Самое ценное

      Человек ценит лишь то, что достается ему с трудом. С большим трудом. Или не достается вообще.       Многие ли молодые люди всерьез задумываются о детях? Многие ли мечтают взять на руки крохотный сверток и нянчиться с крохой, не выпуская из своих объятий? Какие глупости! В двадцать лет надо мечтать о бурных романах, стремительной карьере и вечной славе. Так и происходит у большинства дворян. Но только не у того, кто примерил на себя имя «проклятый». Как можно дать жизнь человеку, а потом обречь его на муки? Нет уж, Рокэ Алва вынесет всё, что ему определено свыше, но не передаст свое проклятие дальше. А значит – никаких детей.       Но как же хочется услышать детский смех. Вдохнуть запах пушистых кудряшек. Посадить на плечи малыша, крепко придерживая его за ножки. Как мечтается нарядить дочку в самое красивое платье. Подарить сыну самого лучшего коня. Петь колыбельную тому, кто будет тебя обожать просто за то, что ты есть… И с годами желание становится всё сильнее, тоска по топоту неуклюжих ножек не дает заснуть, рука сама ищет мягкие локоны, чтобы погладить…       Всё тяжелее держать себя в руках и не выдавать случайным словом, жестом или взглядом.       Арно Савиньяк обожает своего родственника и точно знает, кто никогда не откажется поиграть с ним в лошадки или рассказать сказку.       Альберто Салина не слезает у дяди с рук и безнаказанно бьет старинные вазы из арбалета.       Гизелла Ноймаринен уверена, что лучше всех косички заплетают именно кэналлийцы. И самых дорогих кукол дарят тоже они. И играют в них столько, сколько угодно «маленькой синьорите».       Джастин Придд смиряется с тем, что сухость ног, наличие платка и сытость его желудка беспокоит маршала Алву куда больше военных действий.       Оруженосцы и порученцы ходят хвостом за «первой шпагой Талига», зная, что эта «шпага» всегда накормит, обогреет и вытрет нос.       Ричард Окделл вздрагивает и пытается слиться со стеной.       Нет, он, конечно, знает, что Вселенское Зло коварно и хитро. Но такого он точно не ожидал!       Хорошо, новая лошадка была совсем не лишней. И шпага. И уроки фехтования. И библиотека. И … ладно, деньги тоже. Но с каким кошмарным замыслом эр Рокэ поет ему колыбельные, заставляет доедать все с тарелок и кутает горло шарфом? Почему Коварный Искуситель не искушает, а лично высмаркивает нос простывшему оруженосцу, а потом поит с ложечки отваром? И зачем Бесстыжий Развратник отправляет его к Марианне, а потом долго рассказывает о способах незаведения бастардов и стыдных болезнях? С какой стати во время военной кампании Первый маршал лично закутывает оруженосца в одеяло, смазывает обгоревший нос и заставляет мыть руки перед едой? Дик и так их моет! Почти всегда! Ну то есть когда не забывает…       Обучать оруженосца лазанью по скалам, поиску следов и драке кинжалом это правильно, это вот так вот нормальный эр и должен делать. Но рычать на эра Хорхе, когда Дик всего лишь подвернул ногу, а потом лично эту самую ногу лечить… Всё совершенно очевидно – Вселенское Зло задумало сбить с пути истинного Ричарда Окделла, а потому притворяется Добром. Но настоящего Человека чести не обмануть! И Ричард всегда настороже. Он ждет, зная, что наступит момент, когда можно будет крикнуть: «Ага! Я так и знал – Вы плохой!».       Время идет. Момент для крика всё никак не наступает.       Хуже того, по возвращении в столицу, монсеньор отказывается отпустить Дика домой, потому что в Надоре холодно и сыро, а Дик ещё слишком слабенький. Это кто это тут слабенький?! Вот Айрис слабенькая! И Дейдри с Эдит! И…. И девицы Окделл немедленно получают вызов в столицу, откуда отправляются к Арлетте Савиньяк для «лечения, кормления и вразумления». За три дня, проведенных девочками на улице Мимоз, Ричард Окделл узнает, что герцог Алва умеет заплетать косы, играть в куклы и пить шадди из игрушечной посуды, сидя на детском стульчике. А ещё, что «молодые дориты могут делать всё, что им хочется и пусть кто-то посмеет сказать обратное!». Сестры Дика твердо решают выйти замуж только за кэналлийцев.       Голова идет кругом.       Особенно после того, как монсеньер перед отъездом в Алвасете наносит визит Его Величеству и два часа вместе с ним играет в прятки и салочки с белобрысыми отпрысками Фердинанда Оллара. Усомниться в отцовстве правящего монарха невозможно – фамильные черты проступают даже у девочек.       Несколько месяцев в Кэналлоа учат Ричарда понимать речь «дикарей и еретиков», ставить паруса, лазать по гранатовым деревьям, плавать в море, собирать медуз и громко смеяться. А ещё – нанизывать браслеты из ракушек для «молодых дорит», быть «редкой северной лошадкой» для многочисленной ребятни, проживающей в замке, укачивать грудного сына кухарки, кормить упрямую племянницу управляющего и рассказывать длинные сказки о Надоре. Стоит ли упоминать, что все эти навыки приобретаются под непосредственным руководством Того Самого Зла? Ну то есть как Зла… Ну может и не Зла… И вообще, об этом можно подумать и после.       Но подумать всё никак не удается, потому что сначала получается внезапное возвращение в столицу и Октавианская ночь, после которой несколько десятков сирот отправляются на юг по личному распоряжению соберано. А потом появляется эр Август, который говорит, конечно, правильные вещи… но вот Её величество тоже что-то такое говорит, но как-то всё оказывается не совсем так. И вообще, как можно травить человека, который кормит тебя ореховым печеньем и обещает взять на север и показать Торку? Ну просто никак нельзя… Поэтому приходится признаваться и вместо презрения и наказания выслушивать про «бедного мальчика, которого совсем запутали старые ызарги». И ещё по голове гладят. Наверное, всё-таки, это не очень правильное Зло.       А окончательно успокаивается Ричард Окделл в тот день, когда следующей осенью, уже после молниеносного подавления бунта лже-Ракана и снижения налогов Надора, в дверь особняка стучат гости из Варасты. Гости, привезшие с собой двух черноволосых и синеглазых близняшек. Мальчика и девочку. Чумазых, лохматых, в каких-то немыслимых то ли одежках, то ли обносках. Успокаивается в тот момент, когда первый маршал Талига опускается на колени и прижимает к себе своих детей. А из глаз у него текут слезы.       Ричард Окделл теперь точно знает, что самое ценное на свете. И для этого, для самого ценного, он делает всё, что возможно и невозможно. Годы спустя, когда Дикон берет на руки своего сына, он чувствует слезы, бегущие по щекам, и благодарит Создателя за Вселенское Зло – теперь уже лучшего друга, взявшее его в оруженосцы и научившее самому главному.