Я завидую Господу

Раннее утро приветствовало редких прохожих холодным туманом. Приземистый полный мужчина быстро семенил по мостовой, вжав голову в плечи, от чего казался и вовсе круглым. Воротник скрывал его короткую шею, а надвинутый на брови котелок больше походил на каску. Зрелище было забавным, и вместе с тем немного жалостливым. Игорь, наблюдавший за маленьким человечком из окна своей комнаты, уже успел умыться, причесаться и в данный момент лениво натягивал белую рубашку. Бывшему горбуну нравилось, как тонкая ткань скользила по его обновленному телу. Грубое цирковое тряпье, как и горб, и жестокие хозяева, остались в прошлом. Но он, исполненный почти собачьей благодарности, все еще не научился принимать хорошее отношение Виктора, как должное. Поэтому с неподдельным удовольствием и легкой улыбкой на губах он медленно надевал белоснежную рубашку, старательно запоминая каждое ощущение. Франкенштейн как всегда ворвался без стука. Игорь испуганно запахнул рубашку, которую не успел застегнуть. — Друг мой, ты настоящий соня! — Воскликнул Виктор, в несколько больших шагов приблизившись к подопечному. — Сейчас только… — Игорь смущенно озирался по сторонам, пока не наткнулся взглядом на часы на полке, — только семь утра. — Вот именно, Игорь, вот именно! — Виктор схватил помощника за плечи. — У нас сегодня куча рабо… Взгляд ученого упал на грудь Игоря. Он нахмурился и осторожно скользнул рукой за воротник все еще расстегнутой рубашки. Его подопечный поежился под этим движением, стараясь запахнуть рубашку плотнее, завернуться в нее, словно в кокон. — Что ты делаешь? Виктора, казалось, эта реакция несколько удивила. На секунду его брови взметнулись вверх, но потом его взгляд сменился с удивленного на снисходительный, и он произнес: — Не бойся. Игорь слегка повел плечами и постарался расслабиться. — Ты ведь носишь корсет? — Да, — как-то затравленно опустив голову, проговорил Игорь. Ученый мягко потянул его лицо к себе за подбородок. — Хватит вести себя как цирковой горбун. — Прости… Виктор улыбнулся. — И хватит извиняться за все подряд. Ты позволишь? — Франкенштейн кивнул на грудь Игоря, которая слегка обнажилась. Помощник кивнул. Виктор запустил под рубашку сначала одну руку, затем другую, потом осторожно, словно покрывало с хрустальной статуи, снял ее. Руки Виктора были теплыми, составляя полный контраст температуре в доме и погоде за окном. Казалось, каждая клетка, составлявшая его тело, бунтовала против естественного порядка вещей. Мягкая белая ткань с тихим шорохом упала на пол. Игорь стоял перед Франкенштейном и чувствовал себя крайне неловко. На нем был тот самый корсет, который смастерил Виктор еще в начале их знакомства. Однако трудно подгадать с размером для бывшего калеки. Тело Игоря постепенно принимало естественный вид и осанку, и со временем корсет стал приносить некоторые неудобства, на которые его владелец даже не смел жаловаться. Виктор досадливо щелкнул языком и поморщился. Глаза его выражали крайнее сожаление и сочувствие. Он с почти виноватым видом осматривал его тело, аккуратно проводя кончиками пальцев по покрасневшей коже, ее потертостям, беспрестанно кровоточащим ранкам. В том месте, где основная часть корсета соприкасалась с кожей, Игорь перетянул себя бинтами. Но и сквозь них виднелись красноватые пятна. — Бог мой… — прошептал Виктор. — Почему ты не сказал мне? Игорь молчал. — Оставайся здесь, — скомандовал ученый. — Можно рубашку надеть? — Нет. Пару минут спустя Виктор вернулся с небольшим медным тазом и белым куском ткани. — Нужно его снять, — поставив таз на пол возле кресла, проговорил Франкенштейн. Игорь послушно снял корсет, а когда справился с ним и принялся за бинты, Виктор остановил его. — Позволь мне. — Но, Виктор, я и сам могу… — лепетал смущенный Игорь. — Я сделаю это лучше. Подопечный сдался, и ученый принялся осторожно разматывать бинты вокруг крепчающего торса, не скупясь при этом на комментарии. — Знаешь, неплохо. Очень даже неплохо. Раны скоро затянутся. Сядь в кресло. Виктор смочил лоскут в теплой воде и аккуратно промыл каждую ранку на теле Игоря. Игорь все это время молчал, сгорая в душе от стыда. С ним никогда никто так не возился, эта забота, которая чувствовалась в каждом движении Франкенштейна, сбивала с толку. Мысли в голове путались, ощущения были непонятными. Ему нравилось чувствовать прикосновение рук Виктора, и от этого лицо его залилось краской. Ему вдруг захотелось убежать, и в то же время он страстно желал, чтобы эта процедура продлилась еще хотя бы пять минут. Окончательно зайдя в тупик со своими внутренними противоречиями, Игорь просто сдался и признал, что, хотя перед ним и был его друг, это был самый интимный момент в его жизни. Виктор явно замечал волнение своего подопечного, но оно ему нравилось. Он делал все не торопясь, изредка, как бы невзначай поглядывая на Игоря снизу вверх. Бывший горбун не выдерживал прямого взгляда голубых глаз, опуская всякий раз ресницы, либо отворачиваясь в сторону, усиленно концентрируя внимание на узоре ковра. — Тебе не больно? — спросил Виктор, вырывая Игоря из его спутанных мыслей. — Ты не спрашивал меня, когда избавил от горба, — робко улыбнулся бывший горбун. — Сегодня ходи без корсета. — Хорошо. Виктор закончил и положил тряпку в таз с красноватой водой. — Помнишь, я говорил про кучу работы? Так вот, работа отменяется. Сегодня у тебя выходной. — Но что мне делать? — испуганно спросил Игорь. — Что хочешь, — пожал плечами Виктор и встал, — погуляй, проведай… как там ее… Лору. — Лорелею. — И ее тоже, — небрежно бросил Виктор и направился к выходу. Совершенно неожиданно для себя Игорь вдруг понял, что больше всего на свете в эту минуту он не хочет, чтобы Виктор ушел. Не отдавая себе отчета в собственных действиях, он вскочил с кресла и схватил Франкенштейна за руку. Виктор внимательно уставился на своего помощника. — Не уходи… пожалуйста. Я не хочу гулять. И к Лорелее не хочу. Давай сделаем ту работу. Черты лица ученого вновь смягчились, в его глазах почти читалось самое искреннее умиление, смешанное с необъяснимой тоской. Свободной рукой он потянулся к лицу Игоря и коснулся ладонью его щеки. Неестественно блестящими от влаги глазами он смотрел в глаза друга. Приблизившись настолько, что их лица разделяло лишь несколько дюймов пространства, он произнес: — Как же я завидую Господу. Мне никогда не создать нечто столь же прекрасное, как ты, друг мой. Виктор всегда был достаточно эмоционален, и сейчас эмоции вновь взяли над ним верх на какое-то время. По щеке его скатилась слеза. Со всей нежностью, на которую он был способен, Франкенштейн коснулся губ Игоря своими губами. Его подопечный не сопротивлялся, только прикрыл глаза. Когда он отстранился, глаза его уже просохли, лицу вернулся привычный серьезный вид, и он без всякой дрожи в голосе сказал: — Работать сегодня не будем. Отдыхай. — Но… почему? — У меня появились дела поважнее. Весь этот и следующий день Виктор почти не выходил из подвала, который стал нарочно запирать. Игорь уже начал волноваться, но успокаивался всякий раз, когда из дверцы в полу показывалась голова ученого, по какой-либо нужде покидающего ненадолго свою обитель. А на утро третьего дня Игорь обнаружил на прикроватном столике свой новый корсет.