Повороты

-Можешь пожаловаться. Я вытерплю.       Светловолосый мужчина лет 35-ти откинулся на спинку простого, но добротного кресла и устремил свой взгляд на сидящую напротив женщину.       Ее женщина была напряжена, руки сложены на коленях, черноволосая голова своенравно вздернута, в раскосых глазах стоят тщательно задавленные гордостью боль и обида. -Что? - переспросила Сун, неловко вскинув голову, словно она затекла от неудобного и долгого сидения.       Но Сойер-то хорошо знал: диван удобный. Он уже три недели сам на нем спит, не в силах лечь в ту постель, где еще недавно любил Джульетт. -Говорю, если крадущийся тигр начнет жаловаться, ковбой типа меня сожмет зубы, но вытерпит,- блондин косо усмехнулся.       Ему не хотелось язвить, это получалось словно по привычке.       Сун фыркнула и откинулась на спинку дивана. Первый раз за те полчаса, что они тут сидели. -Ты очень любезен!       Сойер широко ухмыльнулся: -Прости, кланяться не буду: мне лень вставать.       В его словах не было привычной издевки, скорее, это была попытка разрядить обстановку.       И миссис Квон это понимала. -Спасибо,- азиатка послала собеседнику вымученную, но благодарную улыбку,- но пожалуй, я буду столь любезна, что пожалею твои уши!       Сойер пожал плечами и промолчал.       Его взгляд с трудом оторвался от собеседницы и устремился в окно.       Сун же еле заметно вздохнула и снова выпрямилась, крепко сцепив пальцы рук.       За окном светило яркое солнце. Оно без капли жадности расстилало свои теплые лучи над девственно спокойным океаном, окрашивая райские острова, раскиданные в синей воде небольшими группками, во все возможные радужные цвета и оттенки.       На подоконнике с этой стороны окна распустилась малиновая орхидея, аккуратно высаженная заботливой рукой Джульетт в прозрачный тазик.       Все в этом доме говорило о Джульетт. Цветы в горшках, шторы на окнах, шезлонг на террасе, цветная прихватка на кухне…В ванной на полках до сих пор стояли шеренги ее косметических средств, словно дожидаясь возвращения хозяйки.       Сойер запустил ладонь в карман и сжал в кулаке тонкое кольцо с небольшим, но красивым камнем.       Три недели... Ее нет три недели! И больше никогда не будет. Баночки из ванной придется выбросить…       Мужчина на миг закрыл глаза. Пальцы сжимали кольцо до боли. Он собирался сделать ей предложение и не успел…       С силой вытолкнув воздух из легких, Сойер выпрямился в струну и тряхнул светловолосой головой. -А ведь у меня даже документы были, чтобы сбежать в аэропорту…- вдруг донеслись до мужчины негромкие слова. -Что?- переспросил он, расслабляя напряженные мышцы, вновь откидываясь на спинку кресла и фокусируя взгляд на собеседнице. -Я собиралась убежать от Джина в аэропорту,- повторила Сун и усмехнулась,- но веточка миндаля с белыми цветочками убедила меня, что все возможно вернуть…       Сойер молчал. Азиатка тоже больше ничего не говорила. Тишина, захватившая комнату уже давно, быстро восстановила нарушенную было целостность. Она давила на нервы, нагнетала обстановку. -Благодаря этой катастрофе у тебя есть дочь…       Попытка Сойера разорвать молчание получилась хриплой, но подействовала. -И я бросила ее, поверила Бену, чтобы вернуться,- сухо закончила его фразу Сун.       Ее голос звучал тускло, на лице не выражалось ни единой эмоции, и глаза, только глаза показывали глубину всей той боли, что мучила сейчас женщину.       Сойер поднялся на ноги и в два резких шага оказался возле окна. Он запустил длинные пальцы в волосы и взъерошил пряди на макушке. -Теперь у тебя есть и опыт…       Азиатка согласно кивнула. Ее взгляд был устремлен вроде бы в стену, но словно проходил сквозь нее. Сойеру же казалось, что женщина смотрит куда –то гораздо более глубоко, чем можно было предположить.       Он представлял всю ту горечь, что испытывала сейчас Сун, и понимал, насколько преданной она себя ощущает.       Но азиатка молчала. Уже второй день она ночует у него, и ни разу еще не пожаловалась. Более того: мужчина даже ни разу не сумел уловить слез на ее глазах, хотя она, без сомнения, плакала. Слегка покрасневшие глаза все-таки ее выдавали, хотя женщина этого и не хотела.       Сойер снова засунул руки в карманы и подошел к дивану. Мягкий ворс на кремовом ковре приглушал его шаги, поэтому, когда мужчина мягко опустился рядом с Сун, та вздрогнула. -А ты изменилась…- немного помолчав, констатировал ЛяФлер. -Ты тоже,- голос, которым азиатка ответила ему, был бесцветным и тусклым, как моль на серой стене.       У Сойера защемило сердце. Вообще, после потери Джульетт он стал… сентиментальным что ли?       Мужчина вытащил руки из карманов и уточнил: -А я-то в чем?       В его словах скользило удивление, не меньше.       Сун чуть повернула голову, искоса глядя на собеседника. На ее губах вдруг мелькнула улыбка: - Прежний ты вряд ли бы сидел здесь …- зеленые глаза быстро нашли часы на стене,- уже сорок восемь минут. -И чтобы сделал прежний я?- с неподдельным интересом поинтересовался Сойер, откидываясь на спинку дивана и складывая руки на груди. -Как минимум, ушел бы. Как максимум, минут сорок пять оттачивал бы свое чувство юмора, - женщина повернулась к ЛяФлеру полностью, и сейчас взгляд ее чуть раскосых глаз с какой-то непонятной искоркой бродил по его лицу. -У меня такое чувство, что сейчас издеваешься ты,- спустя несколько минут признался Сойер.       Сун лишь улыбнулась в ответ на эту реплику и снова отвела взгляд, устремляя его в стену напротив.       Разорванное было молчание вновь стало захватывать упущенные рубежи. Было слышно, как за окном жужжит газонокосилка Эмили. -Ты правда думаешь, что он это серьезно?- Сойер был не уверен, что стоило задавать этот вопрос, но все-таки задал его. -А ты думаешь, Джин был несерьезен, когда отказывался от меня и от Чжи Ён?- Сун вскинула голову и перевела взгляд своих пронзительно-зеленых глаз со стены на мужчину. ЛяФлер тут же понял, что задавать вопрос не стоило. Но было уже поздно. А отступать он не любил. -А ты думаешь серьезен?       В голосе Сойера прозвучало презрение. Перед его мысленным взором предстал обрывок разговора, который в силу обстоятельств он подслушал. «- Сун, прости меня, но нам нужно расстаться. Я никогда не откажусь от Чжи Ён, но быть с тобой вместе не могу… -Джин торопился, его английский вновь стал ломаным, и было совершенно непонятно, почему он не говорит на родном языке.       Сун молчала, но, видимо, на ее лице было написано что-то такое, что заставляло Квона оправдываться. -Прости, что не сказал тебе сразу.. Я прекрасно понимаю, насколько это ненормально, и я пытался отказаться от своей любви ради вас. Но я не смог, она оказалась сильнее меня. Сун, постарайся понять меня, Артуро поистине стал мне слишком близок. Давай останемся друзьями? - Я все поняла, Джин, - голос женщины чуть заметно подрагивал, когда она произнесла это,- не беспокойся, все нормально.       Надеюсь, ты будешь счастлив. Если удастся выбраться с этого острова, созвонимся. Ты должен увидеть Чжи Ён.»       Уже два дня Сун жила у Сойера, благодарная ему за то, что он поймал ее в тот день на выходе из их с Джином дома и пригласил к себе. -Серьезен, когда отказывался от семьи из-за Артуро? - ЛяФлер снова завелся, его ладони непроизвольно сжались в кулаки.       Как можно было отказаться от женщины, которая родила тебе дочь, которая прошла через столькое, чтобы вернуть тебя в семью?? Причем отказаться ради какого-то неотесанного островитянина из лагеря «других», который, к тому же, подводит глаза! Сойер не мог этого понять! -Ты правда так думаешь?       Сун резко обернулась к Сойеру. Ее длинные черные волосы ощутимо хлестанули его по щеке, а указательный палец с недлинным, но ухоженным ногтем уперся в его грудь чуть ниже горла. -Каковы бы ни были его причины, это выбор моего мужа. И я должна его уважать!- медленно, четко произнесла женщина, прожигая ЛяФлера глазами. Тот был раздражен. Раздражен тем, что не понимает мотивов ее поступка! -Если бы у меня была сестра, и она сказала бы мне такую глупость, я бы..       Азиатка не позволила ему договорить: -Твоя сестра, будь она у тебя, не была бы кореянкой! У нас другая культура, Сойер. Меня воспитали иначе. Я должна уважать решения своего мужчины, иначе я перестану уважать себя. Значит, эта не наша судьба. Он отец моей дочери. Хочет он быть с другим мужчиной, это его право. Возможно, это возмездие за мою измену. Как бы мне ни было бы больно, я должна позволить ему быть счастливым. Именно поэтому ты сейчас не будешь говорить того, что хочешь!       Ее речь была уверенной, последние слова дерзкими, но руки, лежащие на коленях, дрожали так, что она не могла их усмирить.       Сойер вдруг поднял ладони в воздух и шутливо заявил: - Ладно, ладно! Туше! Ты сейчас в таком состоянии, что я готов проявить терпимость даже к паре двух мужиков!       Он обнял женщину за хрупкие плечи и притянул к себе. Она уткнулась лицом в ткань его рубашки на груди и молчала.       Дрожь из ладоней как-то стремительно распространилась по всему организму, и Сун уже трясло так, словно она осмелилась прогуляться по Антарктиде в бикини.       Мужчина нежно погладил азиатку по гладким черным волосам и прошептал ей на ухо что-то совершенно неразборчивое, но явно успокаивающее. Судорожный вздох вырвался из ее груди вместе со сдавленным всхлипом. -И все-таки он козел..- продолжая ласково укачивать женщину, шепотом буркнул Сойер.       В этот раз Сун ему не возразила : она тихо плакала, уткнувшись в его грудь.       Да и не нужны были никому ее возражения. Они оба знали, что он прав, и что ничего он никому не скажет. Как бы ни хотелось. Он уважал мнение Сун и знал, что будь на месте Джина Джульетт, сам поступил бы так же. -Мы найдем способ вернуть тебя к дочери,- вдруг прошептал Сойер, - я тебе обещаю. Мы найдем путь домой.       Его руки крепко обнимали ее за плечи, словно защищая от несправедливости всего мира, а теплое дыхание согревало ее висок. -Спасибо,- он скорее почувствовал, нежели услышал ее ответ. -За что? -Я тебе верю,- просто ответила Сун, на миг подняв на Сойера глаза. В них светилась неподдельная нежность. Вызванная упоминанием дочери? Возможно.       Женщина тут же опустила голову и снова прижалась к его плечу щекой.       ЛяФлер вздохнул и закрыл глаза, все так же не расслабляя объятий и позволяя тем самым ей побыть слабой. Он уткнулся лбом к ее виску и прошептал: -А я верю тебе… Конец