земля и Луна. Если бы Гарри не выглядел опустевшим, а Луи — пустым, это было бы красиво. Ни слова, но они говорят. Это не поцелуй даже, схватки блестящих терзающих губ. Они не пытаются соединиться — они пытаются влиться, быть целым, пусть одной большой ноющей раной, пусть чем-то горьким, страшным и горящим. Сначала быстрый и губительный, их поцелуй стал напоминать диалог между двумя уставшими и давно искавшими друг друга путниками. Это то, кем они и являлись. Если бы все было немного драматичней, два парня остались бы спать на полу, один на груди другого, но Луи не хочет простуды для Гарри, а тот думает о том, чтобы побыстрее накрыть их обоих одеялом, завернуть ноги Луи в несколько воздушных слоев, прижать его к себе и сопеть на ухо. Гарри хочет, чтобы от Луи пахло их одеялом. Все начинает светиться, когда Гарри и Луи сплетают пальцы под одеялом. Все начинает мерцать, и, возможно, звезды уже горели раньше, но Гарри кажется, что в эту ночь они появились впервые. Луи зажег звезды Гарри снова, ведь только он мог это сделать.~
Следующий день начинается с того, что Луи опрокидывает тумбочку. Он кричит: - Зачем ты это сделал? Зачем? Зачем? Он кричит и не думает о спящем (уже нет) Гарри ни капли, Луи пинает мебель, раскидывая пару выпавших фотографий по полу. Гарри понимает, в чем дело, и не знает, что надо говорить. Он только садится в постели, с иголками в зрачках смотря на своего Луи, и только тогда парень замечает его. Его глаза красные и безумные. Он не говорит ничего. И происходит что-то не то. Гарри не знает, что случилось, но с этой секунды, с этого взгляда все идет совсем не так, совсем по-другому. Луи успокаивается и медленно подходит к Гарри, мигая слезами на нижних ресницах. Он целует его медленно, очень, очень медленно. Последний его выдох — взгляд голубых глаз в зеленые. И потом он убегает. Гарри кидается за ним сразу же, в футболке и боксерах, он понимает, что Луи не надел даже обуви, убежав куда-то босиком. Убежав от Гарри. Убежав, когда все пошло не так. Он бежит, когда в горле колет, когда не чувствует ног, когда задыхается от недостатка воздуха и переизбытка слез. Но ничего. Никого. Во всем городе за весь день Гарри не нашел его. Он знал, что не найдет, но продолжал бегать и искать, плакать и искать, сдаваться и все равно искать Луи. Но ничего. Гарри не видел Луи две ночи. На третий день ему позвонили, и это был не Луи. Гарри поехал в полицейский участок, чтобы узнать то, что, кажется, жило в его голове с их первой встречи. Он игнорировал это, как внутреннее сомнение, как тревожную слепую зону, не мешавшую рассмотреть Луи, но ложившуюся на него пленкой. Мысль о том, что Луи убьет себя, всегда была частью его любви. Это были недостроенные многоэтажки у залива. Гарри и Луи гуляли рядом. Целовались рядом. Луи сказал, что возьмет Гарри в плаванье. Может где-то, занесенный новыми песчинками, остался его след. Гарри будет искать. Он написал «убийца» черным маркером, но потом зачеркнул. Маленькими буквами, в каждой из которых догорают поодиночке последние звезды Гарри, приписано «я люблю тебя. я хочу, чтобы ты жил».~
По утрам Гарри кладет руку на пустую сторону кровати, чтобы обжечься об воздух. В его квартире не бывает хлопьев на завтрак.