Мы в ответе за тех...

Мэдлин осторожно отставила на блюдце чашку с травяным чаем, глядя, как на ее поверхности закружились чаинки, переплела пальцы на столе. — Вызывали? — вошедший, как обычно, был немногословен. Хорошее качество для оперативника. Особенно лучшего оперативника, как бы помпезно и пошло подобное определение не звучало. Большинство сотрудников Отдела вообще не помнили, чтобы Майкл произносил больше двух-трех фраз исключительно по делу — если, разумеется, того не требовало задание. На полном серьезе считалось, что улыбаться Майкл Сэмуэль не умеет. — Присаживайся, Майкл, — Мэдлин дружелюбно кивнула ему. Она знала, что видят перед собой ее посетители — неожиданно уютное для этих мест помещение и роскошную женщину в нем. Атмосфера кабинета могла ввести в заблуждение кого угодно — маленький островок если не умиротворения, то спокойствия в общей хромированной безжалостности Отдела. Разумеется, здесь тоже присутствовала необходимая и такая знакомая всем сотрудникам техника на грани фантастики, но металлические корпуса смягчались наличием большого количества цветущих растений и самим видом хозяйки этого оазиса — мягким, изящным и теплым. Располагающим. Только никого эта обстановка не расслабляла. А Майкл, тем более, не мог быть обманут видимостью. Слишком уж хорошо он ее знал. Может быть, немного лучше, чем остальные, — разумеется, ровно настолько, насколько она позволила ему. Мэдлин гордилась Майклом. Он был лучшим ее творением. Она находила, что они чем-то похожи. Хладнокровный, безжалостный Майкл и обходительная, обманчиво-обаятельная Мэдлин действовали одинаково беспринципно и руководствовались зачастую похожими мотивациями. Слово „эмоции“ в список этих мотиваций, определенно, не входило. Как правило. Он подчинился, опускаясь в кресло напротив ее стола. Будь на его месте недовольная Никита, она бы в качестве демонстрации предпочла бы остаться на ногах и хоть так выразить свое неповиновение, но Майкл был выше мелких подначек. Однако, он нарушил приказ. По крайней мере, Мэдлин полагала, что он это сделал. А она привыкла доверять своим суждениям. По его лицу ничего нельзя было прочитать. Абсолютно спокойный вид, правильные, как у античной статуи, черты не выражают ничего, кроме предельного внимания, а зеленые глаза с длинными ресницами смотрят холодно и открыто. „Мраморный Антиной“ — в который раз подумалось ей, пока она рассматривала его, придав своему взгляду нарочитую смешливость — которая, как ей говорили, золотыми искорками вспыхивала в их карей глубине. Взглядом, который — и это она тоже знала, хотя об этом ей опасались говорить, — в любой момент мог превратиться в два дула. Она изучала его лицо с новым любопытством — как будто увидела в первый раз. Красивый, да, очень красивый — на редкость привлекательное для мужчины лицо. Если бы не эта подчеркнутая брутальность поведения, можно было бы даже сказать, что не „не по-мужски“ красивое. Впрочем, доказывать свою мужественность Майклу было без надобности. Все и так знали, что кроется за его ангельской внешностью. Так что его красота не вдохновляла никого, кто имел несчастье столкнуться с ним во время работы. Мэдлин скользнула взглядом вдоль линии его щеки до самого уха, где, нарушая ледяной обличие мраморной статуи, неожиданно кокетливо завивался светло-каштановый локон. Ее всегда поражало его пристрастие к этой романтической прическе, которая была не слишком удобна в боевых ситуациях и не соответствовала создаваемому им имиджу. Но она ему шла. Оба молчали, предоставляя противнику сделать шаг первым. Цена такого молчания была прекрасно известна обоим — оно заставляло собеседника заговорить первым, раскрыться и занервничать. Для Мэдлин оно являлось один из штампованных, обычных приемчиков работы, для Майкла — образом поведения, перенятым у нее. Хотя играть в подобные игры друг с другом было откровенно бессмысленно, оба слишком хорошо знали, чего им следует ожидать. Майкл Сэмуэль… Названный в честь двух ангелов. По крайней мере, некто в Отделе очень любил подобную формулировку. Архангел Михаил. Когда-то давно ей нравилось называть его так. Мэдлин припомнила те времена, когда они вышли на него в Париже. Тогда Майкл был всего лишь молодой бунтарь-революционер, затеявший беспорядки вместе с толпой таких же студентов-реакционеров, протестовавших против существовавшего режима власти и пытавшихся устроить теракт в кампусе студенческого общежития. Надо сказать, что у них получилось. Собственно говоря, это ее и зацепило. То, что сумасбродный план мальчишки сработал. Мэдлин лучше других могла оценить хорошо проделанную стратегическую подготовку. Дальше дело оставалось за малым — отработанный на практике конвейер вербовки не давал сбоев. Всех сотрудников Отдела кто-то когда-то находил, и у каждого был свой „ряд 8, место 30“. А в голосе Майкла до сих пор чувствовался … нет, не легкий акцент, но некая чрезмерная правильность английского произношения. — Eh bien, que était-la? * — внезапно спросила она по-французски, нарушив повисшее молчание. Он вздрогнул. Забавно, какая иногда требуется малость, чтобы „достать“ человека. Ведь он часто пользовался родным языком, знал, что она им тоже владеет, но все равно на секунду растерялся. Если бы речь шла не о серьезном деле, Мэдлин бы рассмеялась — как довольная женщина или как кошка, которой удалось загнать в угол мышку. Но Майкл не был бы Майклом, если бы не сумел взять себя в руки за считанные секунды. — J'ai operé comme la situation a demandé**, — медленно, будто пробуя на вкус получившиеся звуки, ответил он. Казалось, что он тщательно обдумывает каждое слово. Но это тоже было свойственно его характеру. Майкл прощупывал ситуацию. Видимо, решив, что если Мэдлин желает разговаривать на его родном языке, то правильнее будет ответить ей тем же. — La situation? — она вскинула брови, — Expliquer.*** Она не добавила обычное „пожалуйста“. Если подумать, это о многом говорило. Мэдлин снова перешла на английский: — Неужели наши аналитики ошиблись в расчетах? На самом деле она понимала, что в боевых условиях нельзя рассчитать на сто процентов совпадения с предварительным прогнозом. Непредвиденные факторы не исключены и, увы, неизбежны. Только, по ее мнению, в этот раз дело было не в ошибке аналитического отдела. Майкл в упор посмотрел на нее. Зеленые глаза скользнули по ее лицу с каким-то странным выражением. Хотя наверняка ей показалось — как раз в этот момент, словно по заказу, свет в отсеке мигнул и перепал. Несмотря на мощные обособленные генераторы. Ничего особенного в этом не было — неполадки в системе техобеспечения возникли еще с утра, и вот уже около часа техники судорожно бились над их исправлением. Пол, конечно, подозревал в случившимся сбое происки врагов. Что ж, и это было более чем вероятно. В конце концов, если вспомнить все, что случалось в Отделе… И в этой комнате в частности. Но вспоминалось почему-то другое: сильное молодое тело, прижимавшее ее к стене, горячие губы и мутные зеленые глаза. Почему же тогда она поддалась этой страсти? Еще один психологический прием. На приручение. Точно также он приручал Никиту. А она — Пола. — Нельзя заранее рассчитать боевую ситуацию. Обстановка слегка накалилась и вышла из-под контроля, но ее удалось стабилизировать. Все есть в отчете, — произнес он, когда свет выровнялся. Мэдлин мысленно усмехнулась — Майкл прекрасно знал, что отчет она читала. Как и знал и то, что прямого вранья в нем нет и поймать его не на чем. При этом он наверняка четко сознавал, что она не поверила ни одному прочитанному слову. — Ты подверг ситуацию риску ради спасения жизни Никиты, — в лоб высказала она суть проблемы, с которой Отдел сталкивался вот уже в течении года. Белокурой голубоглазой проблемы с чересчур мягким сердцем. Если бы это была не Мэдлин, в этих словах, а еще больше в нарочито-контролируемом тоне, с которым они были сказаны, можно было бы заподозрить обычную женскую ревность. Слово „опять“ повисло в воздухе. «В который раз, Майкл, „, — устало подумала она, — „в который уже раз?“. Ледяная глыба без чувств, эмоций и потребностей, которой он выглядел в глазах коллег и начальства, идеальный оперативник, напрочь лишенный слабостей, был не столь уж и безупречен. Несмотря на все ее усилия. Ей казалось, что она преуспела — в Майкле не осталось никаких внешних проявлений эмоций, если только их проявления не требовало задание. Он отучился от чисто французской привычки жестикулировать, в нем исчезли малейшие проявления веселости, жизнелюбия, сомнений и страхов. Но вот потребность любить в нем так и не удалось уничтожить. Сначала Симона, теперь вот Никита. Свет перепал в очередной раз. И за миг до того, как он отключился, их взгляды встретились в немом диалоге, как встречаются перекрещенные шпаги или дуэльные пистолеты. Глаза в глаза. В упор. Прицел. » — Не надо, Майкл. Не подставляй себя из-за нее. — Я сам выбрал свой путь. — А если… — Ты сделала меня таким, Мэдлин. Именно ты. Я стал, каким ты хотела“. Свет погас. Выстрел. Никто не произнес ни слова. В полной темноте Мэдлин ощутила, как ее подхватили из кресла сильные руки, вздергивая вверх, почувствовала горьковатый запах одеколона, дыхание на своей шее, и в следующую секунду горячие губы накрыли ее рот. Она подняла ладони, чувствуя, как ее пальцы ласково путаются между волнами мягких волос, и ответила на поцелуй… Когда свет, замигав, неуверенно включился, Майкл и Мэдлин сидели по разные стороны стола и продолжали диалог. Как ни в чем не бывало. — Я мог спасти Никиту, не подвергая группу никакому риску. Исход операции был предрешен в нашу пользу, — продолжал объяснять Майкл, чьи глаза привычно ничего не выражали, — Нерационально было терять ценного оперативника, если можно было обойтись без потерь. Ничем при этом не рискуя. Высокомерный ублюдок. Мэдлин улыбнулась. Пожалуй, объяснение ее удовлетворило. — Что ж, — она закинула ногу на ногу, провернувшись в кресле, — если ситуация и правда такова, то бояться тебе нечего. Можешь идти. Майкл встал и своей обычной „терминаторской“ походкой направился к двери. Кивнув ему на прощание, Мэдлин взяла чашку, заглянула в нее. Плавающие чаинки медленно тонули в коричневой влаге. Мы в ответе за тех, кого мы приручили. Майкл всегда будет защищать Никиту. А она всегда будет защищать Майкла. Вот только он об этом не узнает. Горьковато-сладкая усмешка искривила ее губы. Она негромко заметила вслед удаляющейся спине. — Теперь главное, чтобы шеф поверил тебе, Michelle. Майкл остановился перед зашипевшей на фотоэлементах дверью, развернувшись к ней, спокойно ответил: — Он поверит тебе… Мэдди. — и вышел. Свет мигнул еще один раз и окончательно погас, скрывая выражения лица оставшейся в кабинете женщины и странную улыбку у нее на лице.

*Eh bien, que était-la? — Ну и что это было? **J'ai operé comme la situation a demandé -Я действовал так, как подсказывала сложившаяся ситуация. ***La situation? Expliquer! — Ситуация? — Поясни.