Самый страшный сон

      — Ты кто? — спросил Ник и в ужасе затаил дыхание, гадая — все происходит наяву или это лишь страшный сон, который вот-вот развеется.       — Я?! — поразились сзади.       «Бляяяяя, — подумал Ник и прикрыл глаза. — Не сон… Неужели я вчера?..»       Алкоголь на него всегда действовал одинаково: пара-тройка рюмок чего-то крепкого — и космос. То есть не так: в дальний космос улетали его ум, честь и совесть, а вот грешное тело оставалось на земле и начинало жить какой-то своей удивительной жизнью. Иногда Нику некоторые детали этого весьма насыщенного зомби-существования пересказывали, но чаще он, возвращаясь в свое оставленное без надзора тело, заставал лишь последствия разной степени тяжести.       Сегодня поначалу все выглядело даже ничего — очнулся он, судя по запахам и долетавшему из приоткрытого окна треньканью трамвая, в собственной комнате и в собственной кровати. Ну, то есть про запахи это он, скорее, по привычке сказал, потому как пахло в комнате лишь жестоким перегаром и сигаретным дымом, которым провоняла одежда, волосы и даже рука, которая лежала под щекой. Ник с отвращением отодвинул ее от себя подальше и постановил, что отказывается считать этот букет зловоний в своей комнате привычным! Да! В конце концов, бывает такое с ним нечасто. Даже редко. И вообще, имеет же омега право иногда расслабиться!       Тем более что наутро за свое вчерашнее веселье он всегда честно платил сполна, при этом жестоко завидуя тем своим недавним собутыльникам, которые, проснувшись, бывали до отвращения бодрыми, обильно завтракали, какали (как подозревал Ник, не менее обильно) и после были готовы к новым подвигам. Ник же, как правило, просыпался разбитым и несчастным. В строгом соответствии с выведенной кем-то задолго до него формулой: «Во рту — бя-бя, голова — бо-бо…»       Ник попробовал шевельнуться, чтобы понять, насколько все плохо сегодня… И только теперь осознал, что «бо-бо»-то как раз совсем не голова… Нет, башка, конечно, тоже раскалывалась, но задница по степени интенсивности неприятных ощущений все же могла дать ей основательную фору. И более того, причина подобной напасти была совершенно ясна и даже физически ощутима — в его маленькой нежной попке, которую он холил и лелеял, готовясь к счастливому семейному будущему, что-то плотно засело.       Ник сунул руку между ног, чтобы пощупать, и тут же, вскрикнув, отдернул ее. Там, сзади, кто-то был. И здоровенный член этого «кого-то», оснащенный крупными волосатыми яйцами, на которые ищущие пальцы омеги только что и наткнулись, был по самое «не хочу» засажен в Ника. И не просто, зараза такая, засажен, а с узлом. Бляяяя… И ведь не соскочишь, не сбежишь и не спрячешься… Разве что под подушку голову сунуть и сказать себе, что «в домике».       — Ты что, ничего не помнишь? — оскорбленно поинтересовались сзади, и Ник прижал ладони к горящему стыдом лицу.       — Нет…       — Да ладно! Не может быть, — растерянно возразил невидимый собеседник. — Ты выпил всего ничего! Ты мне понравился очень, и я все время посматривал на тебя. Познакомиться хотел…       — Мне много не надо, — вздохнул Ник и принялся про себя проклинать приятелей, с которыми он вчера и праздновал днюху одного из них.       Тоже мне — друзья. Знают ведь, как Ник плохо сочетается с алкоголем, знают, что его «под мухой» всегда на идиотские поступки тянет. Нет бы проследить, отвадить этого, который теперь сзади…       — Долго еще? — тоскливо спросил Ник из своего домика в ладонях и шевельнулся на члене незнакомца.       — Ты сам просил, — обиженно ответил тот и двинул бедрами, словно тоже проверяя крепость вязки. — Я-то хотел только проводить, чтобы потом уже, как положено, прийти с цветами и с кольцом, но ты… Ты был… убедителен.       — С каким еще кольцом? — перепуганно поинтересовался Ник, начиная прикидывать, мог ли уже вернуться домой его сосед по съемной квартире — здоровенный альфа Алекс Свенсон.       Если бы вернулся, его можно было бы позвать… На помощь…       — С обручальным, естественно, — удивился тип сзади.       — А мы что, вчера уже и о свадьбе договорились? — ступая словно по хрупкому льду, еще более аккуратно спросил Ник и даже высунулся из ладошек, будто любопытный сурикат из норки.       — А как иначе? — обладатель проклятого члена даже приподнялся на локте, пытаясь заглянуть Нику в лицо, но омега, почувствовав это движение, почти инстинктивно сделал то, о чем уже думал — сунул голову под подушку, еще сверху и рукой все придавив. — Ну чего ты прячешься, глупый? От судьбы-то не уйдешь.       Ник перепугался окончательно. Какой еще судьбы?! Неужто ему псих попался какой-то? Сейчас о колдовстве, магии и пришествии инопланетян втирать начнет, пока Нику, насаженному на его проклятущий узел, деться некуда. А потом в секту сманивать станет и на наркотики подсадит. Страшно-то как, папочки родные!       — Свенсон! — завопил Ник, откидывая подушку. — Свенсон! Спасите!       Наступила тишина. Ник дышал загнанно. Тип у него за спиной тоже начал сопеть так, что Ник сразу почему-то подумал о быках и корриде.       — Это тот альфа, с которым ты тут живешь? Твой любовник?       — Нету у меня любовников, — еще громче завопил Ник. — Нету! И вытащи, наконец, из меня свой проклятый член! Больно же, рогатый бы тебя побрал совсем!       — Ты сам просил… — растерянно повторил незнакомец. — Потерпи, маленький, потерпи, пожалуйста. Не виноват я, что ты такой узенький у меня оказался.       — У тебя? — верещал перепуганно Ник. — У тебя?! Почему это — у тебя? Да кто ты такой, пропади ты пропадом? Свенсон! Свенсон, спаси меня от этого психа!       — Я не псих, — перекрикивая Ника, заорал тот, а после, уже в наступившей после его трубного ора тишине, добавил: — Я твой истинный!       Баммм… Слово это отозвалось где-то в башке у Ника так, словно она была колоколом, а услышанное только что ударило по нему, породив долгий, вызывающий дрожь во всем теле звук. Истинный…       Папа и отец Ника тоже были истинной парой. Они любили друг друга и своего единственного сына, они собирались жить долго и счастливо, нарожать ему еще братишек — омег и альф, но отец по самые уши влез в криминал, а платой за этот его, с позволения сказать, бизнес, стала жизнь папы… Омегу похитили, требуя выкуп, а на самом деле просто желая убрать отца из числа конкурентов. Отец с оплатой опоздал, и папу убили. И тогда черный кошмар навалился на семью Ника. Отец теперь весь смысл своей жизни видел в том, чтобы отомстить убийцам любимого мужа. Он начал пить, опустился, стал жестоким и неуправляемым. Ник еще при жизни своего второго родителя узнал, каково это — быть никому не нужным сиротой. И грушей для битья заодно. Скула его до сих пор была украшена небольшим, почти стершимся, но все же заметным шрамом. В конце концов, отец со своим врагом расправился, но и сам лег рядом с ним, убитый прибывшими на место разборки полицейскими.       По счастью, Ник к этому моменту уже достиг совершеннолетия, и ему, по крайней мере, не пришлось хлебнуть еще и «радостей» пребывания в интернате. Он вступил в права наследства, осмотрелся и понял, что не сможет жить в доме, в котором все напоминало: и у него когда-то была семья. Ник продал его и уже собрался покупать что-то в городе, поближе к центрам студенческой жизни, но тут наткнулся на объявление, вывешенное на кафедре — какой-то тип искал себе партнера для совместного съема квартиры. И Ник решил, что именно это ему и нужно. И не прогадал.       Автор объявления — альфа Алекс Свенсон — сначала упирался, справедливо указывая на то, что искал компаньона-альфу именно для того, чтобы можно было напополам снимать однушку и тем самым экономить. Но Ник уверил Свенсона, что у него достаточно денег для того, чтобы взять на себя основной финансовый груз по части оплаты двушки, и это решило вопрос. Правда, вскоре омега понял, что, помимо компаньона приобрел и прорву обязанностей. Но даже это его сильно не смутило. Готовить Ник любил, и ему было не тяжело сварить что-то не на одного, а на двоих. Убираться ненавидел, но альфа ему в соседи достался на удивление чистоплотный, и эту обязанность они делили пополам. Со стиркой успешно справлялась стиральная машина, так что белье оставалось только погладить. Но и это Ник делал не напрягаясь. Более того, в минуты депрессии, которая нет-нет да накатывала на него, он именно в глажке находил себе успокоение. Утюг мягко скользил по ткани, устраняя все замятины и неровности, и точно так же вместе с тканью разглаживались морщины на лбу у Ника.       Пользоваться утюгом, правда, приходилось часто. Свенсон оказался тот еще ходок, и пассии у него менялись чуть ли не каждую ночь. И всякий раз этот чистюля наутро менял белье! Сначала Ник бесился и протестовал, потом пошел в магазин и купил пару комплектов из «жатки», которую гладить было не нужно. Сразу стало легче, а все преференции от Свенсона, который, познав радости житья рядом с хозяйственным омегой, Ника теперь разве что на руках не носил и пылинки сдувал, целиком и полностью сохранились. Свенсон стал его другом, защитником и неизменным спутником в разного рода авантюрах. Но вчера этот подлый тип отправился куда-то по своим делам, оставив Ника на их общих приятелей, и вот что из этого сразу вышло! Истинный, твоего папу! И уже не с цветочками и кольцом на пороге, а с членом у Ника в заду! Интересно, хоть презик-то надел?!       Ник, перепугавшись еще больше, опять полез щупать и с облегчением обнаружил у основания члена (Бляя! Здоровенный-то какой!) тонкий валик из латекса.       — Сделай так еще, — попросил альфа за спиной и задышал чаще.       «Гад!» — убежденно подумал Ник и отдернул руку.       — Ты так дивно пахнешь, малыш, — продолжил этот негодяй и потерся носом о покрытый шелковистой шерсткой загривок Ника.       Кстати! Омега даже приободрился. Запах! Сам-то он никакого особого аромата не чувствовал! Положа руку на сердце — вообще никакого. Альфой, а тем более возбужденным альфой, в комнате не пахло совершенно. Нет, запах был, теперь Ник его чувствовал, но он был слабым и совсем не казался омеге каким-то уникальным. Таким, каким должен был чувствоваться аромат истинной пары. Может, еще и пронесет? Может, этот тип врет? Или что-то не так понял?       После того, что произошло в его семье, Нику даже думать было страшно о том, что и он когда-то встретит своего истинного и окажется в той же жесткой зависимости от него, когда гибель пары, по сути, убивает и тебя самого. Нет! Увольте! Куда как лучше и спокойнее встретить нормального альфу, который устроит его и по характеру, и по социальному статусу, и прожить с ним жизнь спокойную и лишенную ненужных губительных страстей… Правда, таких подходящих альф что-то на пути Ника совсем не встречалось, но это уже другой вопрос… В любом случае, он дал себе зарок и отступать от него не собирался ни при каких обстоятельствах. И звучал он так: никаких истинных и никаких альф, чья профессия связана с риском для жизни. Хватит! Насмотрелся!       — Ты не пахнешь моим истинным! — категорически заявил Ник и для проверки еще раз громко принюхался. — Ты вообще альфой почти не пахнешь!       Здоровяк за спиной хмыкнул невесело.       — И все же я — альфа. Чуешь? — он опять осторожно двинул бедрами, и Ник сладко вздохнул.       Несмотря на боль в натруженном заду, крупный узел, давивший на предстательную железу, доставлял медленное, томное удовольствие, о котором Ник раньше только читал. Нет, невинным он не был, но до этого еще ни разу ни одному альфе не позволял довести дело до вязки. И вообще предпочитал бет, справедливо полагая, что с ними безопаснее. И ведь правильно полагал! Среди них-то истинного точно не встретишь!       — Ты не пахнешь, как моя пара, — вновь решительно припечатал Ник. — Так что хватит врать…       Здоровяк сзади опять вздохнул. Еще тяжелее. И, наконец, признался.       — Мне сейчас делают инъекции, чтобы убрать естественный запах тела.       — Эт-то еще зачем? — поразился Ник и даже попытался повернуться назад, чтобы получше рассмотреть странного альфу.       В комнате из-за задернутых штор было темновато, но все же удалось увидеть блондинистые волосы, остриженные очень коротко, светлые глаза, тяжелую квадратную челюсть и кривоватый нос, явно сломанный в драке. Кроме того имелись мощные шея и плечи, широченная грудь и руки, перевитые мускулами и набухшими венами. Брутал брутальский, брутальше не бывает. Истинный альфа в своих худших проявлениях. Или все-таки в лучших? Ник сглотнул, осознавая незатейливый факт: если бы член этого типа уже не торчал у него в исстрадавшемся заду, он был бы совсем не прочь его туда заполучить.       Здоровенная рука, до этого лежавшая у Ника на бедре, мягко оглаживая тонкую косточку, поднялась, и шершавые подушечки пальцев осторожно тронули нижнюю губу омеги, оттягивая ее вниз. Потом Ник с замиранием сердца увидел, как незнакомец приблизил к нему лицо, а после чужие губы накрыли ему рот, позволяя нахальному языку тут же оказаться внутри.       И в ту же секунду пришло осознание: истинный! Действительно — его истинный! Член, до этого вяло дремавший в ожидании лучших времен, тут же подскочил, как стойкий оловянный солдатик, острые иголочки возбуждения впились в яички, попка сжалась вокруг незваного (или все-таки очень даже званого?) гостя, и этот подлец застонал сладко прямо Нику в рот.       Плохо соображая, что делает, омега задвигался, насколько это было возможно с учетом раздувшегося у него в заднице узла.       — Ненасытный, — шепнул альфа, а после легко и даже как-то привычно (Кошмар! Это ж, значит, который они раз?) принял предложенную игру, обхватив широкой ладонью вздыбившееся естество Ника.       Незнакомец, имя которого Ник пока что так и не нашел времени спросить, ласкал его умело, именно так, как ему нравилось, и одновременно мелкими толчками гонял себя внутри его тела. Внезапно стало как-то особенно приятно и остро, Ник забился, задышал, прикусил себе запястье, чтобы самым пошлым образом не начать стонать в голос, и кончил, перепачкав простыню и пальцы альфы.       — Вкусный, — вновь пробасил в самое ухо тот и демонстративно медленно облизал ладонь.       — Ты… — пролепетал Ник, все еще за что-то цепляясь, все еще пытаясь спастись от навалившейся на него судьбы. — Но ты же не пахнешь…       — Инъекции, — напомнил незнакомец и пожал плечами. — Я же тебе говорил. Нам всем перед операцией делают инъекции, которые гасят запах.       — Перед операцией?       — Ага. Так наш с парнями шанс подобраться к противнику незамеченными выше.       — К противнику? — опять как попугай переспросил Ник, чувствуя что ему становится натуральным образом дурно.       — Ну да, — бугай улыбнулся и вновь бережно коснулся пальцами нижней губы Ника. — Я служу в спецназе Федерального разведывательного комитета.       — Что?! — завопил Ник и дернулся так, что причинил боль и себе, и зашипевшему сквозь зубы альфе.       От куда более серьезных последствий обоих спасло только то, что узел на члене незнакомца к этому моменту уже почти спал. Ник отпрыгнул от него, птичкой слетел с кровати и, прикрывшись прихваченной с пола подушкой, во все глаза уставился на своего… Кого своего?! Кого, рогатый бы его подрал, своего?! Альфа лежал на боку, подперев башку здоровенной рукой, и вид имел несколько растерянный и даже виноватый. Гад! Гад проклятый. Надо ж было так!.. Ник даже зажмурился от злости. Мало того что этот тип оказался истинной парой Ника, так он еще и служил в подразделении, участвовавшем во всех наиболее нашумевших военных операциях против террористов разных мастей. Просто-таки два в одном, полный боекомплект неприятностей! Самый страшный сон!       — Ты! — Ник уставил на альфу дрожащий палец.       — Я не виноват, — тут же заканючил тот и сел на кровати, прикрывая пах краем одеяла, а после даже ручки молитвенно сложил. — Но у тебя ведь течки нет…       Сначала Ник вообще не понял, о чем он дундит, а после… После почувствовал, как из его развороченной задницы начинает неторопливо вытекать сперма, которой этот паразит, похоже, буквально накачал его. Папочки! Более не задерживаясь для разговоров, Ник метнулся к ванной. Течки у него действительно не было, но чем рогатый не шутит? Да и вообще…       Промыв себя так тщательно, как только было возможно, Ник закутался в огромный халат Свенсона, который обнаружился на крючке, и осторожно высунул нос в коридор. Тут же стало ясно, что таился он напрасно. Альфа все равно стоял прямо под дверью с какой-то белесой полупрозрачной дрянью в пальцах.       — Он порвался, — мрачно сказал он и сунул Нику почти что в нос ту самую «дрянь», которая оказалась порванным презервативом. — Прости. Так получилось. Наверно, какой-нибудь бракованный был.       — Иди ты к рогатому, — рыкнул Ник и решительно направился в сторону своей комнаты.       От ужаса у него даже голова болеть перестала. Вопрос «что теперь делать?» даже не стоял. Все было совершенно очевидно — бежать. Бежать, сверкая пятками и заметая следы. Город большой. Шанс случайно встретиться на его просторах еще раз был так же велик, как вероятность того, что тебя убьет упавшим с неба метеоритом.       — Выметайся, — велел он приплевшемуся следом за ним альфе. — Натягивай свои долбаные штаны и выметайся.       — Хорошо. Прости и не сердись на меня. Все получилось совсем не так, как мне мечталось. Я так хотел встретить тебя…       — Меня? — поразился Ник, роясь в вещах в поисках чистых трусов, футболки и каких-нибудь спортивных штанов. Короче говоря, того, в чем удобнее всего бегать. На душе было муторно. Этот здоровенный как гора альфа был таким… плюшевым. Таким… славным.       — Ну да. Своего истинного. Знаешь, мои родители — тоже истинные…       — И мои… были… — сказал Ник и резко повернулся к незнакомцу.       Если только что его ела совесть и мучили сомнения, то эти слова альфы мгновенно вернули ему решимость. Никогда! Никогда в его жизни не будет истинного, работа которого еще к тому же состоит в том, чтобы периодически спасать мир. На фиг! Ник тряхнул головой и вновь строгим голосом велел:       — Говорю — выкатывайся. Я хочу побыть один. Что не ясно?       — Хорошо, — альфа улыбнулся, склоняя голову. — Хорошо, как скажешь, Ники.       Ник прищурился.       — Ты знаешь, как меня зовут?       Альфа улыбнулся.       — Ну да. Мы же все-таки познакомились с тобой там, в баре, где ты был со своими приятелями… Так я приду завтра? Или когда тебе удобно?       Хотелось тут же ответить: «Никогда», но Ник сдержал себя, четко понимая, что в этом случае альфа вцепится в него клещом, и избавиться от него легко уже не удастся. А так шанс был. Познакомились в баре, значит, обычных маршрутов Ника, того, где он учится и где подрабатывает, этот тип не знает. Достаточно сменить квартиру и…       — Ага! — Ник нетерпеливо кивнул альфе. — Приходи. Только не завтра, а… а в выходные. Да. А то у меня очень напряженный график… эммм… работы. Мне… на смену завтра надо. На… завод. А вот в выходные я буду совершенно свободен.       Альфа помрачнел.       — В четверг или в пятницу я улетаю, Ники. Разреши навестить тебя до этого.       Ник почувствовал, как в груди у него что-то оборвалось. Инъекции, отбивающие запах, улетает… Ежу ж понятно — воевать! И там, на войне, он может быть ранен или убит. И вот так будет каждый раз? Сердце в пятки, а мозги вообще неизвестно куда? И в таком виде сидеть и ждать, обгрызая себе ногти? Нет! Ни за что! Что он — сам себе враг?       — Хорошо, — сказал он, соображая, как же все провернуть. — Послезавтра. Да. Приходи послезавтра.       Альфа наконец-то выкатился, попытавшись на прощание поцеловать Ника, но получил решительный отпор. Едва дверь закрылась за ним, Ник развил такую сумасшедшую активность, что задымились пятки. Для начала он сообщил хозяину квартиры, которую они снимали на пару со Свенсоном, что они съезжают самое позднее завтра. Перешел, так сказать, Рубикон. Во-вторых, обзвонил кучу агентств, обегал десяток адресов и заплатил за аренду другой квартиры. Она была существенно дороже, но на это Нику в тот момент было плевать с высокой колокольни. В-третьих, он вернулся домой и начал судорожно паковать вещи. Сначала свои. После Свенсона. Так что к тому моменту, когда альфа изволил наконец-таки объявиться, отступать ему уже было некуда.       — На хрен ты все это затеял? — изумлялся Свенсон, перетаскивая коробки и чувалы в кузов своего здоровенного пикапа.       — Мне приятель предложил отличную совсем недорогую квартиру в двух шагах от универа, — соврал Ник. — Надо было дать ответ тут же. Ну я и дал.       — Недорогую? — усомнился Свенсон, заруливая в зеленый дворик ухоженного дома в «тихом центре».       Однако более вопросов с его стороны не последовало, и Ник вздохнул с облегчением. Все! Слава Единому, все! Он отрубил хвост, сжег мосты и чего еще там?.. «Наломал дров!» — подсказал ему внутренний голос, но он велел ему заткнуться.       И все было бы в его жизни чудесно и замечательно. Или, по крайней мере, так, как он спланировал, если бы не Свенсон, который взял да и влюбился как распоследний идиот. И, как выяснилось чуть позднее, выбрал в качестве цели своих внезапных амуров родного брата того самого громилы, который, зараза такая, не вылезал у Ника из головы, хоть бейся ей об стену, и о котором он думал, не переставая ни на минуту, все эти дни и недели. Причем временами так, что хотелось выскочить на улицу и как гончей кинуться куда-то по следу. Обнюхивать улицу за улицей, дом за домом, чтобы каким-то чудом ухватить за хвост ускользающий, по сути несуществующий из-за подавителей запах его истинного… Чье имя Ник так и не спросил… И не знал до тех самых пор, пока в коридоре универа не столкнулся с этим паразитом нос к носу. И все из-за Свенсона! Из-за кого ж еще-то?       Ник тогда увидел толпу. Услышал возмущенный рев своего соседа по квартире, удивленный возглас Ове Содерберга: «Фредди?» — и как баран пошел посмотреть, что же там, за тощими студенческими спинами, происходит! Посмотрел, твоего-то папу! Нашел себе на задницу приключений, еще к тому же не сразу поняв, что здоровяк, драчливо прижимавший Свенсона к стене, не только брат Ове по имени Фред, но и целенаправленно и чрезвычайно ловко потерянный истинный Ника… А дальше… Дальше пришлось бежать, хоть это и оказалось делом совершенно бесполезным… Альфа догнал его только во дворе, но при этом Ник был убежден: сделал он это именно сейчас только потому, что здесь было удобнее поговорить без прилипчивого внимания студенческой братии.       — Ники, Ники, ну все, хватит, стой.       И Ник остановился, упершись руками в колени и глотая воздух разинутым ртом.       — Детский сад — штаны на лямках, — сказал злой голос над ним. Злой и, зараза такая, совершенно ровный. Как если бы эта сволочь не бежала только что спринт по коридорам и лестницам универа, а все это время сидела на скамеечке в скверике перед его входом. — Не считаешь, что должен хотя бы объяснить мне свой тогдашний поступок, а?       Что ж, объяснить Ник действительно мог. И объяснил. Доходчиво. Фредди выслушал и бессильно развел руками.       — То есть из-за того, что когда-то давным-давно какие-то ублюдки разрушили твою семью, ты теперь решил разрушить нашу?       — У нас нет семьи, — возразил Ник. — Есть ты и я. И мы друг другу — никто. Случайные любовники, которые ведь могли и не встретиться. И которые теперь вполне могут забыть друг друга, как страшный сон.       — Во-первых, ничего в этой жизни не происходит случайно. Так говорит мой прадед, и я ему верю. А во-вторых, есть не только ты и я, и уж в этом вопросе тебе меня не обмануть, Ники.       Альфа сунулся ближе, заставив Ника шарахнуться, поймал его в захват своими здоровенными граблями и, сложившись чуть ли не пополам, чтобы оказаться ближе к омеге, сунул ему нос куда-то в сгиб между шеей и плечом. У Ника перед глазами при этом на мгновение оказался его бритый затылок и убегающая под ворот майки полоска густой шерсти на загривке. В нее сразу захотелось сунуть пальцы, чтобы ощутить ими ее непокорную силу, но Ник сдержал себя и стал выдираться из объятий.       — Не понимаю, о чем ты. Если опять о моих мифических любовниках…       — Дурак, — сказал альфа и выпустил Ника. — Какой же ты еще дурак! Вроде и старше Ове, а такой же — ветер в голове, пожар в жопе.       Ник размахнулся и попытался залепить подлецу пощечину, но тот руку легко перехватил, поцеловал пульс, заполошно бившийся на запястье, попутно опять втянув носом запах, а после зло оттолкнул Ника от себя.       — Ну и делай, что хочешь. Узнаешь, каково это — жить убийцей.       Ничего не понимающий Ник уставился в его широченную спину, которая удалялась в сторону ворот универа, покачал головой, потер запястье и пошел в прямо противоположную от Фреда Содерберга сторону, как и планировал.       То, что имел в виду альфа, Ник понял только через несколько дней, когда его стало регулярно тошнить по утрам, а Свенсон с присущей ему прямотой поинтересовался: «Кто отец ребенка? Я его знаю?» Тут-то и вспомнился порванный презерватив. И тот незатейливый факт, что течка у него началась тогда на неделю раньше времени, как раз вечером того самого дня, аккурат после… гм… незащищенного полового контакта. По крайней мере, именно так ситуацию определил врач-андролог, к которому Ник помчался сразу после того, как закончил очередной сеанс утреннего блева.       Его постоянного врача не было на месте, и Ника, поскольку ему приспичило узнать все незамедлительно, отправили к зав.отделением. Им оказался очень стройный невысокий омега с виду лет тридцати, хотя Ник подозревал, что скорее всего, судя по занимаемой им должности, его визави было никак не меньше сорока. Он выслушал Ника и подтвердил: несвоевременное начало течки — это очень распространенное явление. Когда омега встречает своего истинного, то велика вероятность того, что течка начнется сразу, вне зависимости от привычного цикла. Тело именно так среагирует на появление идеального партнера.       — Со мной, например, так и было, — закончил он и велел: — Раздевайтесь.       Ник послушался и вскоре уже сидел в дурацком кресле, устроив растопыренные ноги пятками на специальных подставках по бокам от сиденья. Врач натянул перчатки и для начала ощупал Нику яички, осторожно перекатывая их в пальцах, потом сдвинул крайнюю плоть и осмотрел головку члена, после коснулся сосков, заметив, что они уже припухли. И наконец, обильно смазав обтянутую латексом правую руку, приступил к главному.       Ник возводил глаза к потолку, поджимал пальцы на ногах, когда становилось больновато, вздыхал и всячески делал вид, что совершенно не стесняется того, что у него в попе орудуют чужие пальцы, ощупывая стенки кишки, изучая гуттаперчивость сфинктера, проверяя родовые пути.       — Все, можете вставать и одеваться, — врач ушел за загородку, щелкнули стянутые перчатки, зашелестели бумажки. — У вас все в порядке. Срок соответствует. Развитие плода в норме. Будете оставлять? Или как?       — Что? — спросил Ник, натягивая трусы.       — Сразу хочу предупредить, — по-прежнему холодновато и отстраненно проговорил врач, — если решите избавляться, то вам придется искать другого андролога. Я этим заниматься не буду.       — Что? — опять переспросил Ник, чувствуя себя тупым, жалким и потерянным.       — Я про аборт, юноша.       Врач, нетерпеливо постукивая ручкой по столешнице, смотрел, как Ник, торопливо запихивавший рубашку в штаны, замер, округляя глаза.       — К-какой а-аборт? Вы о чем? Я… Я и не думал!       — Ну и прекрасно, — сказал врач и вдруг улыбнулся, разом сбрасывая с лица маску ледяной неприступности. — Тогда я выпишу вам направление на анализы. Нужно будет сделать…       Дальше Ник слушал как сквозь вату. Все мысли были заняты одним — у него будет ребенок! Маленькая крохотулька, нежная и прелестная. Конечно, будет тяжело, но он справится. Ничего. Вот и пригодятся оставленные ему в наследство отцом деньги, которые мертвым тяжелым грузом все это время лежали в банке, напоминая Нику лишь о том горе, которое эти миллионы принесли его семье.       — Отец ребенка в курсе? — спросил врач, разом выбивая Ника из его розово-плюшевых мечтаний.       — А что? — колюче спросил Ник, и врач вздохнул.       — Хорошо бы знать группу крови и, главное, резус-фактор. Да и вообще здоров ли.       — Как бык, — отрезал Ник. — Этих спецназовцев, небось, всякие медкомиссии проверяют постоянно!       — Вот как? — улыбнувшись, переспросил врач. — Ваш… эм… отец вашего ребенка служит в спецподразделении?       Ник кивнул, решив не углубляться в объяснения.       — Прекрасная профессия для альфы — родину защищать, — опять заговорил врач и вдруг потянулся к фотографиям в рамочках, которые стояли у него на столе, взял одну, посмотрел на нее с нежностью и вдруг протянул Нику. — Мой старший сын тоже служит в спецназе.       Ник принял фотку. Ник некоторое время даже смотрел на нее как баран на новые ворота… А после зажмурился изо всех сил, пытаясь поймать разом хлынувшие из глаз слезы. Потому что со снимка, который был любовно вставлен в милую рамочку с цветочками и сердечками, по-прежнему зло, как показалось Нику, смотрел не кто иной, как Фред Содерберг собственной персоной.       Это что ж получается — у Ника в заднице только что ковырялся его потенциальный о-свекор? Дедушка ребенка, который еще даже не начал шевелиться у Ника в животе…       — Что вы?.. Что случилось? — бормотал перепуганный врач, вскакивая и всовывая Нику в руку упаковку салфеток.       — Обещайте, — выл Ник, — нет, поклянитесь мне, что вы ему ничего не скажете!       — Да кому?.. — начал говорить врач и вдруг поперхнулся, разом все поняв.       — Значит, это мой сын? Так? — Ник кивнул, продолжая заливаться слезами. — И он ничего о вашей беременности не знает? — На этот раз Ник закрутил головой отрицательно. — Знает… Уже хорошо. И что говорит? Свадьбу играть отказывается?       — Это я-а-а отказываюсь, — провыл Ник и громко высморкался. — И ему скажу, что сделаю або-о-орт…       — Ничего не понимаю, — сказал господин Содерберг и, усевшись обратно за стол, откинулся на спинку стула. — Но почему?!       И тогда Ник ухватил фотографию, на который Фред был запечатлен во всех своих военных регалиях, и сунул ее обратно врачу, припечатав:       — А вот именно поэтому.       Господин Содерберг (и как можно было оказаться таким идиотом, чтобы не обратить внимание на фамилию врача, к которому его направили?!) удивился. Господин Содерберг начал задавать вопросы. Господин Содерберг возмутился. А потом поднял телефонную трубку.       — Не на… — успел начать Ник, но его, похоже, никто и не думал слушать.       Проклятый врач, который уже сейчас так сильно походил на самого ужасного о-свекра из всех возможных, что хоть плачь, лишь прикрыл трубку, чтобы защитить ее от воплей Ника, и сразу, с места в карьер, начал договариваться о какой-то встрече. В итоге Нику только осталось сначала слушать пересказ своей истории, сопровожденный обидными комментариями, а потом с облегчением узнать, что встреча с неизвестным ему профессором Ларссоном хоть и состоится, но позже. Потому как упомянутый профессор в этот самый момент отбыл в командировку на научный симпозиум.       — Он вам поможет, как помог когда-то мне, — уверенно сказал господин Содерберг и вновь зашелестел бумажками с направлениями на анализы. — От Фреда я ничего скрывать не стану, раз уж он о беременности все равно знает. Врачебная этика мне говорит, что это будет правильно. У вас, юноша, фобия. Я понимаю, как вам тяжело, но разумный омега все равно никогда не будет использовать ребенка для того, чтобы манипулировать альфой. Это… глупо и жестоко. А вы не такой. Вот. Сдайте пока эти анализы. Я позвоню вам, когда профессор будет готов вас принять. Ваш телефон, который вы продиктовали, когда медбрат заполнял карту, правильный?       «Попал! Влип по самые уши!» — понял Ник и пригорюнился, зажав ладошки между коленями. Телефон был самым что ни на есть правильным. Так же как адрес, место учебы и даже группа крови. Блядь!       А на следующий день во дворе университета его подкараулил Фред. Он вскоре опять уезжал в «командировку» и пришел попрощаться.       — Будешь меня ждать, Ники? Ты и наш малыш? — спрашивал он, заискивающе заглядывая омеге в лицо, а тот буквально леденел от страха, слушая его, думая о том месте, в которое Фред полетит через несколько дней, и о том, чем он там будет заниматься. — Мне очень важно это знать. Понимаешь?       Но Ник ничего не понимал. И понимать не хотел. Это все было страшнее любого ночного кошмара! Ужас сжимал ему мозг и легкие, накатывал черными волнами, выворачивал желудок и схватывал спазмами кишечник. В итоге Ник ушел, так ничего и не ответив. По сути, сбежал. А потом из окна туалета, в который тут же помчался, едва ворвавшись в здание, смотрел за тем, как Фред еще какое-то время стоял, глядя в землю и стискивая пудовые кулаки, а потом развернулся и ушел — не оглядываясь и так, словно бы навсегда.       Ник плакал, икая и вздрагивая. А потом все-таки собрался с силами, умылся холодной водой и… отправился в библиотеку, где спросил городской телефонный справочник. Профессор Ларссон нашелся довольно быстро, и Ник ринулся к телефону в деканате, пока решимость что-то изменить в своей жизни не оставила его. Ответил ему веселый ироничный голос, и Ник этой веселости и ироничности поначалу испугался, но оказалось, что это не сам профессор, а его супруг.       — Людвиг будет через пару часов. Заходите, если вам так приспичило и если именно о вас говорил Гасси… эм… доктор Содерберг.       — Обо мне, — закивал как болванчик Ник, от волнения не соображая, что его кивки на том конце провода совершенно точно не видны.       Ему продиктовали адрес, и он, по-прежнему не давая себе времени на раздумья и позорное отступление, сразу поехал к профессору. Оказалось, что живет он в пригороде, в одном из небольших частных домиков, стоявших вдоль тихой улицы, засаженной липами. Здесь было так спокойно и по-домашнему, что Ник даже как-то немного успокоился.       Как раз напротив нужного ему дома имелся небольшой скверик с детской площадкой. Ник присел на качели и принялся ждать. До приезда профессора еще оставалась куча времени, но Ник был убежден — лучше ждать здесь, чем остаться в городе и там, в конце концов, найти повод никуда не ехать.       Минут через сорок к дому Ларссона подрулила дорогая машина. Водитель бодро посигналил и, припарковавшись, заглушил мотор. За невысоким забором, который отделял придомовой участок от улицы, началась кутерьма, залаяла собака, заверещали дети. Ник даже разобрал, что именно:       — Отец приехал! Отец приехал!       Из машины выбрался еще совсем не старый подтянутый альфа. Ник осмотрел его с некоторым удивлением. Как-то профессора представлялись ему совсем не такими… красивыми. А этот — словно с обложки модного журнала сошел. Лицо, одежда, движения, роскошная аристократически сдержанная седина. И это — профессор психологии?!       Калитка распахнулась, из нее, ликуя, выскочило трое мальчишек. Насколько смог издалека определить Ник, два альфы — подростки постарше и помладше, и совсем маленький омега. А вместе с ними собака — большая и лохматая, однозначно беспородная, но ухоженная и довольная жизнью. Дети кинулись обниматься, а маленький омега тут же запросился на руки к отцу. Собака тоже скакала рядом, выражая полный восторг. Профессор Ларссон подхватил ребенка, ловко усадив его себе на бедро, так, как обычно носят детей омеги, чтобы оставить свободной хотя бы одну руку. Этой свободной рукой он по очереди потрепал по радикально рыжим головам двоих старших мальчиков, а потом и напрыгивающую на него собаку. А после перевел взгляд на калитку, из которой в этот самый момент вышел взрослый омега.       Ник, едва взглянув на него, сразу понял, в кого дети такие рыжие, и даже улыбнулся — все семейство Ларссонов, за исключением самого профессора, имело совершенно лисью яркую окраску. Главный лис-омега подошел к мужу и бодро чмокнул его в губы. После подпихнул старших детей в сторону дома, туда же легким пинком отправил вконец разыгравшегося и расхулиганившегося пса, а после сделал приглашающий жест и своему альфе. Что они при этом говорили, Ник не расслышал, но главное было совершенно очевидно: эти двое были рады видеть друг друга.       Ник подумал, что альфа все это время где-то в командировке боролся с обступающими со всех сторон врачебными проблемами, а омега ждал его, думая о том, как тот вернется, как сядет за стол, как будет есть то, что он приготовит специально для него, и нахваливать его кулинарные таланты, а после… Тут Ник прервался в своих фантазиях и тихо ахнул, покраснев. Потому что увидел, как рыжий омега, пропустив мужа вперед, словно бы невзначай опустил руку ему на ягодицы и сжал в ладони правое полупопье альфы. Очень так с намеком сжал… А профессор Ларссон обернулся и нежно улыбнулся супругу в ответ…       Проводив лисье семейство глазами, Ник еще немного посидел, потихоньку раскачиваясь на качелях. Сначала он думал об этой неприкрытой страсти между немолодыми уже, в общем-то, супругами. Потом стал просто тупо завидовать тому, что увидел, и жалеть самого себя. А после вдруг неожиданно понял, что он — идиот. Потому как полное подобие этого чужого семейного рая, в который удалось случайно заглянуть через приоткрытую калитку, он тоже мог бы получить, если бы не оттолкнул Фредди, своего истинного, своего единственного. И ведь оттолкнул-то не потому, что не хотел его, не потому, что не чувствовал ту ниточку, которая связывала их крепче каната, а лишь из-за собственных комплексов и страхов. Идиотских комплексов и страхов!       Спрыгнув с качелей, Ник решительно промаршировал к дому профессора Ларссона и позвонил в домофон.       — Да, — ответил немного искаженный детский голос. — Кто там?       — Я… Я к твоему отцу. Позовешь?       — Да вы заходите, — отозвался ребенок. — Там всегда открыто.       Но Ник заходить как раз и не хотел.       — Спасибо, но — нет. Просто передай ему…       Договорить он не успел, потому как калитка распахнулась, и на пороге застыл уже знакомый Нику рыжий омега.       — Вы Ник?       — Да, — ответил Ник и улыбнулся от уха до уха. — Я только хотел сказать: спасибо за помощь.       Омега вздернул брови и привалился к столбику калитки.       — Помощь? Нет, я, конечно, всегда знал, что мой муж — гений, но чтобы помогать на расстоянии, даже ни разу с пациентом не поговорив… Сознавайтесь, вы его портреты к больным местам прикладывали? Или, может, с их помощью воду заряжали? Нет?       Ник засмеялся, еще раз сказал: «Спасибо! Спасибо вам всем!», а после помчался в сторону остановки автобуса.       — Эй! — крикнул ему вслед рыжий. — У вас правда все хорошо?       — Уже да! — оборачиваясь, но не снижая темпа крикнул Ник.       — Ну и отлично! — проорал рыжий. — Но если что — обращайтесь.       — Спасибо! — еще громче завопил Ник. — Я помню — у вас всегда открыто!       Да. Именно! И он, Ник, тоже больше никогда не будет закрываться. Никогда не будет прятаться от еще только возможных проблем за своими вполне реальными страхами. А чтобы все было правильно и именно так, как начертано ему судьбой, он прямо отсюда, прямым ходом, отправится к Фреду Содербергу — благо место жительства Ове для Ника не было секретом. Он приедет, он вызовет своего альфу за порог дома и скажет ему… Он ему так скажет, что тот будет помнить это всю свою проклятую «командировку», после нее и много лет спустя. «Фред Содерберг! — скажет он. — Ты — мой самый страшный сон! Но я хочу, чтобы он снился мне всегда, до старости! Ты — мой истинный, моя пара, отец моего ребенка и мой единственный любовник. И я всегда буду ждать тебя, куда бы ты ни поехал, что бы ни делал, чем бы ни занимался. Ждать вместе с нашими детьми, с нашей собакой и, рогатый все побери, двумя котами. И калитка нашего дома всегда будет открыта для тебя и наших родных и друзей!»       И если после всего сказанного этот медведь (такой большой и такой плюшевый!) посмеет попасть в беду и заставит свою семью страдать, Ник просто его убьет. Сам. Голыми руками. И пусть скептики не задают дурацкий вопрос: «Как?»! Уж как-нибудь!