WAM

Срывается в диком танце одежда, падает, шурша, на пол, ноги путаются в длинных пальто черных цветов, спотыкаются об высокие сапоги и вэнсы (противостояние как метафора), губы, эти обкусанные губы терзают напротив, впиваясь в щеки острыми зубами. Светлые водянистые волосы переплетаются небрежными косами с соженными черными, длинные бледные пальцы почти вырезают на затылке шрамированные узоры, тщательно мусоля миллиметры теплой кожи. От одной несет перегаром и сладкой ватой, какой-то выпечкой в слиянии с сигаретами. Другая пахнет соленым морем и шампунем из ив роше. Воздуха нет - испарился, вылетел в открытую форточку маленьким облаком с малиновых губ. Что-то шепчет так тихо, как коленную мантру в мечети, почти не улыбается и не умеет любить. Как теорему доказывает обратное. Прижатым к стенке сложно ненавидеть, сложно дышать и совсем не хочется думать. - Реджина, - опять шепчет, - Реджина.. Хранила верность разумов для нее, смешивала по каплям чувства, создавала формулы. Под кожей колет спицами, в венах новый сорт героиновой болезни. Пятно без пятновыводителя, задача без решения: все это она, чертовка, только она. У Реджины горький привкус помады, этакая щепотка перцовой гадости, у Реджины сочные бедра и мягкие изгибы тела. У нее сносит крышу когда медленные укусы переходят к линии груди, а самые громкие стоны она дарит лишь Эмме. У Свон саднит в печени (от алкоголя ли?) и сдавливает под коленной чашечкой. Вычурные кружева на черном бра гармонируют со смуглой кожей, хотя, априори, ей подойдет любое белье. Оборочка рядом с подмышечной впадиной украшена блестящим камушком, Эмма не сдерживает восхищенного стона и проводит отросшими ногтями по влажной спине. Она физически чувствует, как наливаются и набухают оставленные в подарок полосы. Миллс глубоко целует, засасывает нижнюю губу и томно смотрит в глаза, безмолвно заставляя не прикрывать веки. У Эммы нет ни секунды сомнения. Шершавая поверхность обоев создает покалывающие трение, Реджина знает об этом, специально прижимаясь к любовнице еще сильнее. Реджина знает что Свон почти теряет сердцебиение при укусах в шею, что Эмма промокает от влажных причмокиваний, что Эмма, черт возьми, чувствует. И последнее беспокоит больше всего. Дыхание рваное, громкое, резкое. С долей секунды на вдох и тремя на выдох. Времени катастрофически не хватает. - Я скучала, - мурлычет Миллс, грациозно соприкасаясь с телом Свон, - Я ужасно скучала. Эмма пьянеет от ее голоса, растворяясь в нежных руках с грубыми подушечками пальцев. Дрожь ледяной рябью ложится на плечи, огибает бедра и щекочет щиколотки. Указательным Реджина проникает под резинку белья, губами касаясь сладкой шеи с запахом мелиссы. Чувствует вибрацию, исходящую от грудной клетки Свон, ведет пальцем дальше, напирая на половые губы. С влажным хлюпаньем надавливает на клитор, добавляет второй палец, вводя на одну фалангу. Эмма кусает за плечо, хнычет, извивается. Миллс второй рукой сжимает ягодицы, оставляя багровые полумесяцы. Свон пошло раздвигает бедра в стороны, опираясь голым телом на стену, закусывает губы и щеки, призывно умоляет брюнетку о большем. Реджина усмехается, дорожкой быстрых поцелуев огибает живот и грудь, оставляя на коже влажные следы губ. Миллс проводит языком по внутренней стороне бедра.. Эмма взрывается. *** На балконе тесно и холодно, но обе - абсолютно обнаженные, с тонкими сигаретами и вспотевшими волосами. Дует ветер, щекоча нервные окончания (на улице не лето) и мозоля старые воспоминания. Тихо, лишь звук мотора старых автомобилей доносится до ушных перепонок. Думается слишком плохо. - Мы женимся, - говорит Реджина, - вчера он сделал мне предложение. Сердце Эммы падает вниз, почти касается ребер, но она быстро хватает его, со всей силы сжимая, и возвращает обратно. - Я рада за Вас, - улыбается, - ты заслужила. Ответом служит тишина и три последние затяжки. Эмма не плачет и не собирается. Реджина задумчиво выдыхает.