Фетиш подкрался незаметно...

В чертогах Деймос Параде царил ночной покой. Профессор Гнусус, со студенческих лет страдавший от бессонницы, предпочитал оставлять на эти часы самые нудные дела. Но даже неприятную работу, от которой должно было потянуть в сон, сплиновед выполнял с завидной педантичностью. Заполняя бланки годовых отчётов об успеваемости выпускников Академии, он перекладывал папки с личными делами из стопки в стопку, сохраняя на рабочем месте идеальный порядок. Когда очередь дошла до последней папки, на подоконнике профессорского кабинета материализовался Инкуб. — Морфей снова предпочёл тебе кого-то другого? — поинтересовался гость, занявший весь оконный проём. Вопреки обыкновению демон был одет. — Могу предложить свои объятия. Гнусус визитёра проигнорировал. За три десятка лет таких вторжений он усвоил, что лекции о нарушении личного пространства не принесут результатов, и выбрал другой способ борьбы с наглецом. Зная, как привыкшего к лёгким победам соблазнителя раздражает равнодушие, он улыбался про себя, но внешне сохранял абсолютное спокойствие. Обмакнув перо в чернильницу, продолжил скрупулёзно выводить символ за символом на новом листе. — Что ты там всё строчишь? — Потеряв терпение, Инкуб переместился за плечо сплиноведа. Заглянул в исписанный листок. — А-яй, снова донос и снова на несчастного Эни. Не надоело тебе? — Это моя обязанность, — сухо отозвался профессор. Двинув плечом, освободился от пристроившейся на нём головы демона. — Такой же исполнительный, как сотню лет назад, — хмыкнул Инкуб. Ласково провёл рукой по остриженному затылку профессора, вспоминая, каким он был в студенческие годы с волной золотых волос. — Скука смертная эти твои обязанности. Портишь новобрачным жизнь. — Ничего личного, работа есть работа. Пальцы демона проскребли по затылку и нырнули под ворот джемпера. Продавив крупные позвонки, окольцевали шею. — А, может, ты просто завидуешь, Ноэль? Профессор вздрогнул. Ему не часто приходилось слышать своё имя, и оттого оно каждый раз звучало всё несуразнее. Ноэль Гнусус. Просто ужасная комбинация легкомысленного материнского выбора и тяжеловесной знатности отцовского рода. Это имя вызывало отвращение. Произносимое бывшим лучшим другом, оно задевало немного иные чувства, но раздражало даже больше. Профессор отстранил от себя расхозяйничавшиеся под одеждой руки. — Не нарушайте субординацию, Инкуб. — Мартин, — поправил соблазнитель. — Я, в отличие от тебя, не хороню своё имя. Попытку возобновить домогательства пресекли, шлёпнув по рукам. Потирая ушибленные металлическим пером пальцы, Мартин отошёл к столу; присел на самый край, чтобы не получить за случайно сдвинутую чернильницу или упавший карандаш. — А всё-таки, чем тебе не угодил Эниши? — Он нарушает запрет, вступая в связь с человеком. Мартин покачал головой. — Не глупи, Ноэль. Мэттиас Гранде — один из нас. — Человеческое отродье, — фыркнул профессор. — Обыкновенный полукровка. Инкуб подобрался поближе к ослабившему бдительность объекту приставаний. Отогнув высокий ворот джемпера, обнажил рваный шрам на его шее — напоминание о неудачной схватке. — Этот полукровка, если ты не забыл, едва не лишил тебя жизни одним заклинанием. Он не человек, и ты прекрасно это знаешь. — Я — да, — сплиновед запнулся, отвлекшись на прикосновение пальцев к рубцам на коже, но препятствовать не стал. — А твой друг не знает. Значит, сознательно преступает закон. Не получив сопротивления, Мартин пертёк на колени Ноэля. Предусмотрительно вытащил из его рук острое перо. — Мог бы и простить преступление во имя любви, — улыбнулся в самые губы. — Я простил ему гортензию и лилии из своего сада, за остальное он должен быть наказан. — Не будь занудой. — Мартин стянул с профессора очки, погладил пальцем розоватый след на переносице. — Мальчишка не переживёт разлуки. Оставь их в покое. Ты же знаешь, как плохо, когда отбирают то, что ты любишь. Ноэль знал, но предпочёл промолчать. Мартин расценил это молчание как флажок на старт. Обняв ладонями лицо, приблизился к губам. Не открывая рта, скользнул вдоль них своими — «можно?». Тяжёлый вздох — «делай, что хочешь». Инкуб улыбнулся, уловив в напускном равнодушии отголоски желания. Запечатал поцелуем упрямый рот и щелчком потушил канделябры под потолком. *** Эни свернулся калачиком на краю развороченной постели. Мэтт подтянул его к себе поближе, погладил по волосам. Пробежался ладонью по телу — не повредил ли чего. Эниши поймал его руку, поднёс к лицу, изучая прерывистую линию жизни. Лэтти сказала, люди определяют по её длине отмеренный им срок, а каков их максимум — не сказала. Этот вопрос мучил демона уже долгое время, и Эни догадывался, что ответ ему не понравится. Насмотревшись на испещрённую затейливым рисунком кожу, но не найдя там ничего нового для себя, Эни решился задать вопрос напрямую. Забравшись к Мэтту под тёплый бок, — его объятия как-то обнадёживали — спросил: — Сколько может прожить человек? — Не больше века, — пожал плечами Мэтт. — А потом? — Умрёт конечно. Все когда-нибудь умирают. Эниши наморщил нос, пытаясь избавиться от мерзкой щекотки и загнать подступающие слёзы обратно в чешущиеся канальцы. Слёзы загоняться не хотели и против воли поползли наружу. Мэтт стёр их подушечками пальцев, поцеловал острый кончик носа. Убаюкивая на руках несуразное, хлюпающее, нуждающееся в нём существо, в очередной раз поддался такому человеческому эгоизму, отложив признание на потом. Лет на десять, а то и двадцать. Ведь можно не спешить, имея в запасе целую тысячу лет.