***
А потом по правому борту возникла Тагора — небольшая планетка класса М, ненаселенная, холодная, вращающаяся вокруг своей звезды — голубого карлика Страбона — со скоростью примерно в четыре земных года, и вокруг своей оси примерно за 36 стандартных часов, точнее только Спок скажет, с хилой атмосферой и не менее хилой растительностью, изрезанная ходами и дырами в земле, как сыр. Сыр Джим любил, а вот такие вот планеты — нет. Чахлые деревца, не выше Джимова колена, и камни, огромное количество пещер, ведущих неизвестно куда и нечто, что вызвало беспокойство. Старый, будто доварповый еще корабль представлял собой груду металлолома. Как они вообще добрались до Тагоры на этом корыте? — Рыдван кривушенский, — скривившись, оценил судно Скотти и Кирк не мог не согласиться. Даже Кинсер согласно поскрипел верхней ракушкой. — Как у них ещё не отвалилось ничего в полете? Джим поёжился, сунув руки поглубже в доху и хмыкнул: — Видимо, что-то всё же отвалилось. — Никак нет, капитан. Споку было откровенно холодно. Джим просто мёрз, теплолюбивый гадский Боунс не соизволил и выйти из лазарета и спуска избежал, отправив с ними кибера, Скотти сотоварищи, коих Джим выпнул из родного пристанища под зад, на мороз внимания и не обращали, кружа вокруг судна кровожадными коршунами, а вот Спок, по истечении всего лишь десяти минут, представлял собой компактный меховой столбик — только нос торчал из воротника и капюшона, да уши. Джим мстительно хихикнул, вспоминая Дельта Вегу, только вот на Дельта Веге было не в пример теплее. — Простите, мистер Спок? — Никак нет, капитан, — с достоинством повторил Спок, пытаясь не сотрясаться всем телом и не стучать зубами. Выходило у него, мягко говоря, плохо. — У судна ничего не отвалилось. Всё на месте, навскидку. Судно потерпело крушение. Конструкция данного транспортного средства не выдержала удара о планету. — Зачем они решили приземлиться? — риторически вопросил у низких, сизых небес Джим. — Не могу знать, капитан, — ответил Спок вместо небес. — Полагаю, бортовой компьютер разъяснит. — Кирк, — напряженным голосом позвал Скотти, и Джим тут же понял, что дело плохо. — Иди сюда, Джим. Кирк пнул кибера, выругался под нос и полез в дыру в днище, хищно раззявившую пасть. Гадская доха цеплялась за торчащие штыками обломки металла, кибер обиженно стрекотал сзади, жаловался Споку, видимо распознав в нем собрата. А посередь крошечного мостика лежал скелет. Совершенно антропоморфный. И еще один — чуть дальше, в кессонной камере. Три фута. Там —холодно, там Спок и кибер, там давящее небо и кривой кустарник. Здесь — два живших когда-то существа, здесь пахнет разложением, будто это было вчера, здесь затхлость и молчание. Джим стянул капюшон с головы и хмыкнул. Шансов у них не было: несущая мостика обрушилась прямо на капитанское кресло, второго насквозь пригвоздило к месту неизвестного назначения арматуриной. — Парень, не кисни, — грубовато попросил Скотти, хлопнув по плечу. — Судя по коррозии — лет тридцать прошло. — Судно же доварповое, — оторопело заявил Джим, оглядевшись. — Нифига. Я таких конструкций не встречал. Это вообще не наш корабль. Сечёшь, парень? Джим сёк. Присел на корточки возле костей, дотронулся пальцем, почти физически ощущая неодобрение Спока. — Что это за раса? — поднял он голову к старпому. — Полагаю, это...— старпом сбился. — Виноват, сэр. Я не знаю.***
— Не морочь мне голову, Джим. Купи себе курицу и морочь голову ей. — Почему курицу? — удивился Джим мимолетно. — Хорошо, купи слона, — закатил глаза Боунс и метко швырнул перчатками в утилизатор. — Это люди. — Но? — с надеждой во взгляде спросил Кирк. — Что "но"? — Обычно после такой интонации следует "но". Это люди, но?.. — Это люди, Джим. Просто... ну, знаешь, костями будто поигрались. Сложили пазл. Совсем не в том порядке. И родилось впечатление, что это неизвестная раса. Если тебе руки к заднице пришить, негуманоидом ты не станешь, но и на человека похож не будешь. Пазл. Очень аккуратный. — А конкретнее? — Мужчина, 35-37 лет. Женщина, примерно того же возраста. С момента смерти прошло двадцать семь лет, если тебе это интересно. Подробнее — углеводородный анализ и анализ ДНК. Через часик зайди.***
— Запросил конфигурацию корабля. Джим постоял, глядя на филейную часть старшего инженера, потом спросил осторожно: — И что? — А ничего, — раздраженно булькнул инженер в брюхе шаттла. — Плэтипус. Аллюзия на форму корабля. Видишь, как мостик выступает вперед? — Чего? — Парень, включи свой замечательный мозг, хорошо? Это наш корабль, понятно? Наш. Земной. Только такие не выпускают сто лет. Восемьдесят шесть, точнее. А конкретно этот корабль выпустили в сто семьдесят втором. Откуда мне было знать? Я инженер, а не историк. — Тебе поменьше нужно общаться с доктором, — мимолётно заметил Кирк. — Значит, судну девяносто пять лет? Оно и вправду доварповое? — Как раз-таки нет, — с неудовольствием объявил инженер и задом выбрался обратно. — Ему тридцать лет. Плюс-минус пять лет. Джим подумал немножко, потом присел на ступеньки шаттла. — Поясни. — Поясняю. Даже если бы это судно простояло в ангаре, в масле и пакетике шестьдесят лет, прежде чем выйти в космос, это бы отразилось на состоянии корабля. Плюс — анализы металла и прочих материалов показывают возраст. Я не знаю, как это возможно. — Бортжурнал оказался стертым, — печально поведал Джим, подперев щеку ладонью. — Еще этого не хватало. Этого не может быть. — Регистрационный номер я проверил, — хмуро сказал Скотти и сел рядом. — Плэтипус вышел в группу свободного поиска в сто семьдесят пятом. Через четыре года перестал подавать донесения. Объявлен пропавшим. — Скотти, — тоскливо сказал Джим. — Как это возможно? Тагору открыли два года назад.***
— Эрзац, — обозвал в сердцах МакКой репликаторный каппучино, но сделал пару глотков. Джим меланхолично, одну за одной, мазал сладкую гренку горчицей, пробовал, отправлял в утилизатор, пока от него наконец-то не убрали горчицу. Видно было, что мысли его совсем не здесь, а, возможно, на планете. Возможно и не там, а где-то еще. — Мне все это не нравится, — объявил он наконец. — Понимаешь? Не нравится. Планетка какая-то... ну, вот представь, Земля бы была такой, превратись Солнце в сверхновую, а потом в карлика. Ничего. Планета абсолютно пустая, понимаешь? Ничего, ничего. Это не океан, это бассейн на пару миллионов тонн. И там никого нет. Даже враждебной микрофлоры. Ни животных. Ни чудовищ. Ни птиц. Зачем они решили приземлиться? — Ты сейчас меня спрашиваешь? — пожал плечами Боунс. — Спроси Спока, у него голова большая, умная, он должен знать. — Хорошо. Как они здесь оказались? Вот это был вопрос на миллион. Эту галактику и альфа-квадрант только начинали осваивать, система Страбона была открыта чуть больше двух лет назад и тогда же занесена на карты. Как Плэтипус оказался в такой дали от своей галактики? Как он оказался в такой дали от своего времени? — Движок у них работал, — от своего стола сказал Скотти. — Иначе они не могли бы маневрировать. — Что вы думаете об этом, мистер Спок? — Внезапно поднял голову от чашки с кофе Джим и посмотрел на Спока в упор. — Я нашел такое правило, — просто сказал Спок. Джим объяснил Боунсу: — Я попросил найти правило в Уставе, которое бы приказывало стереть бортжурнал. Потому что я такого не помню. — Ты вообще ни одного не помнишь, — проворчал Боунс, смотря на Спока с некой долей сочувствия и нежности. Джим поспешно отвернулся от докторских глаз. — Было такое правило, сэр, — ровным тоном сказал Спок, и Джим восхитился выдержке: если бы на него так смотрели — он бы давно уже растаял. — В старом Своде, сэр. Оно было внесено до образования Федерации и, скорее всего, было продиктовано элементарными соображениями безопасности и боязнью Контакта. Он так и сказал, Контакта, с большой буквы, и в столовой повеяло такой архаичностью от этого, что сразу стало ясно: экипаж корабля точно не принадлежал Федерации. Джим бы не согласился, к тому моменту Федерация была образована. Но, видимо, пользовалась старыми инструкциями. — Как звучит правило, Спок? — нарушил он образовавшуюся тишину и выжидающе замер. — При кораблекрушении на планете, с присутствующими ярко выраженными признаками гуманоидной или негуманоидной цивилизации, обладающей развитой машинной или иной инфраструктурой, надлежит стереть все космографические карты и бортжурнал. Капитан, этому правилу двести лет. — Ровно? — встрепенулся Джим, ощутив несоответствие слов обычному тону Спока. — Нет, сэр, — ответил Спок, глядя не на него, а в бок и немножко в переборку, будто представляя, как он в эту переборку Джима впечатает, если услышит еще вопросы. Ему будто бы сложно было это все говорить. — Нет, сэр, я округлил до сотых. Сто девяносто шесть целых и девять десятых. Джим хмыкнул и допил залпом кофе. Потом скривился и запил молоком. Двери с шипением разошлись, и в столовую прогарцевала Ухура, помахивая длинным хвостом на гладко причесанной голове. Голос ее был тихим, вне обыкновения, а сама она была бледна. Джим вообще сомневался, что темнокожие могут бледнеть. Но Ухура отличалась сероватым лицом и расширенными глазами. — Пришло донесение из штаба, капитан. — Да, лейтенант? — спросил Джим обреченно, предчувствуя западло затылком. — Центр, исторический отдел, — сказала Ухура и побледнела еще больше, как показалось Джиму. — Энтерпрайз, капитану Джеймсу Кирку, первому помощнику Счн'Т'Гай Споку. Обнаруженный вами на Тагоре корабль типа Platypus, регистрационный номер EAR0658, есть экспедиционный звездолет Пилигрим (Земля), приписанный к космопорту Деймос, отбыл 0201.2175 в свободный поиск в Зону C. Последнее донесение получено 0605.2179. Экипаж: Чехов Андрей Павлович, капитан, Чехова Татьяна Витальевна, помощник. С 0104.2178 пассажир: Чехов Павел Андреевич. Архив Пилигрима... Джим хлопнул ладонью по столу. — Господа, где ребенок?!***
— Знаешь, — сказал МакКой. — Предчувствие у меня какое-то дурацкое. Они стояли возле шаттла, кутаясь в тяжелые дохи, Джим смотрел себе под ноги и долбил каблуком сапога промерзший песок. — Гадская планета, — подтвердил он. Они только закончили осматривать 85 квадрат, где обнаружили нихрена, и соседний с ним 86, где была аналогичная ситуация. — Я не полезу в мёртвое пространство, — заявил ему Боунс и метко плюнул в гнущийся под напором ветра кустарник. — Он только и успел, что стереть журнал, — зачем-то сказал Джим. — А она еще жила, выбраться пыталась. Понимаешь? —Да понимаю, — неохотно кивнул Боунс. — Джимми, ну чёрт возьми, ты первый раз что ли с таким встречаешься? Это бывает, Джимми, это закономерно, не плакать же над каждым! Джим поднял на него сухие, бешеные глаза и с силой толкнул его в грудь, взметая полами дохи маленькие вихри песка. — Иди успокаивай кого нибудь другого, Леонард, — прошипел он сквозь зубы. — Вали к Споку, ты уже точь в точь он становишься! Чурбан бесчувственный! Давай, вали на Энтерпрайз, сам справлюсь! Вали! МакКой ошарашенно уставился на Кирка, уже прыгающего в шаттл, тут же срывающийся с места. Ветер с песком ударил МакКою в лицо, высекая слезы, и он пошатнулся, внезапно обнаружив, что вытирает лицо, стоя на четвереньках. В серо-лиловых небесах восходило маленькое, голубое, не греющее солнце.***
Пески, пески, бушующий океан, на горизонте черный, как тушь. В откос серого, как и всё тут, пляжа намертво впаялся тысячетонный айсберг, практически идеально ровный, незыблемый, как был сто тысяч лет назад, как будет через сто тысяч. Мёртвое пространство. Джиму было неуютно. Он опустил шаттл прямо на айсберг, осмотрев оставшиеся квадраты. Ничего, кроме бездонных разломов земли, а чуть дальше — дичайшего горного хребта, он не нашёл. Хребет и разломы создавали впечатление, что планету крутило и ломало, вылепляя что-то новое. Впрочем, так, вероятно, и было. Планета была пуста. Джим не нашёл даже останков скелета. Ничего. Почему же стёрт бортжурнал? Где-то по обшивке пробежала ящерица. То есть, никакой ящерицы конечно не было, но звук был. Еле слышный и совершенно неопределенный. Где-то на пределе слышимости билась муха в паутине, струйкой лилась вода, бормотали скороговоркой голоса. Джим обнаружил, что у него свело от напряжения ногу и встал, сшибая на пол датападд с жутким грохотом. Всё стихло, он поднял его и швырнул обратно. Это всё пустота, понятно? Пустота и тишина. МакКой каждый день объясняет. При мысли о МакКое Джим сморщился. Пустота. Человек пустоту не любит. Его сознание старается заполнить её всеми способами. Вот и получается — ящерицы, вода и все прочее. Джим уже наслушался. Где-то рядом плакал ребенок. Отчаянно, захлебываясь, надсадно вопил, будто от боли. Младенчик. С годик примерно. Год с небольшим. Он плакал так, что у Джима сердце заходилось, но мозг понимал — чушь. Чушь абсолютная. Джиму впервые стало очень страшно. Он так и стоял посреди рубки, опустив руки и слушал этот плач. Он не мог заставить себя сдвинуться с места. Пустая, проклятая планета. Неестественно мёртвая. — Андрей... — простонал совсем рядом хриплый женский голос. — Где ты, Андрей... Больно... Джим стоял в шаттле, пялясь на озаренный холодным зеленоватым светом черный океан перед собой, и ему было страшно, как в самом жутком сне. Каким-то чудом он удержался от крика и не забился в истерике. Может, он потерял сознание на какое-то время, потому что обнаружил себя возле пульта, напряженно всматривающимся в воду. Он долго ничего не слышал и не соображал, только смотрел и смотрел. — Что случилось? Где ты? Я ничего не вижу, Андрей... — хрипела женщина, корчась от невыносимой боли. — Здесь кто-то есть... Да отзовись же, Андрей! Больно как! Помоги мне, я ничего не вижу... Она хрипела и плакала, и повторяла снова одно и то же, и ему уже виделось её перекошенное от боли лицо, залитое слезами, и скрюченные пальцы, скребущие клапан кессонной камеры, и он сходил с ума, уже чувствуя ледяное нечто, добирающееся до его мозга, и из последних сил, сжав зубы он ударил по кнопке сброса реактивов. Его оглушило, он кратковременно ослеп и оглох, а когда пришел в себя, обнаружил, что довольно смотрит на яму в айсберге, выбитую свободным аргоном, дует зачем-то на пальцы и, улыбаясь, повторяет: — Звуковая завеса, понятно? Гадский Боунс. Звуковая завеса, вот что. Где-то под шаттлом раздался тихий "крак" и он почти обрадовался этому звуку. Шаттл взмыл над разрушающимся айсбергом, вонзаясь в сизые облака и земля содрогнулась. Еще сто тысяч лет айсберг не выдержал.***
За утечку аргона Джим получил от Скотти, а за разрушенный айсберг от Спока. Справедливо. Обидно. Но кому расскажешь об этом ужасе? Единственный возможный вариант отметался по понятной причине. Джим алкал сна, как манны небесной. Скорее выключиться, отсоединиться от сети, как датападд, закрыть глаза, уходя в блаженную темноту, забыть страх, стереть его из базы данных, стереть воспоминания о плаче и голосе женщины. Скорее бы. Замигал огонек терминала — вызывал лазарет. Джим проигнорировал. А потом ещё и ещё раз. В каюте было душно, простыня мешалась, одеяло спутало ноги, у него плыло всё перед глазами и опять заплакал младенец. Джим лежал, вытянувшись в струнку и слушал плач. Сознание временами пропадало, а временами накатывало, как волны чёрного океана, лижущие пустынный берег. — Маленький, — пророкотал сочный баритон. — Кудр-р-ряшка ты моя. Свер-р-рчок золотой. Танюр-ра, свер-р-рчок кушать хоч-чет! — Колокольчик, — прозвенел хрустальный женский смех, Джим почти был уверен, что той самой женщины. — Колокольчик, опять мокр-ренький. Андр-р-рюша, подай салфетку. В коридоре говорили Спок и МакКой, но как-то странно. Джим прислушался, и понял — они будто друг друга не слышали. — Нет никакой уверенности в этом, — говорил Боунс. — Понимаешь, я же прав. — Посмотрите на эти наплывы, доктор, — талдычил Спок, как заведенный. — Не менее тридцати лет. — Понятно, зачем игрушки и это швейное устройство, — отвечал МакКой будто никому. — Жалко мальчишку. И Джима жалко. — Понятно, — объявил Спок. — Сигма-деритринитация. Они помолчали. Джим тоже. Потом вспомнил: его вызывал лазарет. Огонек мигал — пять непринятых. Снова прошёл вызов. Он встал, чтобы ответить и за дверью раздраженно заговорил МакКой: — Тирьямпампация. Сигма, притом, — и тут же совсем другим, тихим, нежным голосом, совсем не похожим на обычный, прошептал: — Не бойся меня, прошу. Ты видел моё сердце. А я держал твоё в руках. Откройся мне. Слышишь? Talunk-nash veh-k'tu. До Джима не сразу дошло, что Боунс сказал это на вулканском. Спок не ответил. Ответил уже знакомый баритон: — Кошенька моя, ласонька... Солнышко моё ясное... А потом Джим его увидел. Не человека и не нечто другое — фантом. Он сидел на пятках у Джимовой кровати, скривившись всем телом и смотрел на него. Поза была странной и неестественной, но непринужденной. Долго так не посидишь — некрасиво и неудобно. А он сидел. И смотрел на него. Выглядел он мальчишкой, но лицо у него было совсем взрослое и страшное, застывшее маской, волосы, белёсые, грязные, свалявшиеся вились на голове мелким бесом. — Ага, — объявил Джим и присел, расставив руки в стороны, будто собрался его ловить. Фантом мигнул и растворился. Джим взбеленился, натянув тренировочные штаны, выскочил в коридор и застыл, от ненавистной уже пустоты.***
— Звонил? МакКой был хмур, небрит и почему-то пил кофе. У него играла музыка и Джим с удивлением опознал в ней любимую "нелогичную" 505. — Звонил, — выплюнул Боунс. — Но тебя за смертью посылать. Может я здесь умираю? — У тебя полный штат для чего? — задумчиво поинтересовался Кирк. — А чтоб ты спросил, — буркнул Боунс и помолчал немного. Джим уже знал, о чем будет говорить МакКой. — Вопрос такой. Ты слышал на корабле что-нибудь... странное? — Слышал, каждый день. Тебя. — Я серьезно! — взвился тот, швыряя в Джима увесистое пресс-папье. Джим увернулся, ожидая грохота, но его не последовало. — Добрый вечер, капитан, — ровным голосом сказал Спок и поставил пресс-папье на стол. Без единого звука. Остро запахло нашатырным спиртом, но Джим и не обратил внимания. — Привет, Спок, — сказал он. — Добрый вечер, Леонард, — прозвучало над ухом и Джим даже головой закрутил, пытаясь увидеть Леонарда. — Здравствуй, Спок, — внезапно очень спокойно и тихо сказал Леонард и Джим вспомнил — это же он Леонард, МакКой. Он же сам его сегодня так назвал. Абзац. Царило молчание. Пустое и острое, оно зудело. Джим осторожно почесался. — Шавка блохастая, — добродушно проворчал Боунс. Джим вздрогнул. — Ладно, извини меня, я действительно повёл себя как мудак. — Удивительно точное определение, — съязвил Кирк. — Мой кредит доброты скоро будет закрыт, — оскалившись предупредил Боунс. — Не злоупотребляй. Кофе будешь? — Кофе? — переспросил он, будучи неуверенным в том, что услышал. — Кофе. Я затем тебя и вызвал, чтобы понять, завязывать мне с бухлом или пока еще нормально. Так что? — Буду. — Да это-то понятно, — поморщился МакКой. — Слышал или нет? — Что например? Детский плач? МакКой выглядел удовлетворённым. Спок хранил молчание. — Значит, слышал. — Я видел, — неожиданно хрипло признался Джим.***
— Спок, что такое сигма-деритринитация? Спок выглядел озадаченным. Джим даже порадовался. — Явление, с которым столкнулся Пилигрим, — осторожно ответил Спок. — До изобретения варп-технологии существовала гипотеза, что звездолёт, достигнув околосветовой скорости и обогнав её, прошивает насквозь Риманово четырехмерное пространство и мгновенно пересекает очень большие расстояния и временные течения. Гипотезу подтвердил случай со звездолётом Таймыр в сто тридцать первом году. Таймыр отправился в экспедицию в две тысячи двадцатом, но вышел за допустимые пределы и произошла сигма-деритринитация. Их отбросило в гамма-квадрант на сто три года вперед. Восемь лет они потратили на возвращение и тем самым подтвердили гипотезу. Некоторое время этим способом пользовались особо безрассудные исследователи, ведь в любом случае была вероятность не вернуться. Но вскоре Зефрамом Кочрейном был изобретен варп и этот, с позволения, совершенно неоправданно рисковый способ канул в прошлое. Вот, что произошло с Пилигримом. Джим помолчал ещё какое-то время. МакКой задумчиво протянул: — Они вышли из Риманова пространства здесь, возле планеты и... что? Их атаковали? Кто? Планета пуста. — Или её зачистили. — Серьезно? Целую планету? А кораблик оставили? Умно. — Доктор логичен, сэр. — Так, — взбесился Джим. — Спелись! Завтра же по сменам раскидаю! Спок явственно фыркнул. Возможно, именно из-за того, что Кирк услышал этот звук, он чуть улыбнулся. — Не раскидаю, — согласился он с красноречиво молчащим Споком. — Боунс, сделай кофе и побольше. И дай Споку, пожалуйста, бумаги. Мне выкладку проще на ней чертить. Будет мозговой штурм. Мозговой штурм выглядел так: пузом Джим вытирал то, что уже начертил, потом уже, спохватившись, дописывал, прихлебывал кофе и требовал версий с ножом у горла. Втроём они пришли к выводу, что. Двоеточие. Выйдя из Риманова пространства, Пилигрим был атакован неизвестными — гуманоидами или негуманоидами. Потерпел крушение и, видя приближающуюся цивилизацию в лице некоторых объектов, капитан принял решение стереть бортовой журнал. Они же, объекты, спасли и забрали с собой ребёнка. За неимением других версий, пазл из костей собрали они же. А ребёнка, как видно, переделали в силу своих возможностей: создание фантомов и эйдетическая память, воспроизведение голосов и звуков в точности. В призраков Джим верить отказался. Так же был сделан вывод, что объекты эти, тагоряне то бишь, проживают скорее всего в районах разломов. Под землёй в этих районах были обнаружены большие теплые пустоты. — Тихо, — сказал вдруг МакКой и Джим невольно подобрался. Где-то на грани восприятия слышалось шумное дыхание двух человек. — Ты замерз, — сказал МакКой глухо, будто из-под подушки. — Дай руки, согрею. — Не стоит, Леонард, — так же глухо ответил ему Спок. — Не здесь. Прошу тебя. — Не упрямься, мальчишка, — как-то по-доброму заворчал доктор. — Не выводи меня из себя. Спок засмеялся. Джим вздрогнул и поднял голову. МакКой сидел с закрытыми глазами. Чей-то голос, Джим даже сначала не понял, чей, заорал взбешенно: — Давай, вали на Энтерпрайз, сам справлюсь! Вали! А потом вдруг резкий свист и дикий грохот, сквозь который слышалось чьё-то бормотание. — Звуковая завеса, понятно? Гадский Боунс. Джим фыркнул. — Он где-то здесь, — пробормотал настоящий Боунс, не открывая глаз. — Джим, ты привез его с планеты. Джим, ты идиот. — Спок, — тихо прошелестело в воздухе и Боунс мучительно покраснел. — Спок...звезда моя... — Khi'ori, — пропел низким вибрирующим голосом Спок. — Khi'ori, — выдохнул МакКой и гортанно застонал. — Так, хватит! — неожиданно срывающимся, высоким голосом заявил Боунс и треснул кулаком по столу так, что жалобно задребезжала чашка. Джим медленно выдохнул и прикрыл лицо ладонью. Что ещё ему предстоит услышать? — Тебе это нравится, — шёпотом объявил Боунс. — Джимми, не слушай, прошу тебя. Ты слышишь меня? Джим слышал. Слышал свист, выходящий вместо воздуха из легких. Слышал нежное воркование Боунса. Слышал отрывистые вулканские слова, буквально выпеваемые Споком. И стоны, стоны. Спок за спиной МакКоя хранил молчание и железное лицо, но уши и щёки его были зелеными, как земная трава. — Возьми его в рот, — просяще шептал МакКой. — Давай же, возьми. Боже, да... Внезапно громко зазвучала знакомая музыка и голос Тернера. Джим сходил с ума и снова чувствовал это ледяное нечто, тянущееся к его мозгу, и холод на сердце, и отвратительно гадскую змею, клубком свернувшуюся в желудке. Кофе просился наружу и все эти его выкладки показались внезапно такими наивными, и Джим вздрогнул, осознав давящую тишину и всхлип. Свой собственный. Сам Джим не плакал, но всхлип... глаза были неожиданно влажными и их кололо. — На третьей палубе нашли восемь булыжников, — некстати сказал Спок. — И листья. — Что листья? — спросил Джим, прижав пальцы к глазам. — Восемь булыжников и листья. В произвольном порядке. Но прослеживается некая система. Джим хихикнул. А потом заржал, громко и в голос. — Ты прав, Боунс, — выдавил он. — Я феерический идиот. Я привёз его на своем шаттле. Не заметил. Я часто ничего не замечаю. Последнее время постоянно. А это уже был пресловутый булыжник в огород Боунса и тот вспыхнул. — Капитан, — тихо сказал Спок. — Я ведь и ударить вас могу. Я становлюсь точь в точь, как доктор. — Спок, — внушительно уронил МакКой и Спок замолчал. Но Джим уже уходил.***
Утром Джим пошёл на Контакт. Вот так, с большой буквы. Он приказал обесточить транспортный отсек, надеясь, что у человеческого детёныша хватит ума, чтобы залезть в шаттл обратно, а потом спустился вниз. Он стоял на берегу океана и задумчиво плевал в набегающие на его сапоги волны. На душе было так пусто и холодно, как на планете, и больше уже не было больно. Только ноги мерзли. В желудке плескался кофе и грозился просто выплеснуться обратно от непонятного ощущения некоего страха и тяжести ответственности. Хорошо Споку, он на корабле. А ведь самый ответственный, не побоялся бы. Джим устал стоять и сел чуть поодаль от воды на серый песок. Тут и там вокруг него валялись обломки вчерашней жертвы его страха и самоуверенности. Он пнул один из кусков размером с небольшой шаттл и отбил ногу. Ругаться не стал — вдруг услышит. И, как назло, за его спиной заругался старший инженер. Джим замер — космический Маугли был где-то рядом. — Вижу, — сказал ему в ухо Спок, и Кирк вздрогнул. — На сто восемьдесят градусов южнее, капитан. Он за вами. В спину ему ударил небольшой, но увесистый камешек. Джим медленно обернулся. — Самоуверенный мальчишка, — добродушно проворчал стоящий напротив него абориген голосом Боунса, причем не открывая рта. — Безголовый. — Привет, — хрипло сказал Джим. Он был страшно скособочен, невысок, по-взрослому жилист. Планета грызла его и кусала, стараясь привести в соответствие с собой. Ужасные шрамы были на его теле, рваные, плохо зажившие, стянувшие почему-то лиловую, лоснящуюся кожу. Лицо — мертвая маска и только глаза живые, яркие, глубокого серого цвета. — Привет, — ответил абориген.***
Шаттл Джима состыковался с кораблем в 1410 стандартного времени. Он провёл на планете чуть более четырёх часов и горел желанием всё рассказать и показать любому, кто будет его слушать. — Капитан на мостике, — звучно предупредил навигатор энсин Васэда. — Спасибо, мистер Васэда, — привычно обронил Джим, падая в кресло и осознав, что буквально весь мостик выжидающе смотрит на него. Неподалеку от научной консоли обнаружился МакКой с чашкой кофе, возле консоли связи расположился прямо на полу Монтгомери, возле переборки тихо пристроилась половина научного отдела. — Мистер Спок? — удивленно сказал Джим. — Сэр, мы обнаружили неизвестные объекты в квадрате 89, — объявил Спок и чуть склонил голову. — Они находились там всё время, пока вы были на Контакте. Когда появились объекты — неизвестно. Засекли их в 1145 стандартного времени, а исчезли они в 1403. Джим ошарашенно помотал головой. — Какого рода объекты, мистер Спок? — Неизвестно, сэр. Это телескопические сооружения непонятного назначения численностью три. — Покажите. На экране высветился уже знакомый дикий горный хребет и торчащие над ним километровые антенны. Будто гигантский тагорянский таракан высунул из-за гор усы. — Мистер Спок, возможно ли создать такого типа сооружения? — Никак нет, сэр. Это несколько миллиардов тонн. — Они наблюдали за нами, — тихо осознал Джим. — Смотрели, как всё проходит. — Капитан, я взял на себя смелость проверить вчерашние записи сканеров. Пока он был на корабле — эти сооружения находились в поднятом состоянии. — Ясно, — сказал Джим, хотя как раз-таки это ему было не ясно. — Завтра, в 1000, коммандер Спок, коммандер МакКой и... лейтенант Ухура отправятся со мной на Тагору. Отчет о Контакте научному отделу предоставлю вечером. Разойтись! Из вредности и злости он не стал ничего рассказывать.***
— Почему Ухура? — удивлённо спросил МакКой, заботливо подкладывая ему теплую ещё булочку. Джим намазал её маслом, съел, запил кофе и только потом коротко ответил: — Эксперимент. — Я-то думал, эксперименты — это по части Спока, — многозначительно хмыкнул Боунс. — Хочу посмотреть, как он отреагирует на женщину. Наверное, почти как на меня. — Он отреагировал на тебя, как на женщину? — поразился МакКой. — Как на отца, — нахмурился Джим. — Долго смотрел, а потом заплакал, ну знаешь, вот как здесь мы слышали плач ребенка. Ну я и ляпнул... — Что? — Маленький мой, — протянул Джим очень похоже на вчерашний баритон Чехова-старшего. — Кудряшка ты моя. — А он? — нетерпеливо спросил Боунс. — А он затих. Его зовут Малыш. Он так сказал. — Ты думаешь, он пойдет на контакт ещё раз? — Обязательно, — уверенно сказал Джим. — Он же ребенок ещё, практически. Ему всё интересно. Подай булочку.***
Увидев Ухуру Малыш остолбенел. Пусть и темнокожая, она, вероятно, тоже чем-то напоминала ему о тех коротких мгновениях, проведенных с родителями. Снова заплакал ребёнок. — Мам-ма, — обиженно проревел он. — Мам-ма! — Да, колокольчик? — тихо и поспешно ответила Ухура и Малыш замолк, разглядывая её. — Повтори, — попросил он. — Да, колокольчик, — почти прошептала она. Джим мог поклясться, что на мордочке Малыша был написан дикий восторг и удовольствие. — Феноменально, — заявил он звучно. И тут же переключился. — Всегда хотел спросить, — на чистейшем стандарте сказал он. Джим ещё вчера удивился: за четыре часа Малыш смог научиться бегло говорить, и это был ещё один камень в огород тагорян, Малыша явно модифицировали. — А зачем острые? Джим разулыбался и повернулся к Споку, желая видеть, как он будет объяснять. — Это особенность моего вида, — с глупым лицом ответил Спок и Джим мысленно заржал. Спок явно не ожидал такой подставы. — Это удобно? — тут же задал новый вопрос Малыш. — Особой разницы нет, — вынужден был признаться старпом. — Это просто рудимент моей расы. Понимаешь, острые уши есть только у представителей моей планеты. Мы эволюционировали из вида животных, которые имели острые уши. Спок очень осторожно выбирал слова, со всем присущим ему тактом. МакКой где-то в стороне деловито щёлкал трикодером, нацелясь на Малыша. — А ты? — внезапно обратился к нему Малыш. — А я просто тут в сторонке постою, — не растерялся доктор. — Кто ты? — не отставал Малыш. Сидел он в той странной позе, какую видел Джим в первый раз, и, перекладывая листья обеими руками, и даже помогая себе ногой, говорил, не поднимая головы. Голос у него был совсем мальчишеский, хотя биологически он был взрослым человеком. Человеком ли? — Я доктор, — с достоинством объявил Боунс и даже чуть-чуть поклонился. — Док-тора, — нежно пропел Малыш. — У сверчка болит животик. На земле листьями был выложен крест.***
—Капитан, обнаружены объекты в квадрате 89, — интимно шепнул ему в ухо Сулу. — В количестве восьми штук. — Спасибо, лейтенант Сулу, — нарочито грубо сказал Джим. Спок смотрел выжидательно, терпеливо и пристально. — Усы вылезли, — почти не открывая рта, процедил Джим. — Я не знаю, кто это, но тут точно кто-то есть. — Капитан, — полушёпотом сказал ему Спок. — Напомню, что это не подтверждено. Разумные слизни Гарроты считают нас плодом своего воображения. — Спок, я не слизень, — заверил его Джим. — И ты тоже. Даже Боунс не слизень. Уж в этом ты должен быть уверен. — Капитан. Кирку внезапно вспомнилось, что Спок одним тихим словом может выразить всё, что хочет. Спок был абсолютно спокоен. — Я понял, — быстро сказал Кирк. — Прости. — Капитан. А вот это уже запрещенный прием! Кирк поднял руки, сдаваясь на милость: — Спок, я понял, прости! — Однажды я вас убью, — душевно сообщил Спок, ни разу не мигая, от чего было ещё страшнее. — А вот и нет, — фыркнул Джим. — Никогда. Я твой друг. — Джим, — рыкнул Спок, и тот понял, что пересек границы. Тяжеленная рука легла на его плечо, глаза Спока были темны и в них Джим видел своё отражение. Где-то в отдалении бодро звучал бас МакКоя, двери шаттла были заперты, а потом Джим закрыл глаза. Он почти почувствовал тонкий, горячий запах песка, но не такого, как на Тагоре, а песка жаркой пустыни, и прохладное дыхание на лице. — Простите меня, капитан, — пророкотал Спок и Джим взорвался. Он ринулся вперед, на Спока, ухватившись за доху, ткнулся губами наугад, наверх — и попал точно в мягкое, чуть влажное, и впился в это губами, и Спок под его руками вдруг задвигался и задышал, отмирая, схватил Джима за талию, поднимая вверх по своему телу. Мягким и влажным оказались его губы и Джим удивился сквозь пелену, насколько же губы старпома не соответствуют образу старпома. Они отдавали перечной мятой и чуть бренди, и Джим понял. Он отскочил на безопасное расстояние, невероятным усилием вырвавшись из этих рук и вытер губы ладонью, демонстративно, глядя на Спока. Зрелище было то ещё. — Не смей целовать меня после того, как целовал Боунса, — совершенно спокойно сказал он. — Капитан, вы поцеловали меня первым, — ответил Спок и вдруг опустил голову. — Что? — тихо спросил МакКой от двери.***
Малыш сказал, что усы он видит впервые, но он каждый день видит что-нибудь впервые. Шрамы его не беспокоили, здоровье было отменное, любопытство лилось через край. — Вопросов много, — говорил он резким докторским голосом. Доктор как раз закончил его осматривать.— Почему сломался лед? Почему вода льется с неба? Почему вы пришли? Почему светит синим? Почему было это? Почему? Ты, — он сказал это внезапно и повернулся к Джиму всем телом, держа в пальцах сучья кустарника. — Ты всё про меня знаешь. Откуда я появился. Кто я такой. Почему я здесь. Ты всё знаешь. Скажи, зачем вы пришли? Плохо, когда люди. Да ещё так много, четыре. Один тоже много, но лучше, чем четыре. Я хотел говорить с одним. Чтобы вы ушли. С ним, — он дернулся в сторону доктора. МакКой вздрогнул. — Но он не говорил. Ты тоже. Значит, сказал я, один говорить не может. И я пришел к троим. На самом деле голос МакКоя был мягче, протяжнее,с непередаваемым акцентом, но сходство было невероятное. Только настолько близкий друг, как Джим смог распознать эту разницу. Малыш сидел на попе, поджав под себя ноги, и перекладывал камни с места на место. Сучья он так и держал в руках. Джим ничегошеньки не понимал. — С троими мне было весело, — признался Малыш низким, бархатным голосом, отдающим некой резкостью. — Я говорил, они смеялись, стучали, а ты плакал. Я сказал, значит, они всё поняли и скоро уйдут. Но ты пришел ко мне. — У меня есть к тебе вопросы, поэтому я пришел, — спокойно сказал Кирк. — У меня нет ответов. У меня тоже есть вопросы. Они у меня чешутся. Я тогда целый день бегаю, играю, плаваю, а они всё равно чешутся. Иногда ответ приходит и становится хорошо. Гораздо хуже, когда ничего не приходит. Я видел — люди. Люди — это плохо. Когда мне плохо, я хочу, чтобы было хорошо и становится хорошо. Я сказал, значит, нужно чтобы люди ушли. Я сказал, значит, нужно их попросить. — Как ты это понял? — спросил Спок. Голоса, конечно, были похожи, но всё равно разнились. Этой резкости у Спока не было. Малыш вообще говорил резко, это и выдавало. Он пожал плечами, перехватив сучья. — Это пришло ко мне. — Я уснул на берегу океана, — медленно сказал Спок. — Когда я проснулся, то обнаружил возле себя на мокром песке человеческие следы. Пока я спал, возле меня прошел человек. Как я это понял? Я не видел ничего, но следы есть, значит я спал, пока он шел. Следы принадлежат не птице и не рыбе, а человеку. Значит, мимо меня прошел человек. Так я размышляю. А как размышляешь ты? — Феноменально! — выкрикнул Малыш и трикодер в руках МакКоя загорелся сочным зеленым, признак ярко выраженных положительных эмоций. — Шар-р-рада! В порыве восторга он заметался по пляжу туда-сюда, быстрым волчком крутясь у ног, Ухура даже то и дело отшатывалась. — Я не знаю, — выпалил Малыш, наконец остановившись. — Ответ просто приходит, и всё. Когда я бегаю, плаваю или играю. Но когда вопросы чешутся, очень тесно играть. Как в воде. — В воде же нельзя дышать, — удивился МакКой. — Почему нельзя? Можно. И играть можно. Только тесно. А ещё мне иногда скучно. Мне стало скучно, и стало вот так. Он вскочил и побежал по пляжу, оставляя за собой фантомы, разные, розовые, зеленые, фиолетовые. Потом остановился. Странное это было зрелище — он сидел на песке в окружении своих двадцати с лишним статуй, застывших в разных позах. — Кто обучил тебя этому? — напряженным голосом спросил Джим. — Никто. Я сам. Я захотел — и стало. — Малыш, скажи, ты помнишь что было вначале? МакКой выбрал правильный вопрос, а Малыш правильный голос, чтобы на него отвечать. — Помню, — сказал он тихим голосом Спока, такой у него наверняка после оргазма, расслабленный, спокойный. — Два больших добрых человека, гораздо больших, чем вы. А потом было так. Он выдал какофонию из звуков. Ужасающий грохот и скрежет, а потом сильнейший взрыв. И снова заплакал ребенок. Сквозь этот грохот донесся крик: — Таня, Танюша, где ты?! Предсмертный хрип прервал эти крики. — Андрей, — задыхаясь позвала Чехова, — Андрей, где ты... Больно... Где же ты? Я ничего не вижу! Помоги мне, Андрей! Больно как... Малыш поднял на Спока сухой, блестящий взгляд и долго смотрел. — Мне было темно. Как дома. Но дома тепло, а там было холодно. И я захотел, чтобы было тепло и хорошо. И стало так. — Он издал некое гудение, щелк, постукивание, сразу многозвучное, громкое. — И тогда стало хорошо? — поспешно спросил Джим. — Стало так, как я хочу. С тех пор я всегда хочу, чтобы было хорошо. И так становится. — Кто есть здесь кроме тебя? — Никого, — пожал плечами Малыш. — Я один. Есть океан, земля, камни. — Как ты их называл? Вот теперь ты знаешь, что это океан, а как ты их называл до этого? Ухура спросила верно. Узнать язык тагорян было бы замечательно. Но Малыш промолчал. — Я слушаю, — кивнул Джим. — Зачем? Я уже сказал. Ты должен был услышать. — Всё чудесатее и чудесатее, — шёпотом объявил МакКой. Малыш резко повернулся к нему. — А зачем вы заворачиваетесь? — выпалил он и дернул его за полу дохи. — Что это? — Одежда, — спокойно ответил Боунс. — Зачем? Джим объяснил. Джим не Спок, Джим сроду не читал лекций, но мог с уверенностью сказать, что эта лекция имела успех. Малыш метался, будто укушенный. Под конец он взобрался на стенку шаттла и повис там, прилепившись ступнями и ладонями. — Что и все люди ходят так? — гулко спросил он сверху. — Все, — подтвердил Джим, разводя руками. — Сколько людей? — спросил тогда Малыш. — Людей и других рас, составляющих Федерацию, семнадцать миллиардов. — Феноменально! — выкрикнул Малыш и свалился на них с высоты трех метров. — Зачем так много? — Людям нравится, — пожал плечами МакКой. — Нам нужно решить, как достигнуть компромисса, — сказал он голосом Спока и улыбнулся. Улыбка у него была до жути детская на этом взрослом, страшном лице. — Мне нужно, чтобы вы ушли. Тогда будет хорошо. — Мы не можем уйти просто так, — мягко сказал Джим. — Тогда надо думать. Он сказал это и посмотрел долгим взглядом на всех. А потом просто сбежал. Над их головами раздался грохот, еле слышный, но отчетливый и в ту же секунду запищали коммуникаторы. — Что это? — медленно протянул Боунс, задрав голову. — То, что я думал, — сухо сказал Джим. — Нас атакуют.***
Их атаковали подло, из ниоткуда, как, вероятно, атаковали Пилигрим, и отбиваться не было никаких возможностей. Кирк отдал приказ отступать. А на Базу Звездного Флота в Лаврентийской системе полетело донесение о целесообразности закрытия свободного доступа в систему Страбона. Тагоряне были признаны негуманоидами по ряду причин сборной Комиссией по Контактам, состоящей из капитана, старпома и ряда сотрудников научного отдела. Все записи и донесения о Тагоре, негуманоидах Тагоры и аборигене Малыше приказом капитана были засекречены. При атаке пострадало двадцать восемь человек. Двадцать семь находящихся в грузовом отсеке, куда и был нанесен удар, и капитан Кирк, которому СМО Энтерпрайза сломал нос. Лечить этот нос, он, естественно, отказался. Энтерпрайз покидал систему Страбона и Джим не мог найти себе места. Подло было оставлять Малыша на Тагоре, подло и гадко. Все Джимово существо было против. Он знал, почему-то, что Малыш ждет его там, внизу. Обязательно ждёт. Джим медлил, ожидая неизвестно чего. — В квадрате 85 обнаружен Малыш, капитан, — тихо отрапортовал Сулу. Джим смотрел на экран и молчал. — Джим, — прошелестел над ухом Боунс, всё утро избегающий Кирка. — Джим, я пойду с тобой. — Я никуда не собираюсь, доктор МакКой. — Я тебя знаю лучше, чем ты сам, — чуть громче сказал Боунс. — Спок приготовил шаттл. Он отведет корабль на безопасное расстояние, а мы вернемся за ним. Пойдем, Джим. Пойдем. Джим перевел взгляд на Спока и выдохнул. Спок был одуряюще красив, а ещё у него блестели глаза. Это было невероятным явлением. Спок кивнул ему. Джим сорвался с места. — Коммандер Спок, за старшего!***
Шаттл приземлился на берегу и Джим тут же спрыгнул. Увязая в песке, он подбежал к лежащему ничком Малышу, коснулся голого плеча, чуть не заорав — Малыш был обжигающе горячий. — Пришёл, да? — глухо спросил Малыш со странным акцентом. — За мной пришёл? Заберёшь? — А ты пойдёшь? — Пойду. Малыш поднял мокрые глаза, коснулся щёк. — Вода из глаз, — растерянно сказал он. — Так должно быть? — Должно, — негромко ответил возвышающийся над ними Боунс. — Это значит, что ты становишься человеком, Малыш. — Почему это так больно?! — закричал он, подскакивая к Джиму и хватая его за рукав. — Почему?! — Потому что быть человеком всегда больно, — не глядя на Боунса, ответил Джим. — Пойдём. Пойдём, Павел. Мы научим тебя. Пойдём...***
А потом Джим безобразно напился. На Эбене был сезон цтай-ше — не лето и не осень, что-то между, когда солнце ещё греет, но вечером прохладно, и приглушенные красноватые цвета небес Эбена прозрачны до такой степени, что можно увидеть, как состыкован с причалом космопорта Энтерпрайз. — Еще суси, господин? — прощебетала официантка, явно одна из Улья, полупрозрачная кофточка скрывала не грудь, а вторую пару рудиментарных недоразвитых ручек. — Сигару, — попросил Джим, допивая горючий суси. — Да, повторите. Оглянувшись, он еще раз оценил её зад и ножки, но потом вспомнил количество меркаптана, которое выделяют самки во время секса и не смог себя заставить. Не только из-за меркаптана. Он планомерно надирался, погрузившись в мысли. Мелькнула перед ним Кэрол, что-то выговорила ему, грозя пальчиком. Покачала головой Нийота, Скотти шепнул ей что-то и взгляд её стал щекотливо жалостливым. Джим фыркнул, когда они пропали, достал коммуникатор и вызвал единственного, с кем хотел бы поговорить. Что говорил он Споку, он и сам не помнил. Спок сказал сакраментальное "почему вы звоните мне лишь, когда пьяны?" и Джим устыдился. Сел напротив Боунс, долго смотрел, взял его за руку, потянул к себе, укладывая на плечо бедовую капитанскую голову, пригладил золотые вихры, шепнул на ухо что-то невыразимо нежное, а потом укол в шею и темнота.***
Очнулся он от шумного дыхания в шею. Дыхание отдавало бренди, а рука, лежащая на его талии, была сравнима с тяжестью кузнечного пресса. В каюте было темно, лишь в углу островок тёплого синего света от экрана рабочего терминала. За терминалом виднелась черная макушка. — Спи, — повелительно буркнул сзади доктор и внезапно укусил его за ухо. Джим постыдно заорал и получил шлепок по заднице. — Спи, — приказал МакКой. — Он закончит и тоже ляжет, успокойся. — Боунс, какого черта?! Боунс неожиданно нежно прикоснулся губами к его шее над воротником рубашки. — Ты такой идиот, — грустно сказал Боунс. — Ты так слеп. Джим хватал воздух пересохшими губами и расширив глаза, смотрел на спину Спока, обтянутую синим. Спок, будто почувствовав взгляд, обернулся. Пальцы МакКоя погладили Джимову щеку и от этой короткой ласки Джим вздохнул и расслабился, улыбаясь. Спок подошел к кровати, опускаясь перед ней на колени. — Спок, — растерянно прошептал Джим. — Почему вы звоните мне, лишь когда вы пьяны? — Спок поднял уголок рта, намечая улыбку. — Звоните в любое время. Вы же друг мне. У людей принято интересоваться делами друга. Так будьте человеком. — Спок, — прошептал Джим, тихо дрожа от поцелуев в шею сзади, и потянулся к нему губами. — Как твои дела?***
Эпилог. На Эбене был сезон цтай-ше, не лето и не осень, а что-то между. Джим долго сидел на парапете у штаба, свесив ноги вниз и любуясь низким, приземистым городом, из которого то тут, то там вырастали шпили многоэтажек. Спок ещё не вернулся со своих дурацких "чайных церемоний", коими Джим метко обозвал приём у вулканского посла на Эбене, а Боунс безвылазно торчал в госпитале ордена Христа Разгневанного, третьи сутки пытаясь составить внятное заключение о смерти матки Улья. Их занесло в систему Скопища ещё неделю назад, а они даже на пляж не сходили! Когда ещё подвернётся возможность побывать на Эбене? Последний раз их сюда три года назад заносило. Джим пощурился ещё немного на низкое вечернее солнце, смакуя воспоминания и, одним точным движением, переливаясь с парапета, встал на плиты балкона. — Капитан Кирк? — вежливо осведомился у него невысокий, по-юношески стройный офицер. Он отчего-то улыбался и всё время теребил замочек молнии на мундире. — Здравствуйте. — Здравствуйте, — кивнул ему Джим и тут же сказал: — Прошу прощения, — и обернулся к лестнице, где поднимались Боунс и Спок. — Где вас черти носят? — Джим, — укоризненно прогудел Спок, ступая на последнюю ступеньку. МакКой был не в пример словоохотливей: — Это тебя черти носят, радость моя, а мы делами были заняты! — Да ладно, — удивился Джим издалека. — Вы хотя бы вместе были! — Да кто тебе это сказал? — возмутился Боунс, подходя ближе и тут же этим воспользовался, отвесив капитану подзатыльник. — Наглая ложь! — Пойдем домой, — заныл Джим. — Я вас три дня не видел! — Здравствуйте, офицеры, — снова влез настойчивый парень и протянул руку. — Доктор МакКой, коммандер Спок. — Паша? — недоверчиво спросил его Боунс, пожимая руку. — Паша Чехов? — Я, — счастливо подтвердил он, солнечно улыбаясь. Выглядел Чехов... человеком. Совершенно обычным. Никаких следов Малыша. Но Джим-то помнил, что это тот самый Малыш. — Здравствуйте! А я на Энтерпрайз навигатором назначен! Примете? Кирк с удивлением оглядел красавца-Чехова, затянутого в форму, увидел знакомую детскую улыбку, покачал головой, пряча удовольствие. — Сколько тебе лет, Малыш? — с интересом спросил Боунс, тыча Спока локтем в бок. — Тридцать три, сэр, — выпалил Чехов, с обожанием глядя на Кирка. Спок хмыкнул. — Капитан, я могу дать рекомендации для этого навигатора. — Не нужно, мистер Спок, — засмеялся Джим, положа руку на плечо Чехова. — Зря что ли я рисковал, забирая его с Тагоры? Бегом на корабль, Чехов. Веди себя прилично! — Есть, капитан! — вытянулся в струнку тот и немедленно же проследовал вниз, к транспортеру. — Такой счастливый, — тихо проронил Спок, прижавшись к Джимовой груди спиной. Джим молча сунул нос в его волосы. — Он стал человеком, — просто объяснил МакКой.