***
Утром она поймала Снейпа перед завтраком, попросила наложить чары секрета и запинаясь (черт бы побрал эту идиотскую принципиальность!) изложила слова друида Боргунна. Тот выслушал молча, на лице не дрогнул ни один мускул. Когда Петунья выдохлась, он просто кивнул. Удивленным или расстроенным при этом не выглядел, впрочем, лицо он всегда хорошо держал. - Я ценю твою искренность. На мою поддержку в отношении Третьего это не повлияет, - после недолгого молчания обронил Снейп. Посмотрел на удивленно просиявшее лицо девушки, чуть скривил губы в том, что должно было выражать довольство, и пошел на завтрак. Пока Петунья тщетно пыталась подавить совершенно неуместное восхищение, к ней подошел Олсен: - Что-то у твоего приятеля лицо знакомое. Как говоришь его фамилия? - Снейп. - Хм. А род? – а себе под нос пробормотал, - Может, по матери? - Принц, - Петунья недоуменно покосилась на старосту. - А-а, - радостно потянул Олсен, потом многозначительно посмотрел на Петунью и подмигнул ей, - То-то он вокруг тебя увивается… - Ничего подобного! – возмутилась девушка, - Я просто напоминаю ему о его хорошем друге. - Эванс, если он Принц, то дело не только в памяти, - на недоуменный взгляд он покачал головой, - И не проси. Дураков нет, еще отравит мне вкус существования. - Что? Как это?! - А ты не знаешь? Была такая история: несколько веков назад сцепились лорд Принц и один из Поттеров. А Принцы, к слову сказать, зельевары не чета прочим. Вот он и отравил Поттера на непереносимость самого себя, вроде как, чтобы тот не мог принимать самого факта своего существования. От чего тот и помер. Визенгамот присудил Принцев выплатить виру, но в каком поколении — решать Поттерам. Последние этим правом никогда не пользовались: страх возмездия тоже оружие. Обычно в таких случаях отдуваются последние в роду или кажущиеся такими. «Эйлин изгнали из Рода, но она считала, что не зря страдала. Видимо, у Северуса сохранилась возможность претендовать на вступление в Род. И, как знать, возможно, его возглавить». - Так что будь с ним поосторожнее: если он Принц, то он из тех, кто во флакон может время налить. Ошарашенная Петунья уставилась на Олсена. - Ты чего? Это просто поговорка такая. Значит — гениальный зельевар. «Воистину: не в бровь, а в глаз».***
Рунный путь, так завороживший объемом своей работы Петунью, как оказалось, был сделан намного проще. Рунисты использовали самореплицируемые руны: бралась небольшая цепочка рун (как правило, длиной около метра), которая дополнялась, а иногда буквально окружалась вспомогательной связкой, позволяющей размножить основную цепочку. В этой связке прописывалось, сколько раз будет размножена цепочка и в каком направлении. Петунья мысленно называла цепочку шпалой, а связку — креплением рельса, по аналогии с железной дорогой. Активация рунного пути проходила в два этапа — вначале много сил тратилось на активацию вспомогательной связки, что позволяло «проложить» все шпалы. А после приходил черед запитывать сам Рунный путь, чтобы, все, кто отмечен Рунным путем как «свой», получали возможность сложного рунного полета — быстрого и комфортного. Поскольку все занятия проходили в разных частях полуострова, налеталась Петунья вдосталь. Она научилась ускорять полет, чтобы за час преодолевать весь Рунный путь, могла замедлить его до неспешного планирования, позволяющего отдыхать глазам на красотах северной природы, могла регулировать высоту полета и удаленность от рунной цепочки пути. Немалое ее удивление вызвал Рунный путь на отрезке, ведущем в Исландию. Территориально остров Исландия отстоял от Скандинавского полуострова на тысячу миль, и все это расстояние связка пути проходила по океанскому дну, лишь дважды поднимаясь над водой на перевалочных пунктах на Шетлендских и Фарерских островах. При этом на протяжении всей подводной части Рунный путь позволял лететь одним из двух способов: над водой и под нею. При первом варианте Петунью удерживало на высоте не более пары метров над поверхностью и постоянно качало то вправо, то влево, чтобы обогнуть особенно высоко взмывавшие волны. При втором, она скользила сквозь толщу темной воды, которую слегка подсвечивали маячки Пути. Самое удивительное, что никакого ощущения погруженности не было: лицо и одежда оставались сухими, дышалось без малейших затруднений и даже у самого дна не чувствовалось давление воды. Порой Путь проходил вплотную к маггловским нефтяным вышкам, но, даже выныривая над поверхностью и проносясь мимо деловитых рабочих, Петунья не привлекала внимание простецов: чары отвлечения внимания работали безупречно. Она научилась получать удовольствие от такого способа передвижения, и с ужасом думала о том дне, когда придется уехать из Хардангера и распрощаться с такой удобной «железной дорогой». Гриффиндорка между делом провела исследование: поставила громадное зеркало под водой и пронеслась мимо него Рунным путем, старательно вглядываясь в отражение. В гладкой поверхности отразился тонкий призрачный силуэт с длинными развевающимися волосами. «Видимо, на время полета по Рунному пути мы становимся привидениями: мы невидимы для людей, на нас не действуют обычные законы физического мира, такие как притяжение, давление или необходимость дышать. Но… ведь… тогда возможно проведение Рунного пути и под землей. Это было бы гениально – и перемещение хоть до Австралии быстрее, и остановку можно сделать для бункера!» Петунья не на шутку загорелась этой идеей и даже проштудировала книги в библиотеке, но Хардангер свои секреты берег трепетно. Помыкавшись несколько вечеров, девушка задалась вопросом, а с чего вообще ее заинтересовали такие далекие от ее обычной жизни вопросы? Пришлось признаться самой себе: контракт, навязанный ей Дамблдором, действовал не только ограничивающе, но и направляюще. Эта мысль опечалила и разозлила, но плюшки ей уже подали, так что глупо сокрушаться о цене в чеке. Вместо глупого саможаления Петунья серьезно принялась за подзаброшенную было Карту Мародеров.***
Окончание голодных недель в Хардангере отмечали бурно: ученики пытались за один вечер компенсировать прежнее ограничение. За длинными столами из мореного дуба расселись все учащиеся вперемешку, независимо от курса. Помимо роскошной трапезы в открытую стоял алкоголь: от сакэ до текилы, от виски до пива, от шампанского до водки (за последнюю следовало благодарить Айвана, который охотно знакомил всех желающих с тем, как пьют русские). Рядом с Петуньей оказался один непритязательный молодой человек с каким-то размытым лицом. Он учился на год старше, и Петунья не особо его знала, так, видела мельком в обеденном зале. А тут он немного перебрал: стал чрезмерно улыбчивым и потерявшим реальность, от чего начал докучать ей неделикатной навязчивостью. Вежливых намеков он не понимал, а грубить гриффиндорка не отваживалась, но недовольство и стеснение ее сковывали. Это заметил Айван, подсел поближе с маленьким бокалом, который любовно называл «стопарик», и красиво изукрашенной бутылкой с прозрачной жидкостью. - Я погляжу, здесь хорошая компания, - медленным торжественным и серьезным тоном заявил Айван. – Я решил познакомить тебя, парень, с Липецким бюветом. Всамделишным Липецким бюветом, выбором настоящего русского, а не тем пойлом, которое иногда подают в похожих бутылках для трепетных иностранцев. Это непростой напиток, достойно венчающий праздничный вечер. Но не каждому дано дойти до стадии, чтобы вкусить его. Ведь это не простая водка, это — Липецкий бювет! Парень, кажется, даже испугался: - Нет-нет, спасибо, мне хватит. Не надо. Русский, продолжая сохранять торжественную серьезность, уточнил: - Ты уверен? Имей в виду, я не всем предлагаю. Ведь это Липецкий бювет! - Нет-нет, точно! – на всякий случай, старшекурсник дружески оскалился и сбежал. Айван проводил его взглядом, слегка улыбнулся и переместил свое внимание на Петунью. - Липецкий бювет? – спросил он все также торжественно. - Не думаю, - с сомнением отозвалась она. Айван понимающе ухмыльнулся, взял чистый «стопарик» и налил в него из своей бутылки. - Просто попробуй, - совершенно трезвым голосом попросил он. Петунья осторожно пригубила из бокала: - Это же… вода?! Парень меланхолично покивал столу. - Но… - Я родом из Липецка. А родная вода всегда самая сладкая. Он грустно улыбался, крутя бокал в ловких пальцах. И странное предчувствие неповторимости этого момента охватило Петунью: пугающая уверенность, что больше никогда его не будет, такого Айвана. Девушка даже поежилась, до чего жутковато было о таком думать. А через неделю Айван пропал.***
Голодные Недели показали Петунье, что она крайне слабо подготовлена к вопросам выживания в неблагоприятной среде: учитывая, что ей не были доступны даже элементарные Акцио для призыва рыбы из воды, чары обогрева или трансфигурация. Нет, от высокомерных взглядов о бесполезности этих навыков для домохозяйки она не отказалась. Но проблема была в том, что от прежней миссис Дурсль — примерной жены и матери — она далеко ушла. А с учетом грядущего обучения в Китае и Египте навыки могли оказаться жизненно необходимыми — кто знает, как они учат своих студентов «вертеться». Пришлось сосредоточиться на рунах, добывающих пищу в условиях дикой природы, и тех, которые позволяли ее приготовить. К первой категории относились разнообразные рунные ловушки, причем на каждый вид зверя, птицы или рыбы полагался отдельный узор, большая часть которых (например, на пушного зверя или редкую птицу) являлись фамильными секретами потомственных охотников. Пришлось ограничиться основными ловушками на утку, на селедку (просто, чтобы знать, но упаси Боже — применять) и на кабана (последний, к счастью, ни разу не попался). Олсен, добрая душа, научил ее Ловушке на лосося, но предупредил, в какие месяцы ловля запрещена. Решив, что с голоду она теперь не помрет, Петунья начала изучать руны готовки. При одной мысли об этой области знаний ее сердце пело. Она обожала готовить: самый вид разнообразных ингредиентов, диких, неухоженных и простых, превращаемых путем долгого труда в произведения кулинарного и декоративного искусства, приводил ее в восторг. Она была способна часами стоять у плиты ради разового деликатесного ужина, который в итоге с удовольствием скармливала мужу и сыну или же случайным гостям (племянник, бывший в еде весьма неприхотливым и нечистоплотным, вызывал у нее отвращение и брезгливость, поэтому его она баловала редко). Ибо, увы, любовь к готовке была исключительно платонической: от приготовленных изысков она съедала едва ли ложку и то, просто чтобы убедиться, что расточаемые домочадцами комплименты небезосновательны. Она ожидала, что многие долгие процедуры готовки будут изрядно упрощены магией: она избавится от необходимости тонко нарезать овощи для салата, долго томить на плите соусы, потеть у кастрюли с бульоном, а муссы и безе будут взбиваться по щелчку пальцев. «Ага, вот прямо сразу!» Увы, в магической кулинарии бал правили Чары, да не простые, а требующие филигранной точности и изящности исполнения. Петунье с ее невеликими талантами здесь не светило ничего от слова совсем. Проще было с нуля научиться готовить по-маггловски, чем освоить такие чары. Обычно выручающие руны в этой ситуации становились слишком громоздкими и бессмысленными — ну не тратить же полдня, чтобы создать рунную связку для приготовления банального греческого салата! Девушка ходила недовольной упущенными возможностями ровно три дня, пока ей не довелось попробовать результат кулинарных чар одной однокурсницы. Не сказать, что блюда были несъедобны, но для перфекционистки Петуньи результат был ужасен: продукты теряли свой вкус и цвет, а после термической обработки — еще и форму, вдобавок постоянно хотелось добавить каких-то специй. Как ей пояснили, девушка была средненькой чародейкой, и в списке ее талантов кулинария не значилась даже на третьем месте, но гриффиндорка все равно безнадежно разочаровалась в магических способах готовки. Даже факультатив рунных цепочек для зельеварения, наносимых на внешние стенки котлов, не поколебал ее отношения. Хотя связки там показывались интересные: они позволяли, например, кипятить воду при температуре свыше 100 С или готовить зелье в состоянии глубокой заморозки. Была связка, позволявшая поместить зелье в состояние невесомости, были котлы, которые запускали по спирали внутри себя токи силы. Снейп, с которым Петунья поддерживала регулярную переписку, комментировал каждый новый пример восклицательными знаками, и от восторга так торопился поделиться своими мыслями и идеями, что упускал буквы в словах, от чего написанное становилось малопонятным. Только его горячее желание экспериментировать с «мерзким варевом» удерживало хоть какой-то интерес Петуньи. Наконец, распаленный описанием очередной рунной цепочки, он не удержался и попросил ее зачаровать ему рунами два котла. С.: Я готов заплатить. За сколько ты бы взялась? Петунья задумалась: денег всегда было мало, но брать их с Северуса ей казалось неправильным. Э.: Ты мне нравишься, Снейп! Для тебя – бесплатно. С.: Это не похоже на прошлое, больше на альтернативную нереальность. Даже месяцы спустя Петунья часто вспоминала эти слова, мысленно проговаривала, примеряла на себя. И боялась себе признаться, что в них содержится слишком много правды.***
Айвана искали всем Хардангером: подключили даже бывших выпускников. Петунье даже довелось мельком увидеть потомственных охотников, про которых ей рассказывал Олсен: нахмуренные и нелюдимые они носили медвежьи шкуры, а походкой и жестами и сами походили на зверей. Охотники «поговорили» со зверьем, прошли по следу русского студента до Пространственного круга и установили, что недавно его активировали, но сработал он неправильно. Рунисты пытались восстановить матрицу портала, но не преуспели. Видимо, Айван заскучал по родному краю и попытался переместиться ненадолго домой, но ошибся в расчетах. У пространственников был для таких случаев термин «в нигде». Ругательство «отправляйся в никуда» приобрело особый печальный смысл и было запрещено под угрозой розог. Петунья, ранее лелеявшая мысль устроить себе Рождественскую вылазку в Италию, чтобы реализовать давнюю мечту услышать Марию Каллас вживую, решила, что оперу она любит не настолько сильно. Тем не менее от идеи проведать семью на Рождество она не отказалась, только заказала официальный международный портключ у пространственников школы. «Только в сказках недоучившиеся студенты сразу становятся профессионалами. В этой реальности у них есть все шансы пропасть без вести в процессе оттачивания навыков. Осторожность наше все». Айвана не было больше месяца. Под конец на поиски махнули рукой. Тем удивительнее было встретить его вдруг внезапно за общим завтраком. От прежнего балагура, скорого на усмешку и громкие заявления, осталась бледная тень: он оброс, отощал, и в волосах еще молодого парня уже начала пробиваться седина. Но, несмотря на общую подавленность, был русский, несомненно, жив, если судить по здоровому аппетиту. Парня обступили любопытствующие студенты. Тот больше ел, чем объяснял, но вкратце смысл сводился к тому, что он застрял в неизведанной лакуне. Там было темно и страшно. А еще голодно. - Как же ты выбрался? — это был самый популярный вопрос. Айван покосился на сидевшую рядом Молчунью и продолжил трапезу. Тайну раскрыл Олсен тем же вечером: во время одного из путешествий Молчунья встретила ту самую избу на курьих ногах и договорилась с ее хозяйкой. Что взяла в оплату вредная ведьма, не уточнялось, но Айвана старуха вывела честь по чести. С тех пор девушка с парнем всегда ходили вместе, как приклеенные. Про эту ставшую удивительно гармоничной своей молчаливостью пару не шутил только ленивый и совестливый: Петунья принадлежала к узкой группе последних, у нее хватало своих забот. Ее главной проблемой стала странная влюбленность в Хардангер. Олсен часто говаривал, что «Хардангер невозможно не любить», и Петунья ежедневно с ужасом убеждалась в его правоте. Даже суровая холодная зима, ставшая тяжелым испытанием для коренного островного жителя, не отвратила ее от школы. Странное, ненавязчивое очарование Хардангера вкрадывалось в сознание, дурманя и порабощая. Особенно остро девушка почувствовала это, когда поняла, что не хочет уезжать домой на Рождество. Восхищение суровым краем охватило не только ее одну, но долгое время ей казалось, что она одна пугается этого эффекта. В один из особенно холодных зимних дней весь двор украсили фигуры из снега и льда, подсвечиваемые магическими огоньками. Студенты отобразили мифических и реальных существ, делали копии известных античных скульптур, повторяли в миниатюре здания со своей родины, а блики подсветки вдыхали цвета и жизнь в их творения. Напыщенный и раскрасневшийся Олсен опять начал петь громкие дифирамбы школе. И глядя на переливающуюся разноцветными огнями застывшую красоту вокруг, так и подмывало с ним согласиться. Но стоявший неподалеку Айван неожиданно упрямо набычился и с угрозой посмотрел на старосту. От русского исходили столь ярко выраженные волны недовольства, что очарование отпустило Петунью. Рядом с Айваном тут же встала Молчунья и взяла его под руку, удерживая от опрометчивых поступков. Воодушевленный Олсен даже не заметил возможной угрозы. А Петунье стало очень неуютно: тихая пара явно знала что-то, мешавшее им беззаветно наслаждаться очарованием Хардангера. Напротив, староста казался опоенным до потери рассудка: он так увлекся восхвалением школы, что обычная внимательность оставила его. Гриффиндорка поспешила в укромный уголок и достала связной блокнот. Снейп ответил почти мгновенно. С.: Нечему удивляться. На всех школах стоят усложненные чары или рунные связки очарования. В Хогвартсе, например, их накладывает при первом путешествии через озеро. Но в Хардангере они и правда очень сильны. Насколько я знаю, это была их система защиты от Гриндевальда. «Пусть этот треклятый Гриндевальд хоть сквозь землю провалится!» Э.: Мне-то что делать? Я не готова с ним сражаться. А моя рунная татуировка не помогает. С.: Дракона Импедиментой не ловят. Посмотри рунные защитные контуры высшего порядка, вроде тех, что в войну ставили. А в дальнейшем рекомендую всерьез заняться Окклюменцией. Небесполезный навык, поверь мне. Э.: Я думала на эту тему. Но без наставника не потяну. С.: Будет тебе наставник. Ты до Хогвартса доедь сначала. Петунья так и представила, как Снейп ворчливо фыркает эту фразу себе под нос. Э.: А что ты за это хочешь? С.: Три котла! *тут же зачеркнуто и дополнено* Ты мне нравишься, Эванс. Для тебя — бесплатно. Э.: Договорились. С меня четыре котла! Петунья пыталась убрать улыбку с лица, но не удержалась и нарисовала ему крошечный цветок петуньи. Северус, видимо, сам испугался своих обещаний, потому что пообещал, что котлы будут самые сложные и дорогие. Девушка закрыла блокнот успокоенная. Ожидание возвращения в Хогвартс становилось невыносимым.