На Старой Таможне

Перчатки Смерти – совершенное, прекрасное оружие. Но у них есть один недостаток, в известных обстоятельствах весьма существенный. Их владельца видно со всех сторон. Заклинания невидимости на Перчатки не действуют, а даже если бы действовали – все равно по вспышке в момент работы вычислить местоположение не составляет никакого труда. Весь первый год Эпохи Кодекса Лонли-Локли размышлял, как бы устранить этот недостаток своего оружия, но так ничего и не придумал. И уже вряд ли придумает – как известно, мертвых интересуют совершенно другие проблемы. Здание Старой Таможни – имперски-вульгарный, огромный, роскошный особняк эпохи Королевы Вельдхут – заволокло вонючим дымом. Вспышки заклинаний тут и там ударяются об стены, Смертные Шары потрескивают и разливаются волнами меркнущего света. Откуда-то летит волна пламени, набирает ход, дыбится – и с шипением исчезает, столкнувшись с наколдованной Мастером Пресекающим стеной воды. Он устал, он здесь уже не первый час, и попросить о помощи некого. Джуффин, Тотохатта и даже Ренива – все они сейчас в здании Порта, и уж точно не прохлаждаются. Лонли-Локли даже не думает о том, чтобы послать кому-нибудь из них Зов. Потому что отвлекать в момент опасности – последнее дело, а если бы кто-нибудь освободился – и так уже пришел бы ему на помощь. По крайней мере, ему нравится так считать. В конце-концов, какая разница, где умирать, когда давно уже живешь в долг? Хотя, конечно же, погибнуть при исполнении обязанностей, защищая покой столицы, куда достойнее, чем во сне, не справившись со своими Магистрами. Пригнуться, прянуть вбок, вскинуть левую Перчатку: синеватая искристая вспышка озаряет чью-то фигуру в маске и со вздетыми вверх руками. В руках – стеклянная сфера, от которой распространяется густое маслянистое свечение. Лонли-Локли не имеет ни малейшего желания на собственной шкуре узнавать, как именно все это действует. От мятежника остается только пепел, маленьким смерчем закручивающийся от сталкивающихся потоков магии. Остается только удивляться, почему власти до сих пор не уничтожили эти склады конфискованных артефактов, хранящихся здесь и в портовых доках. Хотя чему тут удивляться: наверняка были бесконечные согласования, вечные передачи табличек от управления к управлению, а также любопытство вездесущего Нуфлина, которого камрой не пои, только дай прибрать к рукам дюжину-другую якобы бесхозных орденских секретов. Вот только не один сэр Джуффин умеет складывать полудюжины, регулярно и безрезультатно отправляя в орденскую канцелярию прошения об уничтожении опасных хранилищ, пусть даже совместно с представителями Семилистника! Мятежные магистры из распущенных или уничтоженных Орденов тоже не успели забыть, где именно находится то, что изъяли из подвалов разрушенных резиденций. Все это здесь, у него за спиной, и в иное время ему и самому было бы интересно попробовать разобраться с этими удивительными предметами... Но не сейчас. Сейчас собственная жизнь представляется куда более важной и удивительной, но думать об этом некогда. Уйти отсюда он не может, а первый и второй щиты трещат уже вполне ощутимо. Плохо. Мятежники снова идут в атаку – воздух становится густым и плотным, пол подрагивает под ногами, и Лонли-Локли на шаг отступает, пытаясь разглядеть, что именно выпрыгнет, или выползет, или набросится на него из-за поворота. Боль, хлестнувшая спину раскаленным прутом, оказывается весьма неприятной неожиданностью. Точнее, смертельно опасной неожиданностью, поскольку это со всей очевидностью означает, что его снова обошли сзади. Значит, теперь действительно конец. Он бросается в другой конец зала, выгадывая себе несколько мгновений, оборачивается, надеясь успеть убить тех, кто подкрался сзади, но не успевает. Раздается вскрик, кто-то в разодранном бордовом лоохи валится к его ногам, а следом вырастает другая, радостно хихикающая фигура. Сияние Перчатки Смерти озаряет очень знакомый силуэт: несколько дюжин лоохи одно поверх другого, белоснежные длинные волосы и глаза с кровавым отблеском. Коба без всякого страха смотрит на то, как Смерть на Королевской службе в последний момент отводит руку, испепеляя толстенную колонну, и ухмыляется: – Смотрю, и у тебя тут горячо, и сам ты парень горячий, аж дымишься. – Что? В этот миг боль и отвратительная смесь запахов горелой ткани и собственного паленого мяса вламываются в сознание, но некогда, некогда... Щит прогибается под докатывающимся из коридора очередным ударом. Шурф поворачивается, чтобы прикрыть своим щитом и Кобу, и вдруг чувствует, как горящей спины касаются чужие пальцы, останавливающие въедающееся в плоть пламя. – Что там? – Ребра на месте, – лаконично отзывается старейшина портовых нищих. – Одно я даже, кажется, вижу. – Это не может не радовать, – светски-вежливо отзывается Лонли-Локли. Понятно, конечно, что Коба пошутил, однако, судя по ощущениям, - ожог должен быть изрядный. И тут спине становится прохладно, а боль исчезает. Совсем. Секреты и обычаи муракоков: нигде не записаны, а жаль. Разве что Кобу расспросить. Потом. Если выживут. – Коба, – коротко зовет его Лонли-Локли и умолкает, потому что становится не до разговоров. Заклинания мечутся туда и сюда, дальние стены то и дело озаряются синеватыми вспышками, и сзади тоже что-то происходит, но нет возможности обернуться и посмотреть. – Чего хотел-то? – наконец доносится из-за плеча. – Здесь опасно, – Лонли-Локли изо всех сил пытается втиснуть в эти два слова все остальное: просьбу уйти, неумение принимать чью-то помощь, нежелание рисковать чужой жизнью там, где он должен рисковать исключительно жизнью собственной. – Да ты что, – фыркает Коба. – А мне-то казалось, вы тут так развлекаетесь, господа чародеи. Дай, думаю, пригляжу, чтобы заначку никто, значит, с собой не прихватил. Лонли-Локли против воли усмехается, а потом им снова становится не до разговоров. Мастеру Пресекающему невероятно интересно – какие заклинания применяет Коба, потому что из-за спины то и дело доносятся звуки боя, а потом чужие плечи успокаивающе толкаются куда-то ниже лопаток. Значит, жив. Справился, да не с портовыми пьяницами, а с Мятежными Магистрами. Расспросить бы. Страшно даже подумать о том, что будет со Стержнем Мира после сегодняшнего. Реальность норовит разломиться, разъехаться треснувшими льдинами, высвобождаемая магия шумит вокруг, потрескивает на кончиках пальцев. Под ногами начинает оплавляться каменный пол, а Лонли-Локли, увлеченный боем, забывает о своем добровольном помощнике, пока его не толкают локтем куда-то в бок: – Твою почтенную матушку! Я летать не умею!!! Шурфу приходится пригнуться и очертить вокруг них обоих очередной щит, над головой пролетает вспышка заклинания, на которую Коба отвечает с азартным «И-й-йех!», слепив светящийся красноватым шар прямо из воздуха и пульнув его в ответ, словно ком грязи. А потом старейшина портовых нищих вцепляется в Мантию Смерти, не давая подняться. Что-то распарывает воздух, правая Перчатка опаздывает всего на полмига, и Коба с коротким ругательством валится на пол. Только в Ордене Решеток и Зеркал делали такое оружие, повинующееся воле владельца: для того, чтобы его использовать, не нужно было обладать ни ловкостью, ни силой. Оно само находило цель. Короткая обманчиво-ажурная, почти игрушечная рукоять торчит у Кобы между ребер слева. Шурф припадает на колено, локтем отбрасывает чужие руки, тянущиеся вытащить кинжал из груди. Красные глаза муракока смотрят на него с какой-то детской надеждой, совершенно неожиданной на этом цинично ухмыляющемся лице. – Мне нельзя умирать, – тихо говорит Коба. – Тогда все они тоже умрут. Да, муракоки. Множество жизней в одном сознании. И сейчас уж точно не время спрашивать – есть ли у этих жизней физические тела. Да и какая разница. Лонли-Локли сдирает с себя Перчатки, отбрасывая их чуть в сторону: вопиющее нарушение всех мыслимых правил, но сейчас некогда соблюдать эти правила. Чужая кровь выплескивается на пальцы – горячая, словно дымящаяся. Клинок рвется туда, вглубь, спешит впиться в сердце, с громким хрустом раздирает мышцы между ребер. – Терпи, – коротко бросает вслух Шурф. Пальцы вонзаются в плоть, разрывают края раны – успеть! – кость ломается с громким треском, порванное легкое плюется кровавыми пузырями. Где-то под ногтями бьется, пульсирует живое, вздрагивающее, беззащитное сердце – и острие клинка впивается в опередившую смерть ладонь. Лонли-Локли замирает: рука дрожит от напряжения, чужая воля и наложенные на металл заклинания сражаются с его собственной волей. В осыпавшийся дверной проем заглядывает кто-то из мятежников и радостно машет другим рукой. Не успеть. Даже Темным Путем. Целитель отвечает за жизнь больного, и никак иначе. Сэр Джуффин Халли, грязный и почему-то в саже, возникает из ниоткуда и глядит на открывшееся зрелище с умилением любящего дядюшки. – Я думал, он тут воюет в поте лица, а он подзакусить решил! Сейчас Мастер Пресекающий так рад видеть своего шефа, что даже не досадует на глупую шутку. Джуффин чертит что-то рукой, воздух подергивается сияющим маревом, рассыпается на мириады лучей-кинжалов и с жадным воем устремляется в коридор. – Помочь тебе, сэр Шурф? Лонли-Локли молчит, прикрыв глаза. А потом резко выдергивает кинжал и отбрасывает в сторону. Джуффин тут же произносит заклинание для расщепления материи. Коба дышит, и это самое главное. Белые волосы измазаны кровью, кровь ручейком стекает с рун на ногтях, пропитывая все сколько-там-дюжин лоохи. Мастер Пресекающий быстро и четко, словно на экзамене, читает исцеляющие заклинания, и влажно пульсирующее алое нутро срастается, подергивается закрывающимися мышцами, сползающейся кожей. По хорошему, пациенту после такого грубого вмешательства хорошо бы поспать, но вряд ли сейчас это будет благоразумно. Джуффину нужна помощь, да и покой, предписываемый всеми авторитетными целителями, в данных обстоятельствах представляется весьма сомнительным. Поэтому Шурф осторожно касается лба старейшины нищих ладонью другой руки, и красные, словно тоже напитавшиеся кровью глаза, немедленно открываются. Мгновение Коба оценивает ситуацию, а потом хмурится: – Парень, тебе жить надоело? Кровь муракоков ядовитая! – На меня не действуют яды, – рассеянно отвечает Лонли-Локли и вглядывается в зрачки своего невольного пациента. – То есть ты поковырялся в моих потрохах, а тебе за это ничего не будет? – Ему будет выговор, что отвлекался на всякую ерунду при исполнении служебных обязанностей, – радостно сообщает оказавшийся рядом Джуффин. – Тогда ладно, – удовлетворенно выдыхает Коба и оглядывается. – Как выговор вкатят – приходи, напьемся вместе. – И ты расскажешь мне о своем народе? – берет менкала за рога Лонли-Локли. – Придется, – вздыхает Коба и осторожно пробует сесть. – Не спасибо же тебе говорить, в самом деле. Но могу заплатить. Шурф качает головой. Он уже успел изучить Кобу и знает, что тот вовсе не хотел его оскорбить. Просто думает именно такими категориями. Ну или делает вид, что думает, играет с судьбой в поддавки. – Жизнь дорого стоит, – наконец отвечает мастер Пресекающий. – А для меня знания дороже денег. – Ничего-то ты, парень, не понимаешь, – недовольно говорит Коба. – Это точно, – соглашается Джуффин и взглядом показывает на так и валяющиеся рядом Перчатки. Из коридора снова доносится приближающийся шум, но Мастер Пресекающий уже не думает о смерти с подобающим смирением. Ему еще надо будет записать все сведения о муракоках. Между прочим, подобной информации нет даже в библиотеке Королевского Университета.