Книга о тебе

Я бы с радостью рассказал вам, как вернулся в тот день домой и поговорил с Бертом. О, если бы я мог, я бы с огромным счастьем сказал, как уснул в своей кровати, не думая о проблемах, не имея их, но я не могу, потому что все это было бы неправдой. Я стоял и наблюдал, как тонким ручейком чужая кровь обволакивает мои ноги, — это правда. Я наблюдал, как руки окрашиваются в гранатовый цвет, заставляя ком подкатывать к горлу, когда я прикасаюсь к холодному бездыханному телу Джерарда. Вы наверняка сейчас думаете что-то вроде: «Нет, он совершенно точно не умрет, ведь это лишь начало истории.» И вы, естественно, будете правы. И сейчас, сидя все в том же старом кресле с печатной машинкой в руках, я тоже уверен, что Джерард останется жив, ведь я пережил это, но тогда я этого не знал. Тогда я думал, что вижу Джерарда Уэя в последний раз, и это было действительно страшно. Знаете, когда вы смотрите фильмы, в какие-то опасные, напряженные моменты там все замедляется. Это специально, чтобы потянуть момент, чтобы создать интригу и поиграть на нервах зрителей, но вот что я вам скажу: в жизни то же самое. Вы думаете, что в какой-то решающий момент вы среагируете быстро. Вы думаете, что если на вас поедет машина, то вы, как ниндзя, отскочите подальше, да еще и спася вокруг стоящих людей. О, я уверен, вы думаете, что если начнется перестрелка на улице, то вы, как в фильмах, мгновенно сможете если не поймать преступников, то хотя бы убежать от них, но хер вам. Когда вы встанете лицом к лицу со смертью, когда коса костлявой старухи будет в миллиметре от вашего горла, ваши ноги прирастут к земле, ваше сердце сначала остановится, делая передышку, а потом забьется с такой скоростью и силой, что вам будет казаться, что оно ломает вам ребра. А еще вы наверняка считаете, что ко всему можно привыкнуть. Что я, проработав в тюрьме вот уже несколько лет, должен привыкнуть к опасным моментам, должен иметь хорошую реакцию, свежий разум и знать крутые приемчики из фильмов, но опять же: хер вам. Я — чертов слабак, теряющий зрение при малейшем стрессе. Я никогда не был в ситуациях, вроде этой. И я боюсь крови. Вокруг меня куча других охранников, медсестер. Я не понимаю, что происходит, и просто молча оглядываюсь, пытаясь найти кого-то, кто объяснит, что случилось. Все удивленно шепчутся, а я лишь поднимаю голову и смотрю в карие глаза Адама. Его губы поджаты, а взгляд излучает жалость и вину. Я молча подхватываю Джерарда на руки и кладу на койку, хотя мои руки трясутся и во всем теле невероятная слабость, но я действую автоматически, словно запрограммированный робот, хотя так и есть. Я учился в военном колледже, и каждый день мы оттачивали приемы, учились стрелять и быстро реагировать, но одно дело — стоять в будке и пулять по мишеням, закрывая уши наушниками, чтобы не заложило, а другое дело — быстро реагировать на реальном поле боя, продумывать каждый шаг, предугадывать мысли и действия врага и, в конце концов, спасать жизни. Я стоял у койки и бил Джерарда по щекам, заставляя очнуться, но ничего не выходило. Его голова болталась в моих руках, словно игрушка. Я стоял еще какое-то время, пока меня не оттолкнула только что прибежавшая Мэг. Она тут же начала перетягивать жгутом тонкие руки поверх локтя парня. Он лежал без сознания, а его запястья были изрезаны глубокими полосами, отчего кожа расходилась в некоторых местах, и это не могло не вызывать тошноту. — Он жив? — Что произошло? — Мэг, он умрет? В нашей тюрьме не каждый день совершали суициды, что странно, поэтому все охранники собрались посмотреть на психа, изувечившего свои руки. Они стояли и перешептывались, а я лишь хотел, чтобы они заткнулись и не отвлекали от работы Мэг. Женщина, даже не пытавшись остановить кровь, тут же принялась зашивать глубокие порезы, которые, казалось, доходили до самой кости. Я не смотрел на это. Я пытался изо всех сил заставить себя смотреть, ведь это моя вина, но я не мог. Меня мутило. В какой-то момент я понял, что в моих глазах начинает темнеть, и вспомнил, что уже очень давно не пил таблетки, а сейчас именно такой стрессовый случай, когда мое зрение дает слабину. Колени начали подкашиваться, и я медленно свалился на пол, полностью теряясь в происходящем. Я только слышал удивленные глосса, но ничего, нет, правда, совсем ничего не видел. — Фрэнк? Черт, поднимите его! Фрэнк, слышишь меня? Это Адам, — я почувствовал, как несколько рук поднимают меня. — Все нормально, я просто не вижу. — Давайте его на каталку, — через секунду я уже слышал скрип колесиков, а потом почувствовал, как меня аккуратно положили. — Эмили, давай же сделай с ним что-нибудь, я не могу отвлекать Мэг! — Ох, да, сейчас,- послышался голос девушки. Все вокруг начали суетиться; я понимал, что происходит, лишь из обрывков фраз. Судя по всему, Мэг зашивала руки Джерарда, и все проходило вполне хорошо, но ему требовалось переливание. Мне стало еще хуже. Я почувствовал, как мои щеки алеют от стыда, ведь это я виноват. Сейчас девятое апреля — день рождения Джерарда Уэя, и я искренне надеюсь, что эти числа не станут вдобавок и датой его смерти. — Я вколю тебе снотворное, так как отсутствие зрения вызвано стрессом, ты же знаешь, да? Так вот, не пугайся, но ты отключишься на какое-то время. — Стой, как отключусь? Мне нельзя, там Джерард… — С Джерардом все будет в порядке, — тут же перебила меня девушка спокойным ровным голосом, но я то знал, что она сама — та еще паникерша и наверняка сердце ее колотится со скоростью света. — Эмили, это скоро пройдет, не нуж… — Я был прерван неприятным ощущением протыкания кожи иглой. — Ты проснешься через пару часов, у тебя есть с собой таблетки? — В куртке, — мне было ужасно неудобно говорить в темноту. Я чувствовал себя уязвимым и ничего не мог с этим поделать, потому что некоторые вещи не зависят от нас. — Хорошо, — я почувствовал, как девушка вытыкает иглу из вены и отходит. Еще какое-то время я приглушенно слышал голоса, но через пару минут я окончательно вырубился, думая о Джерарде, о справедливости и о бумеранге, возвращающемся каждый раз, чтобы заехать тебе по заднице. Вот и Джерарду он заехал, не без помощи меня, конечно, но ему вернулось то, что он натворил, и я даже не знал: хорошо это или плохо. Я просто уснул.