Детка

Убедить Чарли в чем-либо невозможно. Бесперспективно и бесполезно. Это тупик. Он будет стоять до победного конца. Своего. Или того человека, кто попытался вступить с ним в спор. Проверено. И обкатано. Доводы рассудка, логичные объяснения, прогнозы синоптиков, предсказания индейцев Майя — ничто не способно изменить его точку зрения. А если дело касалось его лично, то это просто труба. Вот именно в такую трубу я и задувала уже битый час, не имея и сотой доли результата. Имя Энни стало для меня нарицательным и олицетворяло в себе чуть ли не единственное предсмертное желание отца. В конце концов, я настолько устала от разговора, что перестала выплескивать из себя, как из обоймы, очередную порцию очень весомых и железных аргументов. — Смирись, — сказала я. И тут же пояснила. — Это решено и не обсуждается. Моя хрупкая надежда, что разговор на этом закончится не оправдалась. Следующий его вопрос, точнее, целая логичная цепочка вопросов, выбила землю из-под ног. Да так, что пришлось быстро искать куда бы присесть. — Белла, — тщательно расставляя паузы между словами, сказал отец. — Это ведь, наверное, недешевое удовольствие? Не так ли? — Ну-у, это социальная программа, — придумывая на ходу более-менее правдоподобное объяснение, протянула я. — Часть оплачивает государство, часть я. В общем, подъемно. — Собралась рассказывать мне сказки? — холодно поинтересовался он. — Прибереги их для своих внуков. — Господи, да почему сразу сказки? — Мне не пять лет, чтобы верить во всякую чушь. Чем ты занимаешься? — Работаю на кукурузных плантациях, устраивает? — Там столько не зарабатывают. Поэтому лучше скажи сразу, во что ты ввязалась. — Ни во что. — Ты учишься? — Пап, еще раз, сейчас каникулы. Отдых, лето, все дела. — Появилось свободное время? — Да не особо, — еще не очень понимая к чему он ведет, ответила я. Спокойно ответила. Но где-то внутри уже зародилось нехорошее предчувствие. — Новые знакомые? — ровно продолжил он. — Нет, — зачем-то соврала я. — Скоротечные, мимолетные, за деньги. В этом все дело, да? Челюсть онемела. Губы задрожали. Я тихо выдохнула и закрыла глаза. На секунду. Чтобы собраться. Чтобы прийти в себя. Чтобы вынырнуть из дерьма, в которое меня только что окунули. В яблочко. Никто не назовет вещи своими именами, кроме отца. Кажется, он только что обозвал меня шлюхой. Кажется, до этого момента я о себе так не думала. Кажется, его слова ударили в поддых. Потому что, кажется, он был прав. — Ну, хватит, — с умеренной долей обиды. Без возмущения, без натянутого смеха, без шуток. В равных долях — негодование и досада. — Это ерунда. — Однако эта ерунда приносит хорошие деньги. — Так бывает только в политике. Во всех остальных случаях надо пахать, как папа Карло. — Ты же не будешь против прислать мне свой табель успеваемости за осень? — Не проблема, — Проблема. И еще какая. Особенно учитывая последние события. — Так мы договорились? И, нет, мы не договорились. Каждый остался при своем. Но у отца не было выбора, как, впрочем, его не было и у меня. Мы могли бы до утра препираться, так и не достигнув взаимопонимания. Развлекать себя претензиями и ультиматумами. Но дело в том, что от меня все равно ничего не зависело. И от отца кстати тоже. Мы разошлись на волнах непонимания, как два рыболовных судна. Я повесила трубку и полистала остальные непринятые звонки. Элис, Розали. Розали, Элис. Умноженные на два. Ба! И Майк. Наверняка с каким-нибудь распиздатым предложением смотаться, например, в Венецию. Скажем, на недельку или около того. Если уж он появлялся в зоне моей видимости, то непременно с очередным грандиозным планом, как бы поосновательней убить выходные. Как девочка приличная, я обычно отказывалась за неимением средств на подобные развлечения. Хотя, будем откровенны, он никогда не намекал на материальную сторону вопроса, обещая взять все расходы на себя. Но. Что-то я сомневалась в его альтруизме. В остальном, Майк был хорошим человеком с богатой фантазией и неуемным темпераментом. Своим главным врагом считал скуку, а потому все свои жизненные силы бросил на способы борьбы с ней. Мы вместе учились на одном курсе, и нет-нет, да пересекались в свободное от учебы время. Понятия не имею, почему он выбрал меня объектом своего увлечения, вряд ли пара совместных вечеринок давала ему для этого повод, но наше общение продолжалось. И зачем-то называлось дружбой. Элис его терпеть не могла. Видимо, подсознательно считала своим конкурентом по части гениальных идей, а две гениальности на квадратный метр было уже явно слишком для одного университета. Они всегда держались подальше друг от друга, ибо по возможностям были абсолютно равны. Установить лидерство помог бы разве что только кулачный бой. Майк на это, конечно, был не готов. На счет Элис — не уверенна. Ему я перезванивать не стала, а набрала Розали. Чтобы услышать: — чувственную тираду о том, что я совсем охуела. — вводную лекцию в занимательную неврологию. — краткий курс в судебно-медицинскую экспертизу. — свод правил феминистского содержания. К счастью до выдержек из Конституции мы не дошли. Остановились где-то на их обочине, ровно после восхитительной новости о том, что мной, а точнее, моим отсутствием, интересовались в библиотеке. Для справки, это было местом моей второй работы. Было — ключевое слово. Блядь, самое важное. — Но я рада, что ты в добром здравии и сохраняешь присутствие духа, — резюмировала Розали. — Да-а-а, — согласилась я. — Что-то в этом есть героическое. Пора было переходить к главному. Я прикусила зубами кончик ногтя — дурацкая нервная привычка. — Мне нужны деньги, — сказала я. — Оу, а разве мистер Олигарх тебя не содержит? — удивленно отозвалась Розали. По ее мнению, финансовая составляющая наших отношений должна была занимать первое место, потому как если не она, то всё вообще теряло смысл и рассыпалось в прах. И как следствие не стоило ни капли душевных затрат. — Слушай, Белла, пошли ты его уже с таким раскладом. Мне не жалко, но он не охренел? — Пару сотен. — Ты меня слышала? — Прекрасно. Положи на карту. Лучше сегодня. — И что? Никаких комментариев? — Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Я верну. — Я не об этом. — Через месяц, — ох, я была офигенно оптимистична. Моя жизнерадостность переливалась всеми цветами радуги. — Максимум через два. И у тебя не осталось случайно распечатанного табеля успеваемости за прошлый год? Остаток дня я потратила на то, чтобы уложить в правильной последовательности наиболее подходящие к ситуации с Чарли фразы. Скомпоновать их в нужном порядке и окрасить в определенный оттенок своей ярости, направленной на Эдварда. Во-первых, это занятие притупляло чувство голода. Во-вторых, время за таким досугом пролетало незаметно. В-третьих, мне было, что сказать мистеру Каллену. Даже в избытке. Выяснилось, что он ни капли не слукавил — из продуктов я нашла только спиртное и минеральную воду, но обследование стратегически важных объектов, где могло бы храниться продовольствие, еще на несколько часов укоротило мой день. Если мне не изменяла память в таком ритме я смогла бы продержаться примерно неделю. А за этот период Розали уж точно бы успела перевести мне гуманитарную помощь. Тут пришлось тормознуть и еще раз повторить для себя, зачем я это делаю. Деньги, оставленные Калленом, продолжали лежать на том же месте. Бери и пользуйся, не усложняя себе жизнь. В конце концов, отбросив всю эту псевдоморальную ахинею о независимости и гордости, я могла бы уже давно проводить время с гораздо большим толком. Но независимости и гордости не было. Моим миром правило элементарное упрямство, а оно стучало по голове посильнее любой псевдоморальной ахинеи. По ходу дела я вспомнила несколько подходящих к случаю торжественных реплик. Например, пафосное «Мне не нужны Ваши деньги, я сама могу себя обеспечить». Ой, блядь, если честно, еще как нужны. Зачем лишний раз кривить душой. Но звучала фраза хорошо, даже трагично. Я взяла ее на заметку. При удачном стечении обстоятельств ей легко можно было заполнить вопросительную паузу, дабы не вдаваться в подробности моего скверного характера. Совсем другое дело было с отцом. И если вмешательство в собственную жизнь я еще могла как-то переварить, то вмешательство в добрые и крепкие семейные отношения с последующим внесением в них разлада, так просто не переваривалось. Минимум это заслуживало моего возмущения. Ближе к вечеру я поостыла. В приготовленном для мистера Каллена монологе поубавилось резкости, а над эмоциями восторжествовал здравый смысл. И все же это не помогло до конца избавиться от повышенных тонов в голосе. И от вопроса, едва стоило ему появиться на пороге. — Как вы смеете вмешиваться в мою жизнь? — ровно поинтересовалась я, встав в широком арочном проеме. Со стороны казалось, что я провела весь день в одной позе, не сходя с этого места, чтобы наиболее эффектно встретить его в первую же минуту прихода. Ерунда, конечно. У меня были занятия и поинтереснее. Что я сразу поняла, так это свою ошибку в выборе и постановке слов в одном единственном произнесенном предложении. Он остановился. Нет. Недоуменно замер. А потом медленно перевел холодный взгляд на меня. И столько в этом взгляде было удивления, как будто с ним только что заговорила цветочная этажерка. Не просто заговорила, а понесла какую-то несусветную хуйню. — Как ты выразилась? — тихо переспросил он. От его сдержанного голоса я мгновенно растеряла весь свой боевой настрой и отступила на шаг назад. — Вы вмешиваетесь в мою жизнь, — без былого напора и уверенности повторила я. Каллен одним резким движением снял пиджак и отбросил его в сторону. Минуя меня, на ходу расстегнул верхние пуговицы рубашки и прошел в гостиную. — Да, — наливая виски в бокал, твердо ответил он. — И? — Я вас не просила мне помогать. Короткий глоток. Глухой звон кубиков льда. — Я и не спрашивал. И тут механизмы в моем воспаленном мозгу заработали в аварийном режиме. Я мгновенно вернулась к заданной цели, без каких-либо переходов и предупреждений. Обходя на своем извилистом пути такие опасные препятствия, как смысл и логика, я на глобальном ускорении вылетела к главной теме сегодняшнего вечера: — Вы в курсе вообще, о чем мы говорим? На его губах заиграла самодовольная улыбка, он скрестил руки на груди и покачал головой. — Нет. А это важно? — Да, — чуть не выкрикнула я. — Это важно. — Ну, хорошо, — он убрал бокал с виски в сторону, сел на диван и провел рукой по волосам. В целом, придав себе очень внимательный и заинтересованный вид. Затем кивнул перед собой, как бы приглашая подойти ближе. — Раз уж это так важно, то у тебя минута, чтобы грамотно в уме сформулировать свою мысль, и еще одна, чтобы ее озвучить. Я набрала побольше воздуха и задержала дыхание. Между нами оставался небольшой кофейный столик, и это препятствие вполне подходило, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности. Раздражало другое. Сцепив руки в крепкий замок и подперев ими подбородок, он неотрывно на меня смотрел снизу верх. Но даже это обстоятельство не помогало ощутить хоть в чем-то свое превосходство. Наоборот. Складывалось настойчивое впечатление, что я лишь попусту расходую его время. При этом в его глазах не было нетерпения, раздражения или недовольства. Ничего из этого. Лишь сдержанное уставшее спокойствие. Он просто сидел и ждал, когда я начну ясно выражаться. Доступно и без эмоций. И это, пожалуй, было поскудней всего — стоять вот так. Словно на собеседовании в фирму своей мечты. — Вы оплатили лечение моему отцу, — начала я. — Поблагодари, и закончим с этим, — тут же отреагировал он, не меняя позы и не отводя взгляда. По позвоночнику пробежался холодок. — Нет. Не надо было этого делать, — я изучала пространство за его спиной. Ночной город. Да. Идеальное решение, чтобы не сорваться на крик. — Вы не знаете моего отца и не в курсе, как ему будет лучше. — Изабелла, ты знаешь сколько человек стоит, так же как и ты в данный момент, каждый день передо мной? От пятнадцати до пятидесяти. Но еще ни один не додумался сказать, что я делаю что-то не так. Они приходят с гораздо более интересными идеями и более важными проблемами, нежели у тебя. И если ты вдруг сейчас начнешь мне доказывать, что профессиональный медицинский уход чем-то хуже дворового самолечения, то, возможно, я больше не захочу тебя слушать. Он сделал паузу. Тяжелую и внушительную. — Никогда. Что-нибудь еще? — Это не проблема качества предоставляемых услуг, — теперь я точно заговорила, как на собеседовании в фирме своей мечты. Ровно и уверенно, употребляя поразительно бесцветные фразы. Будто не имеющие ко мне никакого отношения. — Но своими широкими и милостивыми жестами вы доставляете мне неприятности. Может быть, вам заняться благотворительностью? Думаю, в этой сфере вы встретите гораздо больший отклик, нежели у человека, который в данный момент стоит перед вами. Он медленно поднялся со своего места и не спеша прошелся по просторной гостиной, убрав руки в карманы брюк. В меру расслабленный, в меру учтивый, даже немного задумчивый, как будто мои слова действительно произвели на него впечатление. Правда длилось это недолго потому, что почти сразу же, он обернулся и тихо спросил: — Ты, правда, думаешь, что я сделал это для тебя? Чтобы заслужить твою благодарность? Спрятала за спину ладони. Опустила взгляд на носки своих кроссовок. Долго их разглядывала, а потом тихо цокнула языком. — Не знаю. Он подошел неслышно. Двумя пальцами небрежно приподнял мне голову, заставляя смотреть ему прямо в глаза. Так близко, словно собрался поцеловать. Так близко, что я видела пустоту в его расширившихся зрачках. Так близко, что я тут же вспомнила его прикосновения прошлой ночью. Так близко… Так невыносимо близко. Что все остальное провалилось в бездонную пропасть безразличия. Пока он не прошептал, четко выговаривая каждое слово: — Никогда. Не обманывай. Себя. Исчезли его пальцы с моего лица. Ворвались звуки. Мир перевернулся, сделал сальто назад и принял стабильное положение. Эдвард отошел, взял бокал и отпил виски. — Сосредоточься исключительно на мне и моих желаниях. Все прочие проблемы оттуда, — и он указал куда-то за окно. — Я решу самостоятельно и так, как посчитаю нужным, не консультируясь с тобой. Это ясно? Я с трудом кивнула. — Да. — Теперь, — холодно продолжил он. — Ты оденешься, спустишься в ресторан на первом этаже, закажешь ужин и поешь. Как ты это осуществишь — платно или бесплатно, за эти деньги, — его взгляд переместился на оставленные купюры на столике, — или за какие-то другие, меня не интересует. Но если через полчаса я подойду и не увижу тебя там, аппетитно жующую фирменное блюдо, пеняй на себя. И он отвернулся, ясно давая понять, что разговор окончен. Я стояла перед матовым стеклом дверей входа в ресторан. Чтобы в него зайти — необходимо было сделать два последних шага. Тогда бы двери автоматически разъехались передо мной, и я оказалась бы в царстве белоснежных скатертей, сияющей посуды, вышколенных официантов и меню в кожаных тесненных обложках. В заднем кармане джинсов лежали небрежно скомканные купюры. И, наверное, этой суммы хватило бы накормить не только себя, но и всех гостей заведения за свой счет. Ладно, не свой. За матовым стеклом я видела тени проходящих людей. Я слышала отдаленные звуки джаза. Два шага. По направлению к рифленой золотой надписи, выведенной курсивом на шероховатой поверхности дверей. Я пять минут потратила только на то, чтобы прочитать название. Пока не сообразила, что оно на французском. Я уже представила, как отреагирует персонал, увидев меня в джинсах Левайс, кедах и футболке. Как на варвара, совершившего набег на их хрустальное царство. Их улыбки останутся предельно искренними, но в глазах будет плескаться удивление, граничащее с презрением. Мне могут, например, мягко намекнуть, что в их заведении существует дресс-код. И неважно, что денег мне хватит угостить всех за свой счет. Ладно, не свой. Никто бы ничего не сказал мистеру Каллену. Никто бы ничего не сказал мне, будь я с ним. Но я была без него. Ожидание не придавало уверенности и не меняло ситуацию. Оставались два шага, и мое нежелание их делать. А потом у меня родилась идея, гениальная в своей простоте: посидеть в холле двадцать пять минут, после чего подняться обратно наверх. Если следовать логике и пунктуальности Каллена, то такой вариант мог бы вполне прокатить. В любом случае, это показалось мне единственным выходом из положения. Потому что эти два шага я не преодолела бы и за ближайшие сутки. Вернулась в холл и уселась на диван, прихватив со стойки какой-то журнал. Убить четверть часа — нет ничего проще. Портье, быстро взглянув на меня, предложил кофе, я отказалась. Нет ничего проще. И мой план был почти идеальным. Если бы Эдвард не появился уже спустя десять минут. Я была немало удивлена, увидев быстро приближающегося Эдварда. Его появление ни коим образом не входило в мои планы, а по сему вызвало бурную реакцию в головном мозге и теле. В диапазоне от панической атаки до летаргического сна. Я припомнила животных, которые при случае опасности претворяются мертвыми — именно это мне захотелось сделать в данный момент — и пожалела, что не обладаю данной способностью. То есть, грохнуться в обморок и, возможно, выгнуться в эпилептической дуге. Для пущего эффекта. Он прошел мимо, бросив на меня беглый взгляд и процедив на ходу: — Идем. Никаких карательных действий за этим не последовало. Да, и слова прозвучали почти безразлично, словно он ожидал увидеть меня здесь и ничуть этому не удивился. А я-то уж было возомнила себе чуть ли не конец света. Сама себе кару назначила, голову пеплом посыпала, панихиду по душе грешной мысленно исполнила. Блядь, все впустую. — Мистер Каллен, — догнав его, невразумительно промычала я, еще толком не зная, что конкретно хочу ему сказать. — Что? — он задержался у дверей и пропустил меня вперед. — Собираешься оправдываться? Я вышла и обернулась. — Ну-у-у. Могу, конечно, если настаиваете. — Я был уверен, что у тебя духу не хватит зайти в этот ресторан, — легонько подтолкнув меня вперед, сказал он. — Так что не утруждайся. Я все пыталась услышать в его интонациях намек на угрозу относительно моего будущего, искала подвох в словах и ждала неожиданных поворотов. Но ничего, абсолютно ничего в его поведении этого не предвещало. Он неторопливо шел по оживленной улице, погрузившись в собственные мысли, лишь иногда на меня поглядывая. До того миролюбивая картина, что мне стало не по себе. Будь у меня выбор, я бы ни за что не появлялась с ним в общественных местах, его присутствие абсолютно точно не влияло положительно на мою самооценку. Я так и видела нас со стороны: он — красивый, богатый, уверенный в себе мужчина, с чуть усталым холодным взглядом. Клянусь, даже прохожие бессознательно перед ним расступались, инстинктивно стараясь не попадаться на его пути. Хотя в нем не было ничего особенного и держался он спокойно и без заносчивости. Когда шел, смотрел прямо перед собой, иногда отвечал на телефонные звонки — тихо, почти не слышно, говорил ровно, едва разжимая губы, потом сбрасывал звонок и убирал трубку в карман джинсов. Через пару минут все повторялось. Звонок, ответ, безучастный голос. О чем ему докладывали в эти короткие мгновения, оставалось загадкой. Но, судя по его угрюмо-напряженному выражению лица, ни о чем приятном речи не шло. Я осторожно взглянула на циферблат его наручных часов — начало девятого, не самое подходящее время для деловых переговоров. Потом мой взгляд задержался на его запястьях, достаточно изящных, с тонкими выпуклыми дорожками вен, и прочие мысли начисто выветрились из головы. По языкам памяти прокатилась горячая волна, окатив сознание яркими образами прошедшей ночи. Короткий выдох и не удачная попытка совладать с собственными желаниями. Краткосрочное погружение в иное измерение, где фантазия нарисовала другие картины, никак не относящиеся к реальным событиям. Всего на каких-то несколько секунд. Я тихо закашлялась и отвернулась в противоположную сторону. От греха подальше. Спустя десять минут мы зашли в небольшое неприметное кафе на углу улицы. То есть, Каллен зашел, а я всего лишь смиренно проследовала за ним. Официантка за стойкой бара подняла на нас сонные глаза и попыталась растянуть губы в приветливой улыбке. Да уж, по части выражения положительных эмоций денек выдался напряженный. И не только у нее. Это было кафе как кафе, отойди от центральных улиц на пару шагов и встретишь сотни точно таких же. Пыльные стекла, потертая мебель, тусклые ламы, уставший персонал. В баре пиво и пепси, в меню на завтрак, обед и ужин картошка фри и отбивные. В углу музыкальный автомат, под потолком телевизор. Никаких сюрпризов. Никаких неожиданностей. Приятное место, ничего не скажешь, я сразу почувствовала себя лучше и уверенней. И когда Эдвард молча кивнул мне в сторону пустующего столика, отправилась по заданному направлению, ощущая себя почти как дома. Впрочем, главный вопрос все еще оставался висеть на повестке дня: какого хрена мы тут делаем. То есть, как самостоятельная единица я вполне могла бы пребывать здесь хоть от заката до рассвета, но не в комплекте с мистером Калленом. Он вернулся почти сразу же, сел напротив и нетерпеливо побарабанил пальцами по деревянной поверхности стола. Я на автомате повторила его жест, стараясь не смотреть ему в глаза. Через минуту ничего не изменилось. Через две — тоже. Он смотрел на меня. Я куда угодно, лишь бы не на него. Через три минуты — никаких существенных перестановок. Я начала нервничать, так как запас предметов, которые можно было бы с интересом разглядывать, катастрофически быстро кончался. Когда появилась официантка, поставив передо мной тарелку — угадайте с чем? — конечно же, с картошкой фри и отбивной, я несказанно обрадовалась. И тут же нашла применение своим рукам, вцепившись в столовый прибор. — Ну, не тяните, — не выдержала я, накалывая золотистые ломтики на острие вилки и отправляя их в блюдечко с кетчупом. — Говорите, что хотели сказать. — Ешь. Я ела. А с учетом непредвиденного дневного воздержания — ела с аппетитом и удовольствием, запивала все кока-колой и в детали вечера старалась не вдаваться. Я почти закончила, когда он лениво обронил: — Ты ведешь себя глупо, — и сделал глоток воды из своего стакана, не сводя с меня серьезного взгляда. — Знаю, — кивнула, отодвинув от себя тарелку. — Знаешь? — без тени удивления. Или интереса. Чуть приподняв одну бровь. — Да. Но ничего не могу с собой поделать. Вы меня вынуждаете. Обычно я так не поступаю. Углеводы в организме — страшная вещь. Они явно провоцируют на какие-то гребаные откровения. — Хотите дефилировать по модным ресторанам, выбирайте себе гламурных подружек, и им в кайф, и вам не надо нервничать. На какие-то совсем гребаные откровения. Его это не смутило. Тем более, не задело. Ему было, по ходу, глубоко плевать на мои логические измышления. Он даже этого не скрывал. — Ты не находишь, что проблема в тебе, а не в моих подружках? — Возможно, но это скорее ваша проблема. Потому что лично мне она не доставляет никаких неудобств. Каллен на минуту замолчал, а потом тихо произнес: — Не порть себе жизнь. Блядь, он так и сказал. Слово в слово, как будто отпустил короткую ремарку, или дал ненавязчивый совет. Словно я связалась с нехорошей компанией, а он на правах духовного наставника возвращает меня на путь истинный. Я подняла на него удивленные глаза, потеряв дар речи. — Будь ты посообразительней, то воспользовалась бы ситуацией, — ровно продолжил он. Я усмехнулась. — Розали говорит тоже самое. — Умная девочка. — Тогда, может, переключите свой интерес на нее? — слишком резко, слишком поспешно, на чуть повышенных тонах. Неожиданная реакция. Даже для меня самой. То ли на мягкие интонации, проскользнувшие вдруг в его голосе при упоминании Розали, то ли на зажегшийся интерес в глубине зеленых глаз. В любом случае, права говорить этого у меня не было. Я прикусила язык и переключилась на колу. Впрочем, у него тоже не было права так поступать со мной. Тут мы были в одинаковом положении. — Тебя послушать, так я — самое страшное, что с тобой приключилось за всю жизнь, — он дал знак официантке, чтобы принесла счет. Кивок головы, быстрый взгляд, никакой суеты и лишних движений. Интересно, что она его тут же поняла и так же коротко кивнула в ответ. Взаимопонимание на генетическом уровне. Телепатическое эхо. Как, блядь, у однояйцевых близнецов. Крепкая связь «хозяин — подчиненный». Браво. В свое время я так не умела. Чтобы со щелчка пальцев. С едва уловимого намека. А ведь это всего лишь второсортная забегаловка. Мне то всегда казалось, что в подобных местах можно и пренебречь «третьим глазом», иногда намеренно пропустив сигналы от высшего разума. Не стать мне хорошей официанткой. Беда. — Нет. Но не переживайте, вы в топе, — задумчиво откликнулась я, отодвигая от себя тарелку и допивая колу. В желудке разлилось приятное тепло, мир окрасился во все оттенки розового. — Не боишься, что я везде привык быть первым и вторые места меня не устраивают? Во все оттенки розового. А это очень жизнерадостный цвет. Купюры аккуратно полетели на стол, он поднялся, не проявив к моему ответу никакого интереса. А ведь он последовал. — Главное, что ключевые позиции заняты. Или не ключевые. Или это не совсем ключевые. — Ш-ш-ш-ш, Изабелла, — он приложил палец к губам, давая понять, что развивать тему не следует. И как бы вообще сейчас самый подходящий момент, чтобы заткнуться. Такой вот красноречивый сигнал. — Тебе все равно деваться некуда, это-то ты хоть способна уяснить? Так почему бы вместо того, чтобы создавать нам обоим трудности, как говорят в народе, не расслабиться и не получать удовольствие? Я сказала: — Пиар-компания у вас отработана на «ура». Он ответил: — И не только она. Больше мы к этому разговору не возвращались. Что в нем было примечательного? Только то, что быть трудностью Эдварда Каллена весьма неприятное занятие. Я это выяснила на собственном опыте, но чуть позже. Если в перспективе, то даже не в ближайшие сутки. Просто мне хорошо запомнился этот ужин, когда он пытался донести мне человеческим языком, что некоторые вещи лучше не делать. Наверное, это случилось в последний раз. Если серьезно, то уговоры явно не числились в его привычках и сегодняшний вечер стал просто небольшим бонусом, наполненным тихими словами и усталостью. Что в других обстоятельствах можно было бы счесть за огромную удачу. В тот момент я еще пребывала в счастливом неведении относительно характера мистера Каллена, а его терпение и в чем-то даже равнодушие казались мне лишь проявлением спокойного нрава. Но обо всем по порядку. Мы вернулись в пентхаус уже ближе к полуночи. Заставить себя не думать, что будет дальше я так и не смогла. Мысли крутились вокруг самых разных вариантов, один другого хлеще. Чувства разнились от болезненного любопытства до самого откровенного страха. Чего я действительно не ожидала, так этого его ровного, отдающего ледяным безразличием голоса, едва мы зашли внутрь. — Завтра рано утром мы возвращаемся, ложись спать. — Где? — тупо переспросила я. Он как-то странно на меня посмотрел, словно убеждаясь в своем ли я уме, а потом сквозь зубы пояснил: — Где хочешь. Мне бы порадоваться. Блядь, ну вот честно. Возликовать бы. Подпрыгнуть от счастья, что еще один день закончится без эмоциональных травм. Вместо этого я растерялась. Как будто меня сбили с намеченного курса. Одной ловкой подсечкой. На что я там рассчитывала-то? Уж точно не на спокойную ночь. Сначала не поверила, сделав несколько неуверенных шагов в сторону лестницы. Без особого рвения, дабы не оказаться в щекотливом положении. Ожидая, что в любую минуту он может передумать. Не передумал. Прошел в гостиную, открыл ноутбук и тут же полностью погрузился в изучение его содержимого. Пальцы быстро забегали по клавиатуре, на лице появилось все тоже угрюмо-сосредоточенное выражение. Словно все это время, Каллен только и ждал, когда сможет вернуться к работе и решению своих неотложных дел. Я еще раз на всякий случай проверила, который сейчас час. Начало первого. В этом плане ничего не изменилось. Стрелки послушно отсчитывали положенные им минуты. Чуда не произошло. Я ничего не перепутала — на улице стояла ночь. Его телефон зазвонил. Уже, наверное, в двадцатый раз за вечер. Требовательно и навязчиво. Он нахмурился, но трубку поднял. Рявкнув в микрофон пару раз отрывистое «да», раздраженно бросил сотовый рядом с собой. Затем опустил голову в ладони и на несколько секунд замер. Если бы я не задержалась здесь, то ничего бы этого не увидела. Если бы сразу же отправилась спать, как он и сказал, то у меня бы не появились сомнения о том, что произошло нечто непредвиденное. Не то чтобы меня это волновало. Не то чтобы меня задел его уставший и какой-то вымотанный вид. И уж, конечно, я не хотела лезть не в свое дело. — Ты еще тут? — зазвенел его голос в полной тишине. Я вздрогнула. — Уходи. Попятилась. Ступила одной ногой на нижнюю ступеньку и снова нерешительно остановилась. Он провожал меня взглядом, как будто подталкивал. И, наверное, ждал, когда я исчезну из его поля зрения, а я все никак не могла этого сделать. «Отзывчивая ты моя, вали уже куда послали. Не вмешивайся». И еще один шаг наверх. В правильном, надо сказать, направлении. — Что-то хотела? — с нажимом поинтересовался он. — Нет, — я помотала для пущей убедительности головой, развернулась и ушла.