Не исправить

Кассандра часто ловила на себе взгляды Инквизитора, но никогда не предавала им значения, да и вовсе старалась не обращать на это внимание. Конечно, боец он был весьма хороший, да и лидерская жилка сразу в нем пробилась, если, конечно, не била и до этого, но как мужчина, право, он ее не интересовал. Товарищ, друг — да, но не больше. Искательнице было далеко не до любовных размышлений. И даже когда Адаар тонко пытался ей намекнуть на свою симпатию — а может и на что-то большее — воительница оставалась весьма равнодушной, как к его словам, так и к нему самому. Даже в столь радостные для него моменты, когда им удавалось ненароком остаться одним в зале ставки командования после ухода советников, она предпочитала обсуждать дальнейшую деятельность, нежели выслушивать его неоднозначные комплименты. Так длилось какое-то время, и в течение этого периода Искательница как-то свыклась с постоянным присутствием Инквизитора возле себя — как в Убежище, так и в Скайхолде, изредка она даже позволяла себе улыбаться ему, но ни намеков, ни надежд давать не собиралась. Она не замечала, или по-прежнему просто не хотела замечать того, как именно смотрел на нее Адаар. И в своей привычке Кассандра не считала секунд, минут и часов, которые Инквизитор проводил возле нее. А они, тем временем, все уменьшались — и теперь кунари лишь изредка подходил к ней, перекинуться парой фраз, спросить как… дела. И все. Не было больше тех взглядов, каких бы то ни было намеков — все просто ушло. Осталась странная, даже какая-то непривычная пустота в том уголке сердца, где когда-то, при разговорах с Адааром ютилось маленькое тепло. А все стало ясно очень скоро. Как-то даже слишком быстро, и Искательница, право, была не подготовлена к такому. Поднимаясь на второй этаж, она была вынуждена приостановиться, а затем и сделать несколько неуверенных шагов назад — изумленная и в то же самое время словно раненая стрелой. Инквизитор вжимал в стенку Дориана, да с такой силой, что могло показаться, что они дерутся; однако руки Павуса, обнимающие кунари за шею говорили совсем о другом. До слуха воительницы даже донесся самодовольный смех тевинтерца, когда Инквизитор чуть ослабил хватку, и ему удалось наконец-таки чуть отпрянуть, чтобы взглянуть Адаару в глаза. И до чего же был знаком Искательнице этот взгляд… Она сразу же поспешила скрыться — даже как-то непривычно быстр был ее бег, словно Кассандра бежала не от сцены страсти двух мужчин, а рвалась в бой. Слова Соласа, брошенные ей вслед, она пропустила мимо ушей — не услышала, не хотела слышать, а если был вопрос — отвечать. Просто бежала, как бегут маленькие дети от опасности, от того, чего не хочется видеть — что увидеть страшно. Впрочем, она всегда понимала намерения Адаара; понимала, но не принимала их по отношению к себе. И, кажется, даже не особо стремилась принять — он был рядом другом и товарищем, каким Кассандра привыкла его считать, и этого, Создатель, было достаточно. Но как оказалось — не ему. Чувства, которые Инквизитор в последние дни все время старался подавить, запереть поглубже, в один миг просто вырвались. Вырвались и новою стрелой полетели в неизвестном ему самому направлении. И, о, Создатель — какая шутка судьбы — попали прямиком в Дориана. Но вот в чем тевинтерец оказался лучше Кассандры, так это в том, что он не стал тянуть кота за хвост, не стал дразнить улыбками, дающими лживую надежду — Павус, насладившись обильным потоком внимания, с довольной мордой ответил Инквизитору взаимной приязнью. И как видела Искательница совсем недавно — не только ею. Ощущение раны на сердце не покидало с того момента, как Пентагаст увидела сцену на лестнице. Словно не выстрелили, а вырвали тот маленький согревающий огонек. И теперь внутри изнывала рана. Это было так непривычно, странно, да и, в общем-то, чуждо, однако очень ярко. Комплименты и внимание Инквизитора успели стать для нее не только привычными, но и приятными, оттого-то, лишившись их, Искательницу захлестнуло чувство потери — слишком горькое, чтобы осмелиться выразить его в словах, на бумаге или где бы то ни было еще. Его ведь, черт возьми, даже не выплакать. С этим нужно просто смириться — она пропустила тот момент, когда оттягивать было уже нельзя. И как бы ни хотелось сейчас все исправить, а прошлое, как говорится, не возвращается. Но с этим, пожалуй, Кассандра мириться не хотела, как и со многим другим. Увы, теперь ее желания никто не спрашивал.