Тождественность

Говорят, что первые детские обиды самые яркие. С опытом, с годами на душе появляются мозоли, как на ладонях, кожа на которых день за днем стирается о рукоять меча. Если бы Башу фон Ронсенбергу было, кому об этом сказать, он бы пожаловался на бессовестную ложь. Бывает, что в сорок болит так же, как в десять. Именно в лето после десятой их зимы Баш почти физически почувствовал горечь под языком от того, что он – одно из двух взаимозаменяемых слагаемых. На майском фестивале Роза, внучка мельника из соседнего села, ходившая в школу при храме, подошла и поцеловала его в щеку. У нее были глупые косы, голубые, как у всех, глаза и шершавые руки, Башу она даже не нравилась. А потом она сказала, что ей нравился Ноа, но поцеловать его она стеснялась. Башу она даже не нравилась, но это все равно было обидно. За последующие годы в ордене ситуация повторялась десятки раз, и он снова и снова сначала испытывал мгновенный укол ненависти к миру, а потом часами ненавидел за это себя. Баш никогда не отказался бы от своей второй половины, от брата, с которым они делили каждую секунду своей жизни. В моменты же, когда окружающие показывали, что считают их не просто схожими, но тождественными, он желал быть кем-нибудь другим. Если напрягать мышцы день за днем, то через месяц нагрузка, которая раньше валила тебя с ног, покажется разминкой, это правило Баш усвоил на первых же тренировках, и позже повторял ее кадетам с той же интонацией, как это делал отец. Но каждый день напоминал, что еще для одного человека его лицо – копия чужого. Когда Бальфир тянется за смазкой, которой нет во втором ящике прикроватной тумбы; когда пират делит утреннюю газету на равные стопки; когда он украдкой выплескивает подслащеный чай с балкона; когда внутренней стороне бедер, которая была особенной чувствительной у его брата, уделяется особое внимание, Башу кажется, что это не заживет никогда.