Исправленная

Удар. Еще удар. Подсечка. Забавляться с ребенком было весело. Она прыгала, как маленькая козочка, стараясь вырваться из синего облака его магии, уворачиваясь от посланных им костей. Какая умная и быстрая девочка, она словно предугадывала каждое его движение и заранее двигалась. Игра с ней была для него новым испытанием. «Это тебе больше нравится, чем загадки, да, человечек?» Папирус был великолепен, Папирус не мог дать ребенку выиграть. Легкими движениями он посылал десятки острых костей в человечка, даже не задумываясь о прикладываемой силе. Легко, будто перышки сдувать. Танцуй, козочка, танцуй, чтобы заслужить его подарок. О, он приготовил чудесный прием ей дома. Она будет довольна. Он предвкушал ее реакцию: конечно, она будет счастлива остаться с ними на ужин, а, может, и на завтрак. Или вообще навсегда. Они будут веселиться, заниматься с Андайн и раздражать Санса. Но сначала она должна пройти это испытание. Нельзя ведь сразу получать подарки, так не интересно. Нужно их заслужить. Сила детской души, заключенная сейчас в жестких объятьях его магии, щекотала ему нервы. Он чувствовал восторженную дрожь каждой своей косточкой. О, это был волшебный день. Все было так весело, так интересно и захватывающе! Но почему она теперь такая медлительная? Однообразный танец ребенка начал ему надоедать. Ну же, человечек, не будь скучным, Папирус старается для тебя. Неужели тебе надоела его игра? Ну он ведь так старался. Папирус собрался даже обидеться, но в голову пришла гениальная идея. Ну конечно, кому не надоест такое однообразие? Если бы его увидел сейчас брат, он бы похвалил его. Ему никогда не удавалось продержаться так долго. А еще у него никогда не получалась его фигура из сотни костей. Человек обязан оценить ее! Но человек почему-то не оценил. Козочка споткнулась об обломки и напоролась на букет заостренных костей. Быстро, буквально за долю секунды хаотичные движения прервались с неприятным звуком. Красные колья костей торчали из ее спины, словно букет красных роз. Нелепая поза замершей девочки, утыканной костями, как подушечка иголками, насмешила его. Своеобразный способ сделать их соревнование ярче. Только ребенок почему-то не продолжал игру, к разочарованию Папируса. Он даже подошел ближе. Может, козочка хочет подловить его? Он не хотел попадаться на уловку, ведь тогда она выиграет. Папирус сам хотел выиграть, ведь он и для себя приготовил приз и должен был его заслужить! Он слегка толкнул человечка в плечо и отодвинулся назад, чтобы не дать ребенку поймать его. Но от этого хрупкая фигура из насаженного на кости тела завалилась набок и упала. Он был удивлен. Да нет, его магия не способна навредить ни одному монстру. Ребенок будет в порядке, конечно. Но так ли действует его магия на людей, как и на монстров? Ужасная мысль молнией поразила его голову. Внезапно картинка веселой игры обернулась жестоким издевательством над маленькой девочкой. Его козочка сильно ранена! Папирус одной мыслью убрал ужасные кости и склонился над человечком. От его прикосновения тело слегка засветилось. Конечно, она же не могла исцелиться с костями в теле. Сейчас все будет в порядке. Правда? Но не стало. Слабое сияние слилось в одну точку — туда, куда тронул девочку Папирус. Красное свечение сгустилось в пульсирующий шар и с ужасным звуком вышло из тела. Стыд и страх окутали Папируса. Это не могла быть человеческая душа, нет. Он не мог убить ребенка, это же неправильно. Он всего лишь хотел поиграть! Что же теперь делать? Стараясь справиться с дикой дрожью в костях, Папирус осторожно окутал облачком магии сгусток души. Если что и может помочь человеку, так это знания старого доктора. Девочка была невероятно тяжелой для ребенка. Из рваных ран текло ужасно много густой и горячей крови. Он нес на руках слишком плотное для монстра остывающее тело человечка и думал, что брат никогда его за это не простит. А он никогда не простит Андайн. В лаборатории Санса было пыльно и холодно, но зато никто не увидит его кошмара. Как можно спасти ребенка? Душа, заключенная в пузырьке его магии, слабо подрагивала на каждое его движение, на каждое действие с телом девочки. Красное свечение медленно угасало местами, словно обжигаясь о синее пламя своей темницы. Папирус делал все, что мог. Все, на что был способен. Он не замечал, что его одежда пропитана липкой кровью, а кисти стали красными. Ему подумалось, что люди невероятно сложно устроены по сравнению с монстрами. Не говоря уже о них с братом. Но хотя бы в этом было сходство. С противным шлепком лоскут кожи приземлился на металлическую поверхность стола. Резать мышцы было не сложнее, чем разделывать мясо к ужину. Каждый орган был осторожно вынут и сложен рядом. Каждый лоскуток кожи и ломтик мышцы. С каждым его движением слабо трепещущая душа теряла свой насыщенный красный цвет. С каждым его движением козочка Фриск все больше напоминала его самого. Он обнажил ее прелестный череп, красивые и ровные зубки. Вынул яркие глаза, которые она так часто прищуривала. Жаль, что он не увидит больше этих красивых глаз. Руки Папируса дрожали все меньше, мысли собирались. Он спасет девочку, и она будет жить с ними. Он даже отдаст ей свою комнату и переедет к Сансу. Но кровать заберет. Нет, свою кровать он никому не отдаст. Только разве что..? Папирус нежно прикоснулся к гладким ребрам его козочки. Возможно, она заслуживает право отобрать у него кровать. Бледный сгусток души уже перестал дрожать. Только слабо светился нежным бледно-розоватым светом в объятьях голубого пузыря. На столе лежала неприятная куча мяса, волос, органов и бледной кожи. Но по сравнению с красотой рядом эта сереющая кожа — настоящее уродство. Да, сейчас малышка была прекрасна. Первородная красота — идеальные молочно-белые линии, слегка блестящие от омывшей их воды. Папирус осторожно прикоснулся окровавленным пальцем к сгустку измененной души. Розовое пламя слегка вздрогнуло, но больше ничего не произошло. Он не поглотил ее, а значит, его эксперимент удался. Он подтолкнул рукой сгусток к маленькому скелету на столе. Душа слабо задрожала и разлилась ровным нежным светом по каждой косточке, слегка мерцая — будто бы от удовлетворения. Белые кости медленно впитали в себя теплое пламя и, как ему показалось, приобрели нежный кремовый цвет. Папирус ждал. Уничтожил остатки девочки, очистил стол и только сидел рядом, ожидая. Дрожь вновь охватила его кости. Как она воспримет это? Простит ли его? Что скажет Санс? Его мысли прервало слабое движение на столе. Розоватый огонь зажегся где-то в глубине детского черепа. Слабо дрогнули фаланги пальцев. Он рискнул подойти к ней, но тут стыдная мысль пронзила его череп. Как он мог не подумать об этом? Первая попавшаяся простынь осторожно накрыла скелетик до самых шейных позвонков. — Здравствуй, человечек, — тихо с надеждой произнес он. Маленький череп медленно повернулся в его сторону, открыв ему вид на розовый огонь, горящий в глазницах, — Прости меня. — Теперь все в порядке? — Да, человечек. Теперь все будет в порядке. Я больше никому не позволю навредить тебе. Папирус осторожно взял на руки маленький скелет, завернутый в простыню и прижал к ребрам. Маленький череп доверчиво лег ему на ключицы. Где-то внутри раздался тихий всхлип. Да, ему, видимо, придется отдать ей свою кровать.