Разговоры у огня

      Огромный лес, расстилающийся на сотни километров, никогда не выглядел особенно дружелюбно, навлекая на себя не только неприязнь жителей этой местности, но и постепенно обрастая легендами: пугающими, завораживающими, волшебными и не совсем. Темная опушка, всегда накрытая тенью, даже зимой была какой-то по-особенному затененной, несмотря на падающие на холодное белоснежное покрывало лучи закатного солнца, придающие темной коре многолетних деревьев цвет давно свернувшейся крови. Но именно эта загадочность, граничащая с неизведанной опасностью, отпугивавшая каждого, кто решил бы войти в пределы девственной территории, сохранила все великолепие природы.       Но и это место нельзя было назвать полностью лишенным человеческого вмешательства. В самой чаще его можно найти маленький опрятный домик, обросший мхом и, казалось бы, совершенно необитаемый, если бы ночью в нем не было заметно слабого отблеска пламени, ласковым светом своим касающегося оконного стекла, еще не закрытого ставнями. Это человеческое жилище было одной из легенд местных жителей. Легендой о друзьях, что каждую ночь собираются у камина, рассказывая друг другу разные истории. Легенда говорила об эльфах, о магических фейри, что заманчивым светом пытались привлечь одиноких путников, будто те когда-то проходили по заросшим тропинкам меж толстых стволов зеленеющих в летнее время деревьев, обещая им золото и драгоценности, взамен требуя лишь истории. Самые банальные истории об их странствиях, о дальних странах и других людях, особенных и неповторимых в своей индивидуальности. Несмотря на всю привлекательность этой сказки, лишь единицы были близки к истине и эти единицы отрицали любое существование магических сил, веря лишь в коня под собой и лук за спиной.       Маленький домик был обитаем, пусть заметить это можно было лишь вечером или ночью, тогда как днем темнота в окнах не позволяла разглядеть даже малейшей детали интерьера, будто закрытая дверь таила за собой кусочек космической черноты, пойманной бродячим магом и посаженной под замок. Но наблюдать было некому, а потому жизнь неведомых существ, которые сочли бы за нелепую шутку такое суеверное отношение к собственным персонам, текла своим чередом. Несмотря на все суеверия, единственной правдой из всей этой легенды было лишь наличие строения, хозяева которого были такими же людьми, как и сами наивные деревенщины. И, конечно же, истории.       Камин горел все так же ярко, даря ровно столько тепла, сколько нужно было двум людям, сидящим в давно устаревших креслах, обитых потертой красной тканью с заманчивым узором и резными ножками из слоновой кости. Небольшой кофейный столик из красного дерева, видимо той же коллекции, что и кресла, держал на своей поверхности две чашки полу-прозрачной жидкости бордового цвета, источающей чарующий цветочный запах, слегка раздражающий чувствительные рецепторы. Атмосфера гармонии и покоя, казалось, полностью пропитала это место, которое по праву можно было считать совершенно другим миром. Маленьким, но миром. В конце концов, для муравья и лужа - океан. - А вдруг мы все просто маленькие существа, копошащиеся во мху какого-то другого, намного более обширного мира? - послышался звонкий детский голосок из одного кресла, когда тонкая ручка потянулась к чашке, стоящей слишком далеко, чтобы иметь возможность ухватиться хотя бы за ее край. - Тогда нас раздавили бы, как дети давят комаров, присосавшихся к рукам, - отозвался на вопрос другой, более грубый голос с нотками ласковой насмешки над наивностью своего собеседника, явно принадлежащий мужчине. - А может мы им нравимся! - с вызовом произнес обладатель детской ручки, - хотя лучше сказать обладательница, - выбираясь из кресла и наконец поднимая со стола чашку.       Причмокивая и часто отнимая от губ емкость с чаем, девочка обратила взор ясно-голубых глаз на своего друга, словно выражение лица его было гораздо более значимо, нежели ответ. На вид Ванде было не больше десяти; белокурые волосы неаккуратно разметались по ее плечам, а легкое платьице было смято по краям: малышка следила только за своими словами. Горящие азартом и вызовом глазки поблескивали с свете огня, что можно было спутать их с маленькими галактиками, засасывающими беспечного зрителя, легкомысленно обратившегося к приятному зрелищу. Но, кажется, ее собеседник совершенно не был удивлен видом воинственно настроенной леди, со снисходительной улыбкой смотря на ее чистое личико, бледное, как у дворян, но с выразительным живым румянцем на щеках.       Мужчина, являвшийся другом и постоянным собеседником этой активной девчушки, представлял собой хорошо сложенного представителя сильной половины человечества, хоть внешность его навевала не самые позитивные мысли. Разрезающий правую щеку шрам лишил зрения один глаз; волосы отливали серебром на висках, как если бы были покрыты инеем. Морщины на лбу да по уголкам глаз практически превращали Андреаса в старика, хотя ему не было еще и тридцати. Причина прибывания этого человека в таком прекрасном месте могла быть только одна - побег от остального мира, поиск спокойного уголка: уединенного и тихого, как ночь в пустыне. - Может быть они просто поливают нас с высоты из большой лейки, зажигают огромную свечу где-то там в вышине и смотрят на нас, как мы живем, - не унималась девочка, обильно жестикулируя и показывая то огромную свечу, то "лейку", то самих неведомых повелителей человеческих жизней. - Какие жестокие у нас правители, ты там не думаешь, Ванда? - с тихим смехом, не разрезающим воздух своей неожиданной резкостью, а скорее ложащийся поверх него, произнес Андреас, не споря с малышкой, но и не давая ей полного согласия с теорией возникновения мира. - Жестокие?       В ответ на это замечание белокурая мечтательница лишь склонила голову, мало понимая, в чем проявляется жестокость милых - а именно такими ей виделись управители Земли, - гигантов. Наивная, светлая душа никак не хотела признавать несовершенства такого прекрасного мира, который был призван существовать в роли дома для всех живых существ, обязанных сохранять жизнь на этих территориях. Зеленая трава летом, девственно чистый, белоснежный снег зимой, прекрасные разноцветные листья осенью и теплый весенний ветерок - все это захватывало детский разум, вызывая восторженные восклицания по отношению к каждой живой твари, какая бы не повстречалась на пути этого невинного существа, любившего мир всем своим сердцем. - Они сделали цветы беззащитными от человека, даже деревья не могут устоять против человеческой руки. А сами люди умирают от болезней; умирают, даже не успев родиться. Неужели это не жестоко, насылать на нас такие испытания? - снисходительная улыбка озарила лицо былого война, укладывая легкую тень на борозды морщинок, проложенных лишениями и многочисленными трудностями.       Эти аргументы, казалось, заставили Ванду задуматься над своим отношением к неведомым правителям; пытаясь понять их, девочка села прямо на пол перед столиком, словно могла совершенно потеряться в собственных же раздумьях и упасть, не контролируя своих действий. Задумчивый взгляд ее, насупленные тонкие бровки, сведенные к переносице выдавали абсолютную концентрацию над заданным вопросом. Впрочем, живость натуры не дала малышке достаточно времени на обдумывание сей проблемы, заставив девчушку быстро подняться на ноги и вернуться к креслу, забравшись на которое, она вновь обратила взгляд к собеседнику, видимо, решив продолжать дебаты до конца. - А может они просто обиделись на нас? Может мы просто не слушались или делали что-то плохое, они обиделись на нас и ушли, - уверенно опровергла блондинка слова друга, смело отстаивая свою позицию, оправдывая собственных фантастических существ и желая видеть их исключительно добродетельными, тогда как Андреас, как ей казалось, портил всю картину нелестными замечаниями. - Тогда этот великан - просто ребенок, - позволил себе заметить мужчина, прикрыв и без того плохо видящий единственный глаз: он идеально помнил весь небогатый интерьер маленькой комнатки, ориентируясь в ней даже с закрытыми глазами. - А что в этом плохого? - наивность вопроса буквально выставляла слова Андре несусветной глупостью.       Мир казался Ванде небольшим, - совсем маленьким, лучше сказать, - а потому девочка совсем не хотела понимать ответственности, прилагающейся огромным грузом к власти. Пожалуй, объяснить ей ложность ее позиции было бы крайне сложно, будь разговор действительно серьезным. Смотря на это серьезное детское личико, Андреас не мог думать ни о чем, кроме навязчивого желания сохранить малышку от жестокости мира, от все его ужасов; сохранить все ее воздушные замки. - Пожалуй, не так много, - согласился он, кивая и переводя блуждающий взгляд на содрогающиеся в безумном танце средь бревен язычки пламени, - Может быть он когда-нибудь простит нас и вернется, чтобы спасти человечество и навести свои порядки. Справедливые, надеюсь.

Камин пылал до самой ночи, пока все звери в непроглядной тьме не умолкли, пока ночные жители чащи, не ушедшие в длительную зимнюю спячку, не попрятались в свои норы со скудной добычей - он пылал так долго, как только позволяло наличие топлива. Но вскоре поленья догорели, оставляя пустую ветхую гостиную без света и тепла. Но все это обещало возобновиться со следующим заходом солнца, спускающегося удивительно быстро в это время года, словно уходя к маленькому домику, чтобы послушать мелодичный голос юной Ванды и ласкающий слух баритон Андреаса.