Control

Все прошло так внезапно. Так же, как и началось. Ему казалось, что его ум был слишком сильно занят собственным безумием. Его безумие пожирало его изнутри. Кровь, которая падала сладкими каплями на пол, громко ударялась о глянцевую акриловую поверхность его раковины и расшатывала его состояние еще больше. Красные капли расплывались причудливыми узорами по воде и белизне акрила и давали его затуманенному разуму причину отвлечься. «Интересно, можно ли по ним угадать будущее?» — он грустно ухмыльнулся. В подобную чушь верить абсолютно невозможно, но почему-то сейчас этого очень хотелось. В этот момент, когда он оказался настолько близко от безумия, ему безумно хотелось узнать, что же находится там, за точкой невозврата. Там, где кролик с простреленной головой кружится в схватке с косой, по каплям теряя песчинки из собственных песочных часов. Там, где время поворачивается вспять и его собственный разум разлетается на миллиарды маленьких частиц. Там, где законы физики больше не имеют никакого применения и там, где его жизнь больше не будет иметь смысла. Там, где никто не будет знать даже его имени. Он затягивает туго порезанную руку с алебастровой кожей и стремится поскорее натянуть кожаные лаковые ботинки, не обращая внимания на тупую боль где-то у запястья. Красные капли просачиваются через бинт и край рубашки, которая светится белизной, пачкается. Словно он что-то писал алым и случайно обмакнул рукав в чернила. В чернила, которыми пишется вся его жизнь. Ключ громко проворачивается и в квартиру с грохотом вносится уличный воздух, шум и тысячи запахов.

*** ***

Он шел по набережной Виктории, каблук его туфель дерби слегка чеканил по крупным плитам мостовой и вызывал легкую панику в его голове. Совсем недавно он смог вдохнуть полной грудью, выпустить горячий воздух из легких, дышать настолько быстро и свободно, что голова начнет кружиться, выпускать через зубы горячий дым сигареты и радоваться, радоваться, радоваться собственной свободе. Свободе от всего угнетающего окружающего мира, от тяжелого железистого запаха, застоявшегося в каждой обшарпанной комнате, от красно-коричневых потеков на серых стенах, от безумия. Его собственного безумия. Со светлой кожей и такой по-зверски устрашающей улыбкой. Хищной улыбкой. Улыбкой, которую видел только он. Ведь остальные видели в этой улыбку только приятное приветствие, услугу и нежность. Они не видели зверя. Никто не видел зверя. Никто, кроме него самого. Зверя, который собственными зубами готов разрывать туши забитых. Но сейчас, когда его налакированные туфли дебри чеканят по крупным плитам мостовой, от его радости не остается ничего. Потому что каждая проходящая девушка пахнет… кровью. Своей алой кровью, что красными потоками разливается по надраенному с хлоркой белому кафелю, ее кровь разносится по маленькой комнате с серыми стенами и его улыбка, улыбка Зверя, хищная улыбка, грохотом эха отскакивает от стен и бьет напалмом по черной коробке. Он трясет головой, пытаясь избавиться от наваждения. Наваждения прошлого, которые ему не давали покоя. Каждый день, каждый чертов день. Прошлого, от которого он бежал уже столько времени. Прошлого, которое оставило его только здесь, в Лондоне.

*** ***

Шерлок не понимал. Он не понимал ничего, тупым взглядом осматривая зал суда. Репортеры и люди за камерами нервно покусывали губы, кто-то сидел с закрытыми глазами, кто-то пытался сосредоточиться, кто-то — молился. В зале была бомба. А Безымянный никогда не блефует. Никогда. Никогда. Шерлок вспотел. Ему было неуютно. Ему было неудобно в его собственной коже. Что-то не позволяло сосредоточиться. Может быть то, что он совсем недавно понял, что его лучший друг — серийный убийца? Шерлок слегка повел головой. Нет, нельзя дать эмоциям взять контроль. Кто-то из репортеров навел камеру на его лицо. Наверняка завтра появятся заголовки «Убийца — лучший друг детектива!», «Кто же мог подумать или Даже Шерлок Холмс не догадывался!» и многие, многие другие… Ублюдки. Все они лицемерные ублюдки, которые только и ждут наживы, только и ждут вырученных денег за проданные статьи и снимки, только и ждут слез, криков, паники и страха. Только и ждут. И они этого получат. Ведь Безымянный — никогда не блефует.

*** ***

Прошлого, к которому он опять так стремился.

*** ***

В голове пустота, эхом разносится громкий и словно полый выстрел. Алая кровь, застывшая в воздухе маленькими шариками из-за отсутствия невесомости (для уменьшения энергии системы при гравитации равной нулю жидкости стремятся к сферической форме), носится по кругу. Словно какой-то сумасшедший дирижер, взмахивая своей палочкой, управляет ей как оркестром. Это началось с неделю назад. Неделю назад он начал сходить ума. Маленькие капли крови кружились в голове и складывались в непонятные для него слова, растворяясь слишком быстро, чтобы он успел их прочитать. Они кружились, ударялись друг от друга, сталкивались, сливались и разбивались на тысячи мельчайших рубинов, плавающих где-то под потолком. А потом, спустя долгое время своего безумного танца, они падали на холодную акриловую поверхность, отражающую яркую лампу на потолке и разбивались в непонятные маленькие потоки. Ему становилось приятно наблюдать за кровью. — У тебя там все в порядке? — Да, я уже выхожу. Он туго перетягивает руку и, не обращая внимания на тупую боль где-то у запястья, натягивает рубашку.

*** ***

Он сбежал от него, но не от своего безумия. Шерлок Холмс сходил с ума. Джон тихо выжидал. Джон Ватсон крикнул бы о помощи, да вот только его никто бы не стал слушать.

*** ***

Шерлок садится на ближайшую лавочку и маникюрными ножницами аккуратно отрезает попорченный рукав рубашки. В кармане тихо вибрирует телефон и ему не нужно даже смотреть на экран, чтобы понять, кто звонит. — Да, Лейстред, я скоро буду. Он скидывает звонок и выбрасывает отрезанный лоск ткани в реку. Где-то с угла улицы за ним неотрывно наблюдают.