Под его ногами

Ее острые коленки ударяются о бетон, и вот она уже перед ним, на полу. Он сжимает челюсти, поднимает взгляд вверх, безошибочно считая, что небо способно подсказать, как ему успокоить женское существо под ногами. Она ревела. Захлебываясь слезами. Он ненавидел истерики. Он ненавидел сейчас весь женский род. И это женское существо сейчас было буквально под ногами. Жалкая. Оплакивает свою жизнь. Свое будущее. Хоронит себя под ногами Учиха Мадары. Это существо хочется раздавить, чтобы уже не слышать мерзких причитаний. Как будто ему не больно. О, подлый клан Узумаки подсунул Учиха Мадаре подменыша. Не Мито, договор на которую был заключен чуть ли не целую вечность назад. Та опозорилась, убегая к своему любовнику. К Сенжу Хашираме, к его лучшему другу. Наплевав на все. Одаривая своего жениха клеймом позора. Но в порядочных семьях так не принято. И вот Учихе приволокли буквально за волосы старейшины какую-то девчонку. Она копия его нареченной. Зареванная, бледная. Стонет о каком-то Минато, умоляет одуматься. Такие же красные волосы, длинные. Но абсолютно чужой человек. Учиха был искренне влюблен в Мито, подменыш не годится. Но и отказаться от Узумаки мужчина из рода Учиха не может. Это уже его личное оскорбление будет. По договору — ему лишь обещали женщину Узумаки. А она ревет и захлебывается, прекрасные волосы спутываются. Прекрасное лицо искажается гримасами боли душевной. Их женят в этот же день. В страхе, что Учиха передумает. Узумаки не желают терять такого союзника. Девчонка чуть ли не в обморок падает. А старейшины убивают несчастную буквально взглядом. Испепеляют. Мадара брезгливо на них смотрит, это похоже на какое-то жертвоприношение. Учихе мерзостно. Когда все выполнено, новоявленный муж сплевывает под ноги родственничкам. Кушина впервые осознанно смотрит на человека, которого ей навязали. Тот расплывается черным пятном перед глазами. Мрак — высокая, лохматая, темная, суровая фигура. Страшный он, не то, что ее солнечный Минато. День и Ночь. И Ночь эта перед ней грозила кишащими чудищами. Черная машина везет их в дом Учихи. Стеклянный взгляд новоявленной жены раздражает. Мадара еще долго не дотронется до этого абсолютно чужого существа. Это не Мито, черт бы ее побрал! Нет, ну, надо же, в самую последнюю минуту сбежала к его лучшему другу! На удивление себе, на Хашираму Мадара не злился. Его жена, это хрупкое мертвенное существо, держится еле-еле. И не думает эта девчонка, что Мадара лишился тоже сегодня любимого человека. Правильно, никто и никогда не подумает, что Учиха может переживать. Учихи же как холодный мрамор — для могильных плит. Жена плетется за ним, убитая изнутри. Мадара лишь презрительно кривится. Живая подачка от Узумаки походит на жалкую подделку. Какая насмешка. Учиха останавливается в прихожей. Девушка по стене сползает. У нее внутри похороны. У Мадары — конец света. — Если тебе станет легче, то я Мито тоже любил, — он это плюет под ноги той, что сейчас буквально под его ногами. — Не легче! — на взрыд. Ей плевать на него. У нее мир расщепляет на атомы перед глазами. — Замолкни! — рыкает на нелюбимую незнакомку. Люто и ненавистно. Какая же она чужая, пусть и копия почти его любимой Мито. Та замолкает и ненавистным взглядом буквально ударяет по мужчине, которого видит, может, раз третий в жизни. Последняя в встреча была на помолвке троюродной сестрицы. Кушина помнит Учиху. Помнит тяжелый темный взгляд этого могущественного человека. И Мадара встречает ответное презрение, ураганище бешенства. Он хмыкает. Ну, хоть не тряпка ему попалась. — Лет тебе сколько? — Восемнадцать. Двенадцать лет неизвестности абсолютной. Двенадцать лет разницы. Маленькая, хрупкая. Мадаре абсолютно все равно, что у него жена — не девственница. Унижать ее еще больше — не хочется. Не хочется пачкаться о девчонку, сама виновата. Может, ее уже обрюхатили. — У тебя есть любимый человек, ты носишь под сердцем его ребенка? — Учиха не имеет права воспитывать чужих детей, вот это будет реальным позором. Придется делать аборт. Девчонка вздрагивает, что от пощечины, и ярый взгляд ненависти обрушивается на Мадару. — Я — не Мито, не блудила до брака! — это выплевывается люто и злобно. Вот и Мадаре прилетело. — Не кричи, и так тошно, — тяжело вздыхает и начинает растирать переносицу. Он идет в большую гостиную, жена остается в прихожей. Наливая стакан бурбона, Учиха жадно отпивает. Жарко. Душно. Невыносимо. И не объяснить девчонке, что в данную секунду ему также больно. Не пристало Учиха падать на колени и рыдать. Хотя, выбить из себя это все лирическое дерьмо не помешало бы. Раз и навсегда. Он больше никогда не полюбит. Утопия — теперь это его вся жизнь до сегодня с наивными мечтами. Да, никто не думал, что любимая женщина его променяет. — Иди сюда, — тихо он говорит жене. Рыдания прекращаются. В гостиную заходит девушка, чисто на голос. Жалкое платьице серого цвета. Жалкая она с виду. Кушина опасливо замирает перед сидящим незнакомым человеком. И Учиха тут же решает, что его жена будет одета только в самое лучшее. — Присядь. Та слушается. Садится буквально на краешек кресла. — Я не буду тебя насиловать, но наследника нам придется зачать. От этих слов девушку передергивает. Конечно, Учиха и не ожидал иного, хотя кривиться стоило ему за обман. — Мне тридцать лет, давай подойдем к ситуации по-деловому. Так получилось, что нас... Не повезло нам случаем. Так вот, я могу дать тебе уважение, кров, свою фамилию. От тебя мне лишь нужен наследник. — Вы так легко мною разбрасываетесь? Даже любовника могу завести? — ее глаза тут же ядом вспыхивают. — Это ты себя унизишь. Хочешь быть подстилкой? Хорошо. — Да как вы можете? — тут же свирепеет девчонка. А она ничего в гневе. — Ну, хоть что-то хорошее за сегодня, — хмыкает новоявленный муж, отмечая про себя добродетель жены. — Что хорошего-то? — Кушина готова сорваться в любую минуту. Слишком для нее на сегодня. А она даже не успела объясниться с Минато. И снова слезы. — Не реви. На, выпей лучше, — протягивает ей свой стакан с бурбоном. Их окутывает траурная тишина. Слишком много боли сейчас душится внутри. В ней. В нем. В этой комнате почти ощутимо. Могильной плитой на плечи. Заживо. Девчонка делает глоток и давится. Всю глотку обжигает. На секунду перекрывается огонь в душе. Делает еще пару глотков. Голова кругом идет. Смотрит в одну точку. Кажется потерянной взглядом, ускользнувшей из сознания. — Вот только давай не будем сходить с ума. — Легко сказать, — говоря это, поднимает на мужчину осознанный холодный взгляд. — Я мужчина, мне реветь нельзя, — это сказано так добродушно, что кажется чем-то диким в данном трауре. Кушина склоняет голову вбок и пристально всматривается в суровое лицо Учихи. Да, а ведь ему тоже больно. Он пытается ее по-своему подбодрить. Она бы испытывала к нему благодарность, если бы не ненависть, которая буквально царапалась о ребра. До тошноты. Как и у Мадары. Они просидели в молчании еще какое-то время. Потом Мадара показал незнакомке ее комнату. Учиха не мог дотронуться до нелюбимой женщины. Это было жалко и противно. Проще оставить ее одну. Мадара еще долго сидел у тлеющих дров в камине и слушал ее рыдания. Бедная девчонка. Брошенная под его ноги буквально. Пройдет время, и она повзрослеет. Не его вина в ее сегодняшней маленькой смерти. Но раз так произошло, он воспитает прекрасного товарища на этой ненависти ко всему. И вопреки их нелюбви друг к другу.