Кино продолжается

Сколько можно - годами вертится карусель, Тишина, разговоры, разобранная постель. Он сошелся с другой в февральскую ту метель - Разлетелся. Как курок - поцелуи на тоненькой грани зла, Она эту любовь выносила, потом родила, Себя обвенчала с ветром, развеялась догола, Чтоб он согрелся.

Именно в этот момент вся прошлая жизнь лежала где-то вдали. Столько изломов было пройдено, через столько трещин они перешагнули, вытаскивали друг друга, зубами вгрызались, ногти ломали, но выбирались. У каждого из них за плечами было два брака – неудачный и бесконечно кошмарный (в хронологическом порядке), а еще трое детей на двоих. Но сейчас, в те секунды, когда где-то на фоне счетчик такси увеличивался за простой, вокруг словно в замедленной съемке двигались люди и всё, что было за последние лет тридцать, казалось фильмом, который ты однажды посмотрел, а половина сюжета уже забылась. Не было необходимости в словах, но Настя все равно заговорила, чтобы начать – начать все заново в миллионный раз, и вот в этот раз уже точно навсегда. В их головах, между ними метались неясные мысли про невозможную совместную работу в Питере, про возвращение в Москву, про Илюшу, про то, как будет ругаться Люба, про то, как разочаруется Левин, как обрадуется Фил, как здорово не спать ночью в кабинете главврача, про многое другое. Эти мысли были легкими перьями, северный ленинградский ветер подхватил их и забросил на крышу здания, а потом выше, выше, выше. Андрей открыл дверь такси, и они сели на заднее сиденье; Настя дрожала. - Мне страшно, - сказала она просто. - Почему? - Я не знаю, сколько еще смогу вытерпеть наши с тобой расставания, Быков. Этот раз чуть не отправил меня в нокаут. Андрей ухмыльнулся и очень твердо положил ладонь Насте на шею, погладил уголок губ большим пальцем. Из-под дорогой рубашки виднелись татуировки, и Насте очень захотелось снова увидеть его в знакомом халате, захотелось, чтобы все стало, как прежде, как всегда: их мелкие стычки в больнице, совместные разводы Купитмана, редкие пьянки, проблемы с интернами. - Я всегда буду рядом, чтобы ты пережила эти расставания, белка. - Андрей, поехали домой, - Настин голос дрогнул, и она улыбнулась. - Надеюсь, ты не называешь домом ту конуру, что я тут снимаю? - Боже упаси, - улыбка стала легче, в голосе почувствовалась свобода, - я говорю, домой. Например, в твою ординаторскую. - Так уж и мою? – недоверчиво переспросил Быков. - Всегда твою, Андрюш. По блату, как говорится, по-семейному. Дальше все случилось снова, как в каком-нибудь кино, но на этот раз его ускоренно перематывали вперед: сбор немногочисленных вещей, звонок Купитману, крики Любы, билеты на ближайший Сапсан, дорога до старой московской квартиры Быкова. А потом кто-то нажал на «плей» и время перешло на нормальный ход. В ту ночь они шли до кровати бесконечно медленно. Андрей гладил широкой ладонью Настино бедро – тоже невыносимо медленно, целовал ее лоб, подбородок, нос, закрытые веки, бледные щеки, медленно подбираясь к губам, медленно опускал рукава блузки с ёё плеч. Это был их четвертый или пятый раз после того, как они думали, что между ними больше ничего не будет. И они оба знали, что этот раз последний, ну или хотя предпоследний точно. Настя вдруг вспомнила, как они стали любовниками впервые, еще в университете, как ее голова лежала на твердой руке, разрисованной неясными дикими картинками, какая сила исходила от этих татуировок, и какая сила обрушилась на нее следом. Сейчас все было также, только картинки слегка поблекли и размылись со временем, но твердость никуда не исчезла, и Настя знала, что ее ведут, что она может просто подчиниться этому напору. Настя смотрела Быкову в глаза, а он отводил взгляд, и лицо у него было даже каким-то несчастным, как будто он чувствовал себя совершенно бессильным. В такие моменты женщины всегда очень остро ощущают власть, поэтому Настя с улыбкой слегка погладила кончиками пальцев волосы Андрея, отчего он отвернулся еще сильнее, а двигаться стал быстрее. - Будь добр, не сбегай в Питер третий раз, - прошептала Настя. Андрей дернулся, сжал ее в своих медвежьих объятиях, и прохрипел: - Я тебя люблю, и ты это знаешь, гетера. И по-о-ользуешься. А Настя просто уткнулась своим длинным носом в слегка влажное плечо Быкова, обняла его ногами и застонала. Через пятнадцать минут позвонила бабушка с новостями про Илью, потом Вера – с сообщением, что Глеб прогулял работу с Алисой, Левин – с жалобой на Лобанова, и понеслось. Кусочек мозаики встал на место, жизнь вернулась, кино продолжалось.