Кэтрин сидит у меня на кухне и горько плачет, положив ладони на лицо и тем самым размазывая по нему свою тушь. Она поругалась с Томасом, и, как я поняла, он тут (практически, как и всегда) не причем. Кэт опять закатила Сангстеру скандал из-за какой-то глупости, а если точнее, то парень просто забыл сказать своей девушке о конференции, на которой побывает. Поэтому он и опоздал домой, где получил громкий скандал с битьем посуды и криками, которые явно слышало большинство соседей.
— Кэт… — я вздохнула, садясь напротив подруги. — Ты же знаешь, что вы не сегодня, так завтра помиритесь… Прекрати плакать, Томас тебя любит и не будет обижаться из-за такого пустяка…
— Это со стороны выглядит как пустяк, — девушка громко всхлипнула, — а я наорала на него не за что и разбила часть сервиза, который подарила его мама… Я такая дура!
МакНамара заплакала с новой силой, еще сильнее сгорбившись. Красивые рыже-золотистые локоны упали на ее плечи, прикрыв лицо, которое она так старательно закрывает ладонями.
Зачем ты прячешься от меня?
— Кэтрин, — я сглотнула, стараясь придать голосу как можно больше строгости, — убери руки от лица и посмотри на меня.
Рыжеволосая отрицательно замотала головой.
— Посмотри на меня, — повторила я.
Кэтрин еще пару раз всхлипнула, но все же убрала ладони с лица и посмотрела на меня такими красивыми… Такими
любимыми глазами. Я не знаю, сколько уже это происходит и на сколько меня хватит, но я уверена, что уже давно чувствую к Кэт что-то гораздо большее, чем дружба. А еще я уверена в том, что подруга с детства даже в принципе не может почувствовать ко мне тоже, что я чувствую к ней. Она любит своего Томаса, который иногда ведет себя как последний идиот.
О, нет, Кэтрин, пожалуйста! Только не плачь, не разбивай мне сердце своими слезами из-за человека, который даже твоего идеально-выкрашенного ноготка не стоит.
— Я прошу тебя, не плачь, — я отвела взгляд в сторону, стараясь не смотреть в ее золотисто-карие глаза, — у тебя такие красивые глаза, слезы тебе совсем не идут.
Я улыбаюсь. Опять искусственно улыбаюсь, потому что на самом деле мне хочется плакать точно также, как и подруга…
Подруга.
Поэтому я ей и не говорю. Боюсь, что если девушка узнает о моих глупых и наверняка невзаимных чувствах, то я навсегда потеряю ее. Не смогу быть даже другом.
It was a long and dark December
Это был долгий и темный декабрь...
From the rooftops I remember
Я помню, с крыш наметало
There was snow, white snow
Снег, белый снег.
Clearly I remember
Отчётливо помню,
From the windows they were watching
Как они всё смотрели из окон
While we froze down below
На то, как мы замерзаем...
When the future's architectured
Когда будущее строится
By a carnival of idiots on show
Кучей идиотов-показушников,
You'd better lie low
Тебе лучше не высовывать нос...
If you love me, won't you let me know?
Если ты любишь меня, просто дай знать...
— Извини, Элли, — Кэтрин вздыхает, еще пару раз всхлипнув и окончательно успокоившись, — я и правда что-то раскисла. В конце концов, сколько раз мы уже так ругались? Наверное, я лучше пойду посплю.
Вот
она. Моя вечно рассудительная малышка, которую я так люблю. МакНамара молча встает со стула и идет прямо в комнату для гостей: она знает, что в любое время дня и ночи может прийти в мой дом и найти у меня защиту. Найти человека, который ее
любит. Томас — первый парень у Кэтрин, и самое смешное это то, что я их и познакомила на своём Дне рождения. Кто же знал, что Кэт втрескается в него по самые уши? Втрескается
как я в нее.
Ну, почему? Почему все так сложно? Почему невзаимная любовь выбрала меня? Почему не кто-то другой?
Быть влюбленной в свою лучшую подругу очень тяжело. Особенно, когда у нее есть парень. Особенно, когда он
охренеть какой офигительный абсолютно идеальный для нее. Когда они ругались, мне так сильно хотелось, чтобы это было в последний раз. Чтобы они расстались. Мне ужасно стыдно за это перед Кэт. А еще стыдно за то, что я постоянно врала ей, когда утешала и говорила, как мне жаль.
Мне ни капельки не жаль.
Но я сполна искупила свою вину, каждый раз помогая им помириться. Глупо? Безусловно. Возможно, даже лицемерно, но это не так. Мне больно видеть, как она страдает. Лучше уж страдать самой, чем позволить этим глазам, которые так похожи на два маленьких солнышка, грустить. Да она вся похожа на солнышко.
Мы вместе с первого класса. Я помню, как прямо перед Линейкой ее темно-синяя лента, которой была завязана коса, порвалась. Кэт так плакала, что даже какие-то мальчишки прекратили дурачиться и с интересом рассматривали девчонку, даже сочувствуя ей, что-ли? Моя мама тогда увидела это и зашила эту ленту. С тех пор наши мамы и мы сами очень близко дружим.
Но я умудрилась все испортить и влюбилась в эту милую рыжую девочку с косичками, которые потом превратились в длинные золотистые волосы. МакНамара не знает, и я не хочу, чтобы она когда-то об этом узнала.
Я боюсь ее потерять...
***
Сегодня очередное утро, когда я, Элизабет Гиллис, проснулась в слезах. Глупая. Наивная. Будто если мучать себя этими мыслями, то я вдруг проснусь в объятиях той, кого люблю? Нет. Конечно, нет.
Я воткнула ноги в тапки и поспешила на кухню, чтобы скорее приготовить завтрак. Не хочется, чтобы Кэтти даже нормально не позавтракала. У нее, наверняка, будет тяжелый день.
— Эй? — я удивленно открыла дверь кухни, обнаружив около плиты подругу, одетую в белую огромную футболку и домашние шорты. Да, я разрешила ей еще и брать мою одежду. Даже без косметики, в такой бесформенной одеждой и с лохматой головой она самый красивый человек, которого я когда-либо видела в своей жизни.
— Доброе утро, — Кэт улыбается так, будто вчера не рыдала прямо на этой кухне. Она такая
сильная.
— Доброе... Но... Я сама могла приготовить завтрак, зачем ты встала так рано, милая?
— Мне не трудно, да и я должна же хоть как-то отплатить тебе за то, что ты для меня делаешь... — моя рыжая девочка вздыхает, выключая газ. — Стоп... Милая? С каких пор ты зовешь меня «милой»?
Я прикусила щеку изнутри. Дура. Неужели трудно следить за своим языком?
— Оговорилась, — я махнула рукой, нацепив дежурную улыбку.
— Подружку себе завела? Или же... Не просто подружку? — Кэтти смеется, и я клянусь, что готова душу дьявола продать, лишь бы слышать этот смех как можно чаще.
— Сама то слышишь, что несешь? — я закатывая глаза. Врать этому чистому и невинному ангел как-то аморально.
— Слушай, Эл, — она садится за стол, — я тут подумала... Давай сегодня сходим куда-нибудь? Развеемся? Мы так давно нигде не были вдвоем, чисто женской компанией.
Конечно... Ты же везде таскаешься с Томасом. Или, как ты там его зовешь?
А вот это правда глупо. Давай, еще и разозлись вместо того, чтобы попытаться хоть как-то побороться за свои чувства.
— Давай, — я улыбаюсь. Сегодня я ей скажу. Лучше уж так, чем никак.
Что же я делаю?
