Часть 1
23 февраля 2016 г. в 19:07
У Кацуры по-смешному красный нос – Икумацу замечает не сразу, а когда видит краем глаза, пару раз еще коротко поглядывает в небольших паузах во время готовки, чтобы проверить. Все правильно: прямо по центру длинного, ровного и поистине аристократического носа разыскиваемого наравне с Такасуги страшного преступника всея Японии краснеет большое пятно. Разместилось на всеобщем обозрении, словно дискредитируя всем своим видом величественный и полный истинного бунтарства образ Кацуры.
Икумацу хмыкает, помешивая очередную порцию рамена. Опять, небось, сидел где-нибудь в засаде возле госучреждений, вынюхивая, что там задумало в очередной раз правительство, и размышляя, как этому можно помешать. Террорист недоделанный. А ведь сейчас жара стоит страшная: лето, в небе – ни облачка. А этому хватает терпения высиживать днями, перебирая в голове планы один коварнее другого...
Образ Кацуры, затаившегося за кустом возле ограды и параноидально пялящегося на каждое движение рядом с каким-нибудь зданием администрации, настолько забавный, что Икумацу даже тихо хихикает себе под нос.
С тюбиком крема от ожогов она подходит уже вечером. Кацура успел стянуть с себя свой нелепый европейский костюм официанта и теперь поправляет волосы.
– Икумацу-доно, я, пожалуй, уже пойду... – говорит он и недоуменно умолкает, увидев тюбик у нее в руках. Икумацу поворачивает тот названием.
– У тебя нос обгорел, надо намазать, – объясняет, видя, что в темных глазах не добавляется понимания. – Иначе кожа слезать начнет.
На миг во взгляде Кацуры вспыхивает что-то странное – но оно тут же гаснет, зато в голосе только добавляется невозмутимости.
– Икумацу-доно, настоящему самураю не пристало беспокоиться о подобных вещах, – Кацура отступает слегка в сторону, обходя ее и поправляя ворот кимоно. – Бренное не должно отягощать жизнь и перекрывать великие цели.
Впрочем, достаточно один раз крепко сжать плечо, чтобы Кацура передумал.
– Да у тебя и плечи все сгорели, – тоном «Ты будешь меня слушаться» говорит Икумацу. – А ну-ка давай присаживайся и раздевайся. Я этого так не оставлю.
Город за окном медленно тонет в ночи. «Хокутошинкен» находится в старом райончике, поэтому ни звуки машин, ни мельканье фар не тревожат напоенную жарой тишину – только где-то издали слышны голоса запоздалых гуляк.
Кацура сидит молча, слегка опустив голову и уперев ровные руки в колени. Его плечи напряжены – Икумацу ощущает это, мягко втирая в них крем. Красные пятна большие – и где только этот умник шпионил в этот раз? За пляжным отдыхом Шинсенгуми наблюдал?
Кацура не крупный, поэтому за одеждой обычно и не видно, насколько крепкие у него плечи и спина. Икумацу скользит рукой по отчетливо виднеющимся линиям мышц, и сердце начинает биться немного чаще. Да, она уже далеко не юная девочка – но все же она так давно не прикасалась к мужчине. К обнаженному, молодому, сильному и красивому мужчине. В голову сразу же начинают лезть мысли одна глупее другой, память настойчиво подкидывает воспоминание, что она уже не впервые думает о подобном. В конце концов, она ведь оставляла створку седзи слегка приоткрытой на ночь, еще когда Кацура прятался у нее от Шинсенгуми. «Глупости же, – говорит себе Икумацу, встряхивая головой. – Не стоит», – а мысли все никак не хотят уходить. У Кацуры действительно очень красивая спина – такая сильная и надежная. Он помогал ей в раменной, он не раз спасал ее от брата покойного мужа с компанией, он был рядом, в конце концов, и выслушал ее, когда ей было некому выговориться. Так разве настолько ужасно и непростительно то, что ей просто хочется стать с ним еще немного ближе? Что такого предосудительного...
Резко стучит дверь, прерывая мысль посередине, и Икумацу едва сдерживается, чтобы не подпрыгнуть. На пороге Гинтоки, явно неплохо захмелевший: в кои-то веки выиграл в пачинко и решил отпраздновать?
– Ой, извините, я тут это, не хотел мешать, – после слишком уж затянувшейся паузы наконец выговаривает он, и Икумацу ясно видит, как он трезвеет на глазах. – Вы продолжайте, я пойду.
Румянец опаляет щеки, но Кацура еще быстрее: почти сорвавшись на ноги, он каким-то чудом тут же оказывается у двери.
– Икумацу-доно, спасибо за заботу, я пойду, – слегка скомкано говорит он, натягивая обратно на плечи кимоно, и, не оборачиваясь, исчезает в ночи. Гинтоки молча смотрит ему вслед, затем переводит взгляд на Икумацу.
– Простите, правда не хотел мешать, – примирительно поднимает руки он. – Но вы бы это, подыскали себе в следующий раз местечко поинтимнее, а? Я понимаю, вы женщина сильная и морально зрелая, но Зура-то у нас та еще стесняшка.
Гинтоки тоже исчезает за дверью, и Икумацу невольно прыскает в кулак. Ну надо же, какая неловкая ситуация получилась. Теперь Гинтоки наверняка считает, что между ней и Кацурой что-то эдакое, а зная характер этого белобрысого нахала, бедному Кацуре не избежать насмешек и расспросов.
«Надо будет объяснить, как в следующий раз зайдет», – думает Икумацу, все еще улыбаясь и машинально поправляя волосы. Она идет к лестнице на второй этаж, привычно закрывая внутреннюю дверь в раменную, поднимается по лестнице в свою комнату. И лишь когда она переступает порог, где-то глубоко внутри на миг вспыхивает и гаснет искра сожаления.