Часть 1
26 февраля 2016 г. в 01:16
Курила сигарету. Неожиданно для себя — тонкую. Смотрела под ноги рассеянным взглядом, мутным и чётким одновременно. То ли всё хорошо понимала, то ли погрязла в хитросплетениях своих чувств.
— Мама всегда говорила, что самая красивая поэзия рождается в страданиях. — Неглубоко затянулась, продолжая смотреть в одну точку. — Я не особо помню, когда это услышала и в каком возрасте, но однозначно уверена, что она мне это говорила. Рассказывала про свои стихи и объясняла, что самые её лучшие — это её слёзы и страдания. И мне показалось это логичным, ведь мама прекрасно пишет стихи.
— И почему ты думала, что она страдает постоянно ради них? — голос говорящего был похож на тишину: ёмкую, всеобъемлющую, понимающую. — Этого ведь не доказать.
— Верила и знала. Она была постоянно улыбчивой и радостной для счастливой женщины. Такие обычно страдают побольше остальных.
Резко закрыла глаза, причмокнула, отводя сигарету от губ и выдохнула весь дым. Он растёкся ленивым облаком по помещению.
— Когда они разошлись, самым прекрасным были её слёзы. И нет, я не дрянная дочь, просто это была хвала искусству. Наши страдания — самая изящная и мощная красота.
— Назови по одному слову на каждого своего возлюбленного, — голос говорящего неожиданно перебил, но в этой ситуации его твёрдость и лаконичность казалось уместной. Её действительно следовало перебить.
Задумалась. Зрачок сфокусировался, взгляд побрёл от рвущейся дымовой завесы по комнате и зашёл в угол.
— Первый — звёзды.
Она помнила звездопад, неловкую и вместе с тем уютную тишину, тень, залегшую на его лице. "Сучка" — первое слово, которое она вспоминала с улыбкой. Это было признание.
— Второй — полутень.
Хвойное покрывало под ёлкой в парке, постоянный говор компании, бьющее через лапы ёлки солнце. И мягкая полутень на его нечётком и расплывчатом лице в памяти. Он был вечером в любом дне.
— Третий — Луна.
Зеркальные двери шкафа в лунном свете, холодный мрак и мягкий толчок на кровать. Ему было смешно, ей — страшно. Она видела свою согнувшуюся фигуру на кровати в лунном свете.
— Четвёртый — фиолетовый.
Его фиолетовая рубашка на первом свидании, фиолетовые отсветы на мокром асфальте, фиолетовый переплёт подаренной книги. Фиолетовые разводы на её руках, фиолетовые слёзы под её глазами и фиолетовая коробка таблеток на её столе.
Она становилась. Снова задумалась, затянулась и мягко улыбнулась.
— А пятый? — терпеливо спросил говорящий.
Хмыкнула, чуть прикрывая глаза и качая головой. Сама над собой смеялась.
— А пятый — Солнце.
Она ничего не помнила. Ни-че-го.
— Кажется, это просвет, — с лёгкой иронией сказал говорящий. — Почему?
— Потому что больше всего на свете я люблю мрак и ночь. Хорошо, что он об этом не знает. Ему не следует знать.