Хочу забыть.

Капитолию действительно удалось свести меня с ума. Сначала они уничтожили весь мой родной дистрикт. От него остались лишь руины, покрытые пеплом. Тысячи людей потеряли всё, что имели, лишь по прихоти президента Сноу. Немногим удалось спастись благодаря Гейлу, но они тоже потеряли всё. Дома, больницы, магазины, Шлак... Даже пекарня Пита: всё уничтожено. Сноу мало даже этого, он лишил меня того, ради чего я столько времени боролась. Ради кого я выступила добровольцем на Голодных Играх? Ради Прим. Все усилия оказались напрасны. Её уже нет. Капитолий добрался и до неё. Некогда белокурые локоны стали чёрными от пепла. Жизнерадостные искры в глазах погасли навсегда. Хотелось кричать от боли, но выходили лишь сдавленные всхлипы. Хотелось разрыдаться, но слёз не было. Не было ничего, кроме тьмы, окутавшей сознание. Даже спустя неделю я не смогла успокоиться. Каждый день я засыпаю, думая о том, что так и не смогла защитить Прим. Приступы безумия проявлялись всё чаще. Повстанцы уничтожили Капитолий, а он, в свою очередь, свёл меня с ума. Проснувшись от глубокого, заволакивающего сна, я побрела на кухню. Каждый шаг отдавался глухим приступом боли. Я не хотела никуда ходить и ничего делать, но голод давал о себе знать. Через силу проглатываю практически не пережеванный кусок хлеба. Опять приступ кашля. Немного неуклюже бью себя по груди, пытаясь выплюнуть застрявший в горле кусок хлеба. Получилось. Медленно неровными шагами я добираюсь до раковины и набираю в полу разбитый стакан воды. Поднеся стакан к губам, делаю несколько глотков. Стекло ранит и так разбитые губы, поэтому остаток воды я выпиваю вместе со своей кровью. Хочется избавиться от страха, что у меня отберут Пита... Нет... От того, что всё, что я делала ради его спасения - напрасно. Ноги уже не держат, и я быстро падаю на диван, стоящий возле раковины. Из рук вылетает и без того разбитый стакан, приземлившись, он разлетается на кучу маленьких кусочков. Все предметы, из которых можно пить - разбиты. Когда я в последний раз принимала душ? Умывалась? Уже не помню. Я верчу головой, пытаясь отогнать мысли о ванне. Взгляд падает на не начатую бутылку коньяка. Сразу вспоминается Хеймитч. Наверняка он сейчас выглядит не лучше меня. Грязная сальная одежда, от её вида любого чистюлю стошнит, но мне уже без разницы, как я выгляжу и во что одета. Спутанные волосы, которые я не расчесывала с прибытия в этот дом, предоставленный мне в Деревне Победителей, спускались по плечам, напоминая, что они у меня ещё есть и требуют ухода. А правильно ли называть это домом? Он больше напоминает мою одиночную камеру. Снова верчу головой, и взгляд приковывает пещера Хеймитча. Она стоит напротив места, где мне придётся провести остаток жизни. Говорят, время лечит... Сейчас это высказывание похоже на лепет наивного ребёнка. Хочу опьянеть и хотя бы на время забыть о своём горе, которое, кажется, никогда не закончится. Целой посуды больше нет. Придётся идти к Хеймитчу. С ним наверняка можно открыто пьяноствовать. Уверена, у него ещё остались целые стаканы, прикоснувшись к которым, не получишь лишних ранений, которые все равно уже никто не вылечит. С большим усилием встаю с разорванного дивана и подбираю с пола бутылку коньяка. Вокруг стекло. Похоже, через каждый третий шаг я наступаю на него. Ступни изранены и уже совсем скоро становится видно, что на сером ковре остаются алые следы. Подойдя к двери, я остановилась. А должна ли я идти к Хеймитчу? Он явно и без меня отлично выпьет, но я чувствую, что меня это мало волнует. Я просто хочу забыться в заволакивающей дымке алкоголя. Толкаю массивную дубовую дверь. С противным скрипом она поддаётся и открывается. Её не смазывали уже несколько лет. Делаю первый неуверенный шаг на мягкую траву. Когда я в последний раз выходила на улицу? Ответ лишь один - очень давно. Травинки приятно щекочут ступни. Идти по молодой траве определённо приятней, чем по битому стеклу. Следующие шаги даются мне легче, и, совсем скоро я прихожу к дому Хеймитча. За такой же дубовой дверью слышатся стоны. Похоже, он уже успел выпить, но меня это не останавливает. Недолго стучу в дверь и открываю её. В помещении темно. Хоть глаз выколи. На полу валяется грязная одежда, которую уже бесполезно стирать. Лучше сразу выбросить. Хеймитча не видно. Я начинаю водить рукой по стене в поисках выключателя. Наконец я нахожу его. Он испачкан в какой-то липкой жиже. Не без отвращения, провожу по нему рукой, теперь она тоже вся в этой жиже и липнет к стенам. Свет включился и осветил комнату, которую, похоже, не убирали несколько месяцев. На полу валяется пьяный Хеймитч. В нос ударяет резкий запах алкоголя. Мне он не нравится, но я все равно подхожу к Хеймитчу, и запах только усиливается. Он лежит на полу совсем беззащитно, как ребёнок. Так и хочется на него наступить... Я подавляю в себе столь детское желание и наклоняюсь к самому уху пьяницы: - Хеймитч! - Ааааа?! - он сразу подскочил и начал размахивать ножом, с которым всегда спит. Через полминуты его взгляд проясняется и Хеймитч переводит на меня всё своё внимание. - Китнисс? Давно не виделись, солнышко, чем обязан столь позднему визиту? - Во-первых, сейчас 11 часов утра. Во-вторых, я принесла вот это, - я показываю Хеймитчу целую бутылку качественного виски: - Выпьем? - Спрашиваешь, - Хеймитч усмехнулся, спрятал нож и неровным шагом направился к барной стойке, где аккуратными рядами стояли чистые стаканы и бокалы. Он достаёт два ярко-разрисованных бокала и в каждый наливает виски. Жёлто-бурая жидкость плещется в сосуде и напоминает плеск волн. Наконец ментор подаёт мне моё новое успокоительное: - Выпьем? - Выпьем. Я делаю несколько глотков. Напиток обжигает горло. Я чувствую, как приятное тепло разливается по всему телу. Хочу забыть своё горе. Сегодня я вместе с Хеймитчем буду топить его в алкоголе. Он уже осушил свой бокал. Я тоже. Ментор снова наливает жидкость в немного пожелтевшие сосуды. Мы повторяем весь процесс много раз, пока не опустошим бутылку. Веселье продолжается. Заботы растворились в дымке алкоголя.