Про Одну Девочку

      Одна Девочка с Любимой занимались генеральной уборкой. Как известно, уборка — занятие довольно скучное, и обычно приходится прилагать усилия, дабы сделать его не столь тягостным. Из колонок ажурно струилась негромкая, лёгкая джазовая музыка; окрылённые ею ноги Девочки приплясывали, точно обутые в летающие сандалии, а руки порхали лебедями, смахивая пыль. Они с Любимой коротали уборочное время в разговорах. Беседа непоседливо и непринуждённо прыгала с одной темы на другую и как-то сама собой забрела в далёкое детство.       — А тебе нравились только девочки? — спросила Любимая, стоя на табуретке и разбирая завалы хлама на антресолях шкафа. — Или мальчики тоже?       Девочка, остановившись в балетной позе, задумалась.       В садике к ней приставал чернявый мальчик Тимур. Вёл он себя возмутительно: толкался, щипался, как-то раз спихнул с качелей. Как назло, на танцевальных занятиях Девочку поставили в пару именно с ним. Ох и натерпелась же она от своего хулиганистого партнёра! А тут ещё Мама отдала её в кружок бальных танцев... И там тоже оказался несносный Тимурчик! Отплясывал, правда, этот ужасный ребёнок талантливо, но во время танцев не отказывал себе в удовольствии щипнуть Девочку или сказать на ухо какую-нибудь гадость. Девочка терпела, терпела и не вытерпела — в отместку толкнула Тимурчика так, что он не устоял на ногах.       — Ты ему, наверно, нравишься, — сказала Мама. — Просто мальчики не всегда умеют выражать это.       Как можно делать больно тому, кто тебе нравится? Это не укладывалось у Девочки в голове. На Тимурчика она так и не взглянула благосклонно. А вот от его импозантного папы воспитательницы млели, когда он приходил за сыном, одетый в форменное пальто пилота гражданской авиации — статный, темноглазый красавец, уроженец Кавказа. Был он жгучим брюнетом с темпераментными бровями и усами, и между собой воспитательницы прозвали его Мимино. Завидев его, перешёптывались с улыбочками:       — О, опять пришёл этот... «Ларису Ивановну хочу!»       С мальчиками у Девочки как-то не складывалось в садике. Зато она млела от одногруппницы Тани. У Тани были две толстые косички с пышными бантами. Сначала они с Девочкой были не разлей вода, но потом их дружбу разбила Катька — толстенькая девчонка с круглой сердитой рожицей и вечными, никогда не проходящими соплями. У Девочки они вызывали брезгливое содрогание, а вот Таню эти-то сопли и восхищали. Никто, кроме Катьки, не умел так виртуозно пускать носом пузыри!.. Катька ещё показывала фокус: выпускала длинную, тягучую соплю так, чтоб она повисла, а потом одним громким «шмыгом» всасывала обратно в нос. Брр... Девочка морщилась, а Таня восторженно хлопала в ладоши и смеялась. Они с Катькой стали дружить против Девочки: показывали ей языки, отбирали игрушки, смеялись над ней. Как и в случае с Тимуром, Девочка долго сносила эти издевательства, а однажды молча спихнула противную Катьку с горки. Она всегда вершила справедливое возмездие вот так — неумолимо и беспощадно, не произнося ни слова: терпит, терпит, а потом ка-а-ак стукнет!.. Объяснять, за что, она не считала нужным: тот, чьё рыльце в пушку, и так знает свои грехи. Падать было невысоко, но обидчица разревелась, размазывая свои длинные сопли по лицу. Упала она очень смешно, кверху пухлой попкой в трусиках в горошек. Девочке вдруг стало легко и весело, вся обида ушла куда-то за солнечную пелену тёплого летнего дня, и с того момента она потеряла всякий интерес и к Катьке, и к своей бывшей «любви» — Тане. Годы спустя она встретила Таню в университете, но та даже не узнала Девочку.       После победы над Катькой Девочка сдружилась с Надей — долговязой, белобрысой и некрасивой, с грубоватыми, какими-то мальчишескими чертами лица. Надю мало кто любил, а она делала вид, будто ничуть не страдает от одиночества: часто она расхаживала среди играющих ребят с гордым, независимым видом и щурилась вдаль, будто её одолевали недетские, серьёзные думы. Но к Девочке она потянулась на удивление охотно — значит, общения ей всё-таки хотелось. У Надиной мамы была неженская профессия — она служила на рыболовном судне, которое производило консервы. Когда мама на полгода уходила в море, Надю брала к себе бабушка, а папы у них не было. Жила бабушка в секторе частных домов и держала кур, гусей и козу. Домашнюю скотину Надя любила, но относилась к ней без сентиментальности, с деревенской практичностью. Девочку шокировал рассказ подружки о том, как она всё лето играла со своим любимцем — гусем, а потом бабушка его зарезала, ощипала и сварила из него суп. Большого несчастья Надя в том не видела: для того домашняя птица и была предназначена — чтоб её есть и получать от неё яйца. Маму подружки Девочка видела пару раз на детсадовских утренниках. Такая же некрасивая, нескладная, простецкая, с не по-женски широкими плечами и плоской грудью, она смотрела на свою дочурку со сдержанной лаской и теплом в водянисто-голубых глазах с бесцветными ресницами. Девочка потом долго считала, что все тётеньки-моряки такие, как она. Всякий раз, уплетая вкусные консервы из сайры в масле, она вспоминала Надину маму.        — А в школе? — полюбопытствовала Любимая, вертя в руках сломанный старый фен, заброшенный на шкаф с мыслью «может, когда-нибудь отремонтируем».       Девочка прошлась влажной тряпочкой по книжным полкам — ласковыми, вдохновенными движениями танцующих, окутанных джазовой мелодией рук. В пятом классе она боготворила Олю — обладательницу волнистой копны рыжевато-каштановых волос, глубоких карих глаз и очаровательных веснушек. Оля была для неё недосягаемой феей, небожительницей, принцессой, пока однажды на уроке математики не случилось ужасное. Оля чихнула, и содержимое её хорошенького носика шлёпнулось прямо на клетчатый тетрадный лист. Девочка отвернулась в шоке и уткнулась в свою контрольную, не желая смотреть, как Оля станет выкручиваться из этой щекотливой ситуации: она поняла, что уже не будет прежней. Очарование Оли рассеялось. Она вдруг стала обычной.       — Значит, ты поняла, что принцессы не пукают бабочками? — усмехнулась Любимая. — А если я чихну, ты меня тоже разлюбишь?       — Ну, тогда ведь я была совсем маленькая и глупая, — рассмеялась Девочка.       — А теперь — большая и умная? — Любимая мягко спустилась с табуретки и пощекотала Девочку за ушком.       — Мррр, да, — ответила та, по-кошачьи щурясь и ласкаясь к руке Любимой.       Уборка завершилась поздно вечером. В квартире пахло шампунем для ковров и освежителем воздуха, а Девочка с Любимой, обнявшись на диване, листали альбом со старыми семейными фото, найденный на пыльных антресолях.