Huntress

«Я не знаю. Я ничего не знаю»       Это была самая страшная для меня фраза. Это было страшно для меня – не знать ничего. Совершенно ничего. Постоянные сомнения в той или иной ситуации, постоянный страх чего-то ужасного, постоянное предчувствие чего-то неизбежного или скорого. Я никогда не жаловалась, только лишь сама себе в мыслях, но от остальных постоянно всё скрывала. Единственный раз, когда я кому-либо открыла все свои чувства, призналась в слабости – это тогда, в лифте шерифу. После признания мне, разумеется, намного полегчало, но осадок всё-таки в душе оставался. Глубокая-глубокая дыра, которая никак не желала затягиваться.       Охотник обязан быть сильным, обязан выдерживаться все смерти, все несчастья, обязан позабыть с рождения, что такое чувства и эмоции. Нас с рождения учили не быть слабыми, предупреждали, что этот мир, мир всего сверхъестественного, непредсказуем. А смерть мамы это подтвердила. Никогда не думала, что терять какого-то близкого и любимого человека так сложно. Необъяснимо сложно. Нет, я, разумеется, слышала о детей без родителей, у которых они умерли, и как они, ни в чём неповинные дети, страдали, скучали и плакали, но окончательно я поняла какого это, когда моей маме пришлось принести себя в жертву. Принести себя в жертву ради того, чтобы сохранить честь семьи, свою честь и честь всего нашего рода охотников. Со стороны это выглядит довольно героически, жертва во благо, но лучше бы она дала это благо мне, развивая меня и обучая искусству охоты на тварей ночи.       Мне надоело быть слабой, надоело без конца жаловаться самой себе и сомневаться. Я хочу быть такой, как моя мама, как мой отец, да даже как моя тётя Кейт, которая, пусть и пошла по плохой дороге, но всё равно никогда не сомневалась в своей силе. В отличие от меня. Каждую ночь мне приходилось ныть в подушку, ругать себя за глупую безнадёжность и неумение. «Сильный тот, кто плачет». Бред! Самый настоящий бред! «Слабый никогда не заплачет». Точно такой же бред. У меня мнение другое. К примеру, я никогда, ни разу в жизни, даже в детстве не видела, чтобы у родителей не было улыбки на лице. Сверкающие глаза, растянутые губы, сияющие лицо – вот, кто по-настоящему силён. А ведь мне известно, что у них творилось на душе. Скорее всего, то же самое, что и у меня. Особенно у отца.       И сейчас у меня в мыслях был только его образ. Как он теперь будет? Я истекаю кровью, давлюсь ею и уже понимаю, что остаться в живых у меня нет никаких шансов. Боль и лишь разочарование в собственной, так бессмысленно прожитой, жизни. За свою жизнь я не сделала ничего хорошего, чтобы меня помнили. Использовала Айзека, чтобы позабыть о Скотте, хотя без конца у меня в мыслях был лишь сильный, умный и добрый Стилински. Да я даже долга своего не выполнили перед семьёй и перед всеми охотниками в мире. «Нашими лидерами всегда были женщины» – так мне говорил папа, когда мамы уже не было в этом мире. Но я не оправдала этот постулат семьи Арджентов, я самый никудышный лидер из всех лидеров, какие только были в истории рода. Лидер должен быть сильным, мощным, который с уверенностью может сказать, что победит, но это не про меня. Совсем не про меня. Я боюсь всё, что меня только окружает, я сомневаюсь во всём подряд: в себе, в своей силе, и надеюсь только на стаю и отца.       «Я не знаю, как вы справляетесь. В все такие сильные. Бесстрашные. Вы ещё учиться успеваете»       Насчёт учиться – да. Это, пожалуй, единственное, что у меня получается лучше всего, хотя тоже не всегда. А вот всё, что было сказано до этого, то это лишь так кажется. Я не бесстрашная. Я самое трусливое существо на этой планете, дрожащее даже из-за темноты, потому что кажется, что вот-вот выползет какая-то тварь и моя жизнь на этом закончится, или же просто потеряет всякий смысл.       Но сейчас жалеть о произошёдшем уже было поздно. Слишком поздно, и я это прекрасно понимала и осознавало. В глазах уже начинало постепенно темнеть, мысли улетать куда-то далеко. А вот физической боли я не ощущала. Возможно, она и была, что не могло быть по-другому, – меня, в конце концов, мечом проткнули, – но её затупляла моральная боль. Я видела взгляд МакКолла. По-прежнему влюблённый взгляд, от которого хотелось плакать и мне. Безумно хотелось. Но я не плакала, старалась не плакать, чтобы не показывать, насколько мне больно и страшно умирать. Жалела ли я о своей смерти? Нет. Я убила одного из Они, и теперь полностью надеялась на то, что все они догадаются, как я это сделала, и что спасут Стайлза. Похоже, это единственный раз, когда я, действительно, сделала что-то хорошее. Героическое? Вряд ли. Хорошее, и только.       Три последних желания, которые я загадала на последней секунде, уже чувствуя свою смерть, это чтобы спасли Стайлза, чтобы отец, потерявший всю семью, не сошёл с ума, и чтобы Кира не бала сойти с ума Скотту…       А потом, на последней секунде, я снова повторила про себя то, что сказала несколько часов назад, перед глазами представляя образ отца.       «Я люблю тебя. Я горжусь тобой. Я горжусь нами»