Однажды зимой

Тихо и немного заунывно насвистывал ветерок одному ему только ведомую мелодию в печную трубу. Зимнее солнце, в который раз осознав тщетность своих усилий растопить снег, неторопливо направилось к горизонту. А сам снег, столь редкий гость в этих краях, искрился в лучах заходящего светила, словно радовался и торжествовал, что смог отстоять ещё один день жизни, что его не оставляет верный друг и соратник мороз, пусть и лёгкий, а ветерок вместе с позёмкой даже позволяют захватить новые территории. За столом, у окна, подперев кулаком щёку, сидел человек. Он не просто сидел, задумчиво уставившись в окно, он предвкушал. Предвкушал уютный зимний вечер, в своём хоть и небольшом, но таком удобном домике, когда приняв ванну и поужинав зажечь свечу, да почитать книгу. Или под бутылочку пандаренского поразмыслить о будущем. Поразмыслить действительно было над чем. Хотя бы о том, что может уже хватит скитаться по походам, а остепенится, перейти в территориальное ополчение. Глядишь, времени больше и хозяйством заняться будет. Оно конечно, соседи хорошие выручают но, в конце концов, совесть надо иметь. Да и остепениться давно пора, не мальчик уже, за тридцатник перевалил. Тем более что дом свой есть, счёт вполне приличный в банке и ферма неплохой доход приносит. Давно пора хозяйку завести, а не с маркитантками да вдовами ложе делить. — Нет, ну разве это Пандария? — подумал человек, глядя на заснеженные поля, — Нордскол, чисто Нордскол! Вон, двухметровые сугробы наворотил, пока двор расчистил. Справедливости ради следует заметить, что Пандария знает и куда более глубокие снега. Только это там, на вершине Кунь-Лай, но чтобы здесь, в Полугорье… Редкий старожил может похвастаться столь снежной зимой на своей памяти. Стремительная тень на снегу и торжествующий клёкот прервали оцепенение. — Горный ястреб, а у меня овцы на улице! Человек схватил копьё и опрометью метнулся на улицу. Над домом и двором кружил горный ястреб, довольно крупный, даже для своего вида. Завидев человека, он снова заклёкотал и стал кружить ниже. В лапах он уже держал добычу. — Ах ты, гад такой! — вскрикнул человек и практически не целясь, торопливо метнул копьё. Промахнулся, почти промахнулся. Остриё оружия прошло мимо, но древко таки огрело хищника по голове. Ястреб обиженно вскрикнул, выронил добычу прямо в сугроб и выкрикивая на своём птичьем языке проклятия улетел к горам. — Странный он какой-то… — подумал человек, подобрал копьё и побрёл к сугробу выручать овцу. Там оказалась вовсе не овца… Бывалый воин, не раз видевший смерть на этот раз даже вздрогнул от неожиданности, когда его взору предстало тело молодой девушки. Он спешно выдернул её из сугроба и мгновение спустя разочарованно отстранился. Эльфийка крови, орда… враг! Мужчина опустил тело прямо на землю двора. — И что мне с тобой делать? — спросил он, — Самому похоронить, или передать совету общины? Как и следовало ожидать, усопшая ничего не ответила. — Наверное сам справлюсь, земля ещё не сильно промёрзла. Человек на миг представил аккуратный могильный холмик, собственноручно посаженные на нём цветы и на глаза навернулись слёзы. Он ещё раз посмотрел на девушку. Совсем же молоденькая и… такая красивая, даже в смерти. — Что же тебя сгубило, красавица? Вновь не последовало никакого ответа, только снег, который налип на её щёки начал потихоньку таять. Воин спешно вытер о штанину лезвие копья и поднёс к губам эльфийки. Лёгкая испарина на полированном до блеска металле подтвердила догадку. Жива! Швырнул в сторону оружие, чего прежде себе не позволил бы ни при каких обстоятельствах, он подхватил девушку на руки и бросился к дому. Оказавшись в помещении мужчина бережно опустил девушку на кровать, плотнее прикрыл входную дверь и несмотря на то что в доме было достаточно тепло, почти жарко, подбросил с пяток поленьев в печку. Затем вернулся к девушке, — Ты уж прости, милая, но речь о твоей жизни и смерти! — и с этими словами принялся снимать остатки кольчуги, да лохмотья, некогда бывшие одеждой. На теле не оказалось никаких ран, следов обморожения тоже, это радовало. Несмотря на трагичность ситуации мужчина невольно вся же восхитился красотой тела эльфийки, — Ну почему вы такие прекрасные за орду? Почему? — мысленно возмутился он. Затем взял себя в руки и осторожно приложился ухом к груди. Ледяной холод прикосновения и еле уловимые, нечастые удары сердца. — Плохо дело, — подумал человек, — она совсем застыла и уже вступила на путь смерти. Он взял одеяло, погрел его у огня и тщательно укрыл девушку. — Словно спит, — промелькнула мысль, — Хотя, она и в самом деле спит. Только это плохой сон, плохой. Мужчина наклонился к лицу эльфийки. Веки с длинными ресницами плотно закрыты, дыхание еле улавливается. — Я сделаю всё, но не дам тебе уйти, слышишь? Не для того ты мне попала, чтобы вот так простой умереть, — прошептал он. Чуть вздрогнули ресницы… — Добрый знак, — подумал человек, выпрямляясь. Им уже обуяла жажда деятельности. Большая деревянная лохань исправно служившая ванной снял со стены и пододвинул к печке, наполнил из котла водой. Тщательно и придирчиво подбирал температуру и наконец удовлетворённо хмыкнул, — Теперь, красавица, можем минут десять купаться. Больше, нельзя, больше твоё сердечко сейчас может и не выдержать. Мужчина вернулся к кровати, откинул одеяло и вновь подхватил девушку на руки. Без одежды и доспехов она показалась совсем лёгкой, как пушинка. Тело было по-прежнему безвольно, но уже не таким задеревеневшим. — Ничего, ничего, — приговаривал он, постепенно и осторожно опуская девушку в тёплую воду, — Сейчас мы помоемся, отогреемся и нам будет совсем хорошо. Мужчина действительно легонько прошелся легонько по телу эльфийки губкой то и дело, слушая её сердце и проверяя не остыла ли вода. В конце процедуры завернул в простынь, осторожно промокнул воду, вернул на кровать. С удовлетворением отметил, что дыхание и биение сердца заметно окрепли, нужно развивать успех. Горестно вздохнув, человек отправился к заветному шкафчику. Достал оттуда бутылку пандаренского сливового вина, откупорил, понюхал. В ноздри ударил восхитительный запах. Пандаренское сливовое вино только называется вином. На самом деле это самогон сваренный по тайными рецептам, с добавлением особых трав удивительного запаха и весьма мягкого вкуса. Многие кто впервые его пробовал, покупались на эту мягкость и засыпали прямо за столом, ещё бы, крепость этого божественного напитка превышала семьдесят градусов. Плеснув в ладони одним словом амброзию, мужчина принялся энергично растирать девушку. Вскоре та начала тихонько постанывать, но это не остановило человека. — Ничего, ничего, это к тебе жизнь возвращается, — приговаривал он и продолжал процедуру пока емкость не опустела. Поставив пустую бутылку на стол мужчина задумался, что же дальше? Мгновения спустя он ляпнул ладонью себя ладонью по лбу. — Дурень я дурень! — сам же пять лет пять назад был в такой ситуации, когда его почти уже бездыханного принесли в одну из таверн Даларана их леса хрустальной песни. Вспомнилось, как неохотно выходилось из сладкого забытья и только когда сама хозяйка… — Нет! — что-то воспротивилось в душе, — Я не могу так поступить с беззащитной девушкой! И совсем другой голос возразил, — Но ведь тогда она просто умрёт, выбирай. Сгорая от стыда мужчина сбросил одежду, омылся останками воды, вытерся той же простынею и осторожно юркнул под одеяло. Так же бережно прижал девушку к себе, пусть его сердце достучится до её сердечка. На улице уже давно воцарились густые сумерки. Мужчина лежал и думал о превратностях судьбы. Ведь в иных обстоятельствах он вполне мог решить судьбу этой девушки одним взмахом меча, а сейчас вот, собственной жизненной силой поделиться с ней готов. И его старания не пропали зря, вскоре девушка впервые пошевелилась пытаясь удобней лечь. — Пить, — прошептала она, когда на улице совсем почти стемнело. Дважды повторять не пришлось. Мужчина пулей вылетел из-под одеяла. Эх, жаль, молока нет! Но ничего, чай из трав, да горный мёд тоже чудеса делают. Душа торжествовала, сумел таки он прогнать костлявую, сумел! И при этом не перешёл недозволенную грань. Сейчас напоит девушку, уложит спать, а сам скоротает ночь на лавке. Он помог приподняться девушке, подал чашку с тёплым питьём. — Спасибо, — сказала девушка отстраняя чашку и слегка запыхавшись после питья, — Кто ты? — Твой спаситель… — Прижмись ко мне снова, спаситель, мне так хорошо… Мужчина замешкался. А стоит ли выполнять просьбу? Ведь она наверняка ещё не осознаёт, где находится. С другой стороны он как бы уже вырвал страдалицу из лап смерти. — Где же ты? — нетерпеливо повторила девушка, — Прижмись. Мне… мне холодно… Мужчина осторожно коснулся плеча и тотчас ощутил как её бьёт мелкая дрожь. Какие тут уже могут быть сомнения? Только вновь забраться под одеяло да теснее прижать озябшую к себе. — Ты тёплый, — прошептала девушка. Она и сама не была холодной, просто тело никак не могло забыть тот ледяной холод и инстинктивно искало источник живого тепла. И оказавшись в объятиях мужчины, как бы успокоилось, дрожь начала быстро проходить. А человек лежал и думал, что дальше? Оно конечно, Полугорье нейтральная территория, открыта как для альянса так и для орды. Но что скажет центурион узнав что его сотник помимо этой прихоти с фермой теперь вот выхаживает эльфийку крови и даже буквально делит с ней постель? Эх, сорвёт эполеты с плеч, сорвёт! А может и демон с ними, с эполетами-то, когда под ладонями такое шелковистое тело? Человек только сейчас заметил, что поглаживает живот девушки и внутри его начинает опять просыпаться мужское естество. Он замер, и потихоньку попытался убрать руку со столь опасного для себя места. Но едва он отстранился, как девушка перехватила мужскую ладонь и прижала к своей груди. Это подействовало как кувшин масла в разгорающийся костёр. Нужно срочно что-то делать, иначе… Мужчина решился. Он залез в потаённый уголок памяти, куда с таким усилием загнал когда-то то, от чего собственно и бежал сюда, на край света, отчего и обитает здесь на ферме, практически отшельником. Тогда, три года назад, будучи ещё сержантом в легионе наёмников, он подрядился с такими же как и сам ловцами удачи на одну важную государственную миссию, уничтожить тайную базу пиратов. Пираты очень досаждали королевству, но своё поселение обосновали на спорной территории и монарх во избежание осложнений не решался послать регулярную армию. Более того, отряду наёмников предписывалось выполнить всё так, чтобы выглядело как нападение одних разбойников, на других. В предрассветном тумане их отряд-шайка на рыбацких баркасах ударил со стороны моря. Пираты, ошалев от безнаказанности, даже не выставили охрану. Что уж говорить об организованном отпоре. И хотя то тут-то там набольшие группы пиратов дрались весьма ожесточённо, повлиять на общий ход событий это уже не могло. Один за другим у причалов факелами вспыхивали бриги, фрегаты. Вскоре оставшиеся в живых пираты поняли, что сражение проиграно и принялись поспешно отступать в сторону поселения. Отряд устремился за ними. Посёлок как водится большинству подобных поселений, был деревянным. Материалом для его строительства послужили отслужившие свой век корабли. Узкие извилистые улочки лабиринтом петляли среди домишек в облике которых тщетно было пытаться найти хоть какой-то архитектурный стиль. Отряд растворился в посёлке как губка в воде. Воин и не заметил, как остался один. Но это не пугало наёмника, он был вполне уверен в своих силах. Держа меч наизготовку, воин смело шёл вперёд. Вдруг, после очередного поворота улица неожиданно закончилась тупиком. Наёмник осмотрелся и его внимание привлёк вполне приличный, на фоне здешних хибар дом. Сквозь окна струился слабый свет. Пнув ногой, дверь мужчина вошёл в помещение. Посреди просторной комнаты стояла молодая, не более тридцати лет женщина с абордажным мушкетом в руках. Выражение мрачной решимости на лице не предвещало ничего хорошего. Холодом потянуло по спине мужчины. Он хорошо знал это оружие. Его пуля без труда пробивала борт военного корвета, а доспехи для него вообще что бумага. А женщина медленно, как показалось мужчине, навела мушкет на гостя, нажала крючок. Раздался щелчок, и не сразу оцепеневший воин понял, что мушкет дал осечку. Преодолевая предательскую ватность ног он подошёл к этой не состоявшейся валькирии, вырвал оружие и швырнул в угол. После чего только смог перевести дух. Надо же, как костлявая сегодня его пощекотала. Снова посмотрел в лицо той, которая едва не лишила его жизни. С удивлением не заметил даже следов страха. Вскинул меч, словно намериваясь отсечь голову. Ничего! Женщина не упала на колени моля о пощаде, всё так же стояла истуканом и только безвольно повисшие руки да глаза свидетельствовали о готовности принять свою судьбу. Это разозлило мужчину. — Гордая, значит! — подумал он, — Ну-ну… Воин положил меч на стол, снял и бросил туда же латные перчатки, обошёл вокруг женщины. Та была не только гордой, но и красивой, что лицом, что фигурой. И куда моложе, чем ему показалось сразу. Лет двадцать пять, не больше. Её старше делал только взгляд, взгляд человека уже достаточно повидавшего на своём веку. Одета в тонкое платье и похоже второпях, на голое тело, что и неудивительно, ведь ещё раннее утро. Мужчина взял в руки длинные волосы, а те заструились как вода ручьёв в эльфийском лесу. — Что же ты, такая красивая среди этих отбросов делаешь? — мысленно её укорял воин, так как говорить вслух ничего не хотелось. Опьянение боем уже схлынуло, а вот так просто убить безоружного, он никогда не мог. Мужчина уже намеревался уйти, но недавнее столь близкое дыхание смерти уже что-то изменило в его душе. Неожиданно даже для себя и скорее всего из любопытства, наёмник запустил палицы за ворот платья и с силой рванул. Да и должен он соответствовать роли разбойника, в конце концов. Тонкая ткань поддалась сразу, изуродованное одеяние раненой птицей скользнуло вниз. Под ним как и предполагалось, больше ничего не было. Всего лишь на мгновение в глазах женщины мелькнул испуг, но мужчина этого не заметил, во все глаза уставился на аппетитную, именно это ощущение наиболее точно отражало его настрой грудь женщины. Вальяжно-снисходительно, словно оценивая лошадь на рынке прикоснулся, взвесил, пощупал и удовлетворённо хмыкнул, надо же, какая тяжёлая и упругая! Девушка-женщина за всё время тоже не произнесла ни слова. Стояла с отрешённым видом, словно невольница на рынке, а в глазах всё та же покорность судьбе. Именно судьбе, но не ему! Он был всего лишь орудием судьбы. — Сейчас посмотришь, какое я орудие! — так же взглядом возил воин и потянулся к застёжкам кирасы. Добротной кирасы, кованой гномами глубоко под землёй, защищённой оберегами и чарами ночных эльфов. Прикосновение к благородному металлу на миг просветило в голову. — Да что же это! — ужаснулся себе мужчина, — Пусть она враг, но я не насильник! Подхватив со стола меч, перчатки, решительным шагом направился к выходу. В дверях таки не удержался, обернулся. Он ожидал увидеть всё что угодно, только не это. Женщина не воспользовалась случаем, не убежала, не спряталась в одной из смежных комнат. Она так и продолжала стоять, нагая, гордая, смотрела ему вслед с презрением и как показалось… разочарованием. Маятник судьбы снова качнулся в другую сторону. Мужчина медленно закрыл дверь, повернул щеколду и также не спеша вернулся к женщине. Нарочито ласково спроси, — Кровать, где? Это возымело действие. Испугалась женщина, или нет, но маска спеси соскользнула с её лица. Быстро кивнув на одну из дверей, она так же быстро юркнула в неё. А мужчина выждал несколько секунд, всё так же не спеша последовал вслед. Войдя, по-хозяйски огляделся. Комната, хоть и меньше предыдущей, но тоже довольно просторная, несомненно, спальня. Ближе к одинокому окну стояла довольно высокая тахта, на которой уже возлежала женщина. — Смотри какие мы понятливые и покладистые, — мелькнула ехидная мысль, но вторая, более рассудительная тотчас возразила, — Скорее умная и рассудительная. Поняла что проиграла, поняла, что от неё хотят, поняла что это неизбежно. Вот и старается, чтобы всё быстрее завершилось. — Ну уж нет, — завершил мужчина этот мысленный спор, — Так просто ты красавица не отделаешься. Как там говорят, ожидание казни страшнее самой казни? Вспомнилось как однажды в кабаке сосед по столику изрядно налакавшись эля вдруг разоткровенничался. Оказалось палачом при королевской прокуратуре работает. Воин не поверил. Да и как поверить, когда перед тобой захудалый мужичок которому разве что бумажки в архиве перекладывать. Инструменты палача они тяжёлые, ему поди и не поднять их, не то что орудовать. — А я, молодой человек, их не таскаю и ими не орудую, — важно ответил палач, — Для этого у меня помощник есть, кстати, добрейшей души, человек. Только он больше за тюремным садиком приглядывает, а инструменты так, только в надлежащем виде содержит, как экспонаты. И отхлебнувши с кружки ещё эля, продолжил, — Боль, она конечно, язык развязывает. Да вот мозги напрочь отключает. Такого нагородят болезные что и небесам потом не разобраться где правда, а где оговор, не то что прокурорам. Ты человечку тот стерженёк на котором душа да гордость держатся сломай, а хребтину не трогай, не бери грех на душу, потом к себе расположи, да надежду дай. Вот тут-то он перед тобой всю душу и наизнанку вывернет. Воин улыбнулся женщине так, как будто она самый родной человек ему. Та продолжала сохранять отстранённость, но губы всё же на мгновение дрогнули, пытаясь сложиться в ответной улыбке. — А ведь ты уже сломалась, моя красавица, сломалась, — злорадно отметил человек, — Сломалась ещё тогда, когда после не бросилась на меня после осечки. Думаешь, гордость проявила? Нет, красавица, ты пошла на поводу у своего благоразумия. Это оно тебе нашептало застыть изваянием, ибо прекрасно знало, стоило тебе дёрнуться и верная смерть. А так может и пронесёт. И пронесло бы, если бы твоя уязвлённая гордость глупостей не наделала. Теперь она, гордость заткнулась, а благоразумие продолжает утешать, что ничего страшного даже сейчас не произойдёт, в конце концов, женщины для этого ведь и предназначены. И как забавно будет посмотреть, на какие ещё уступки оно шаг за шагом уговорит тебя. Мужчина положил меч на стоящий у стенки сундук, снял шлем, кирасу. Разоблачался он с той основательной неторопливостью как человек, вернувшийся с утомительного похода, домой. Но когда на сундук отправилась стёганая куртка поддёвка, он как бы невзначай то и дело поигрывал мышцами. Оставшись нагим, воин не бросился на женщину как голодный тигр на мясо, он аккуратно, но с достоинством присел на тахту. Красавица всё так же лежала, вот только взгляд уже был направлен куда-то в сторону. Мужчина прикоснулся к её плечу и ощутил лёгкую дрожь. Что же, его небольшое представление возымело действие. Это не была дрожь страха, или холода. Это её душа борется с тем, чего против воли уже начинает желать тело. Ну что же, осталось только помочь телу преодолеть сомнения души. Мужчина видел, как завораживающе, как томно вздымается в так дыханью, роскошная грудь. И ему нестерпимо захотелось прикоснуться к этим восхитительным округлостям увенчанных аккуратными сосками, погладить их, поцеловать. Но нет! Это ещё рано, этого от него ждут. Чтобы быстро, без чувств и по возможности без боли. Да, боли он действительно не хочет причинять, но вот остальное уж простите, ему надо сполна. Легко, почти невесомо едва касаясь, он скользнул по её руке, коснулся тыльной стороны ладони. Всего лишь на мгновение она стиснула его пальцы, но этого было достаточно, ещё один шаг сделан. Ещё немного нежных прикосновений и… нет, она ещё не отвечала ему, но он уже не ощущал безвольности тряпичной куклы. Теперь можно предать ласкам и всё её тело, чтобы тот робкий огонёк, который только разгорается не вспыхнул в одно мгновение как горсть пороха, не изошёл дымом как сырые дрова, а разгорелся в полноценное пламя, как лесной пожар. А потому извини, дорогая, но лежать ты не будешь. Так тебе очень просто роль спящей красавицы играть. Легко, но настойчиво мужчина потянул её за руку к себе. Женщина снова безропотно подчинилась и встала с тахты. Сразу сообразила, что мужчина желает усадить её на колени лицом к себе. И опять никаких возражений, даже немного перестаралась, намериваясь сесть на его взбунтовавшуюся плоть. Но наёмник тотчас немного отодвинул её и встретился с удивлённым взглядом, - Как, разве он не это сейчас хотел, разве он уже не готов к этому? А мужчина уже касался её лопаток, восхищаясь упругости её тела, гладкости кожи и нежно касаясь только кончиками пальцев прошёлся по ложбинке на спине. Женщина изогнулась и её руки как-то сами собой оказались на его плечах. Сначала она как бы держалась, чтобы не упасть, но потом, когда мужские губы начали касаться её шеи, плеч, груди робко, почти незаметно тоже ответили ласками. — Пожалуй, надо заканчивать с прелюдией, — подумал наёмник блаженно вдыхая дурманящий аромат её волос, — Пока у самого благоразумие не поехало. Мужчина отстранил женщину и лёг на тахту сам. Объяснять ничего не пришлось… Осталось только торжествовать, да любоваться, как эта красивая женщина делает всё сама, без какого-либо физического принуждения с его стороны. Если до этого её гордость ещё как-то отстаивала свои уже совсем крохотные позиции, то сейчас, получив предательский удар от нервных окончаний, пала совсем. — Ах, — впервые нарушила тишину женщина. И это было вовсе не восклицание боли. Взгляд её затуманился, отвергая реальность перед этим нахлынувшим валом блаженства. Медленно, толчок за толчком началось восхождение к пику наслаждения. Мужчина уже не торжествовал, не упивался победой, в эти минуты он сам вполне искренне безумно любил эту женщину, ласкал руками роскошное тело, целовал, едва та наклонялось к нему лицо, шею, плечи, грудь. А она отвечала ему шепотом стоном в котором с трудом улавливалось, — Да… да… да… К вершине пришли одновременно. Дрожь пробежала по телам, вскрик и женщина блаженно опустилась на грудь мужчины. Тот гладил спину женщины, но делал это уже скорее машинально. Ощущение блаженства и эйфории отступали стремительно, как водяной поток после бурного, но короткого ливня. Он снова становился кем был, воином, наёмником. Она уловила эти перемены, выскользнула из его объятий и тихонько легла рядом. Наёмник выждал пару минут, встал и сдерживая себя чтобы не торопиться, оделся, пристегнул меч. За всё время ни разу не посмотрел в сторону женщины. Он уже боялся посмотреть ей в глаза. Так удавшаяся месть не принесла удовлетворения, на душе было скверно и пусто. Так ни разу не обернувшись мужчина покинул комнату. И совсем случайно взглянув в большое зеркало, что висело на стене прихожей он на мгновение увидел её всю. Женщина, всё так же нагая лежала вполоборота и смотрела ему вслед. Воин одёрнул взгляд с поспешностью, с которой одёрнул бы руку, случайно коснувшись раскалённого железа. Чертыхнувшись, почти бегом выскочил на улицу. — И где это тебя носило всё время? — поинтересовался сотник, когда наёмник появился в порту, — Я уж думал всё, пропал мой лучший сержант, за месяц до производства в корнеты. — А тебе какая печаль, — ответил наёмник, взбираясь на борт шхуны, — Сержантов, что ли мало, другого бы нашли. — Э, не скажи, никто так как ты щедро не проставляется. Дружный хохот молодых глоток бальзамом пролился на душу. — Забудется, — про себя решил наёмник, — Всё забудется. Спустя трое суток плавания, поздно вечером он оказался в своей комнатушке, которую снимал в одной из недорогих гостиниц столицы. Снял доспехи, амуницию, сбегал на улицу в летний душ и передумав ужинать собрался лечь спать. Теснота, валкость рыбацкой посудины да и усталость давали о себе знать. Но едва лёг и смежил веки, как перед глазами предстала она. — Брысь, ты, — отгоняя видение сказал мужчина и перевернулся на второй бок. Увы, это не помогла, образ женщины стал только чётче. Целый час мужчина ворочался волчком, скрипел зубами, до боли смеживал веки, зажигал свечу, но ничего не помогало. Взгляд, её взгляд неумолимо стоял перед глазами. Безмолвно умоляя остаться… вернуться… взять с собой… Не в силах терпеть это мужчина на ощупь нашёл под кроватью фляжку с крепким ромом и залпом осушил на треть. И только потом забился тяжёлым сном. Утро казалось принесло облегчение, но едва он оказался в толпе, его пленница, так он уже окрестил её про себя то и дело мерещилась в толпе. — Слушай, — обратился новоиспечённый корнет к сотнику, — Мне нужна неделя, хотя нет, лучше две. — Зачем? — Я там, в пиратском поселении амулет потерял. Сотник пристально посмотрел в глаза корнету. — Не ври. С каких это пор ты стал безделушки ценить, сам же хвастал, что точно же такой запасной есть. А ну давай, рассказывай, что случилось. Наёмник вздохнул и как на духу поведал всё о своём неожиданном приключении. — Да… — сказал сотник когда закончилось повествование, — Что же ты, орчьи мозги, сразу её с собой не забрал? — Да я же думал… — Думал, думал. Ладно, саурок с тобой, езжай, только осторожно там. — Ты меня отпускаешь? — А что мне делать? Смотреть, как ты лишаешься разума и тиранишь подчинённых? Только будь всё же осторожен. Справился он за шесть дней. Но вернулся на взмыленной лошади и в подавленном настроении. — Что? — спросил сотник, — Не нашёл? — Там ничего нет, ни жителей, ни поселения. Пепелище… — Так… — только и сказал сотник, затем после пяти минут раздумий решительно добавил, — Значит так, после завтра мы одну когорту в Пандарию отправляем, в третей центурии вакантно место полуротного. Дерзай, делай карьеру. Жаль мне тебя терять, но здесь ты точно свихнёшься. А так, сменишь обстановку, отвлечёшься. К тому же их монахи говорят большие спецы по душевным болезням. И его действительно научили. Не, не забыть всё, а тому как упаковать в памяти неприятные воспоминания, как их там хранить, чтобы они не мешали жить. И сейчас он этот ящик Пандоры открыл. Боль, старая, почти забытая, изголодавшееся снова набросилась на душу. Скрипнув зубами, мужчина повернулся на спину, вытянулся в струнку и замер боясь пошевелится. Хотя это ничем не могло помочь. Но он так и продолжал лежать бессмысленно уставившись в темноту потолка. Свет, бледно-голубой, призрачный свет через окно заструился в комнату. Это ночное светилу вынырнув из-за поросших лесом холмов величественно поднималось в небеса. Задремавшая было округа радостно вспыхнула, переливаясь всеми оттенками небесного сияния, словно предвкушая какой-то праздник, или таинство. Но светилу этого было мало, оно поднималось всё выше и выше, к россыпи самоцветов звёзд, жадно набрасываясь своими лучами на уцелевшие клочки тьмы. Вот лунный зайчик заглянул в окошко домика, решительно пробежал по полу, взобрался на кровать. Но мужчина по-прежнему ничего не видел, глядя только в ему одному ведомую тьму. Он даже не заметил, как дёрнулась от прикосновения лунного света его гостья, как она медленно поднялась, села, блаженно подставляя своё тело лучам ночного светила. Очнулся воин только от лёгкого прикосновения нежной, тёплой ладони к его лбу. — Зачем ты думаешь о ней? — прозвучал голос. Это был уже не изнеможенный шепот-мольба, голос звучал негромко, но мелодично, словно небольшой ручеёк в Хрустальных горах. — Не надо думать о ней, не надо, — повторила эльфийка, запуская пальцы в волосы мужчины, — Здесь ведь только ты и я… И от этих прикосновений, от этого голоса становилось легче. Воин словно выныривал из вязкого, как болотная жижа кошмара. Только сейчас мужчина заметил, как изменилась его гостья и едва сдержал вскрик восхищения. Уже не было безвольного, умирающего существа. Сейчас это была полная жизни и сил дева. Лунный свет струился как вода, омывая её тело, отражался в глазах. Но в этом отражении уже не было ледяного холода небес. Это отраженье уже было изрядно разбавлено теплотой нежности и огнём уже вспыхнувшей страсти. — Как же я раньше не заметил, что она не просто красива, прекрасна как богиня! — подумал мужчина, — Какие правильные и умопомрачительно красивые черты лица, а эта лебединая шея, божественная грудь! Он протянул руку желая убедится, на самом деле ли перед ним живая дева, а не видения сотканное из этого призрачного, вспыхивающего искорками лунного света. Но едва сделал половину движения, застыл. Разве можно прикасаться к Богине! А та, чуть торопливо, словно ловя птицу счастья, уже перехватила мужскую ладонь и прижала к той самой божественной груди. Груди, которую мгновенье назад храбрый воин сам так и не осмелился коснуться. Живая, настоящая! И господи, такая… желанная! Мужчина последний раз попытался воззвать к своему здравомыслию, попытался отнять свою ладонь от её тела. Девушка не сопротивлялась, но просто последовала за ней, как намагниченная. Теперь они были лицом к лицу. — Какие у тебя сильные чувства, — прошептала эльфийка, — Дай мне их, дай… Что-то возразить мужчина уже не смог. Его рот был тотчас занять таким страстным поцелуем, что не ответить он просто не смог. Как весенний паводок сносит хлипкие плотины, так все то, что он сдерживал до сих пор в душе, снесло остатки благоразумия и его мужское естество ринулось навстречу этому празднику торжества жизни. Обнимать, ласкать, целовать тело девушки, послав к чертям всё что может этому помешать и слушать, слушать как сказочную музыку её томные и счастливые вскрики и стоны. Уснули они только когда рассвет начал заниматься зарёй, тесно прижавшись, так и не выпуская друг друга из объятий. А как было сердцу приятно услышать, перед тем как провалиться в царство морфея её усталый и счастливый вздох. Проснулся мужчина, когда на улице уже вовсю буйствовал солнечный день. — Ничего я дал, — мелькнула недовольная мысль, - Оно, конечно, торопиться сейчас некуда, но не гоже солдату как барышня до полдня в постели нежиться. Барышня! Это слово обожгло память воспоминанием о вчерашней гостье. Где же она? Мужчина торопливо забегал взглядом. Но ни в кровати рядом, ни в доме никого не было. И тишина только свидетель тому. — Приснилось, — разочарованно вздохнул воин, — Причина того сна ясна, вон пустая бутылка пандаренского сливового на столе. А какой сон был, как будто всё в самом деле! И почему голова такая лёгкая? Это весьма странно для целой бутылки такого напитка. Мужчина потряс головой. И как подтверждение странности мир не поплыл перед глазами. Что-то недовольно взорвалось в душе. Да нет же, тысячу демонов! С ним, чего греха таить бывало, когда после дружеских посиделок он ничего не помнил, но чтобы наоборот, помнить то чего не было, да ещё в таких деталях, это уже ни в какие порталы. Человек сел на кровати, огляделся по сторонам. На первый взгляд, ничего подозрительно, везде порядок. Порядок? Нет, конечно, неряхой он не был. Только вот ему и в голову не пришло бы вот расставлять тарелки рисунок к рисунку. Помыл, чистые и ладно. А это? Как же он сразу не заметил, на столе, прижатый той самой пустой бутылкой лежало, несомненно, письмо. Мужчина вскочил, в два шага добрался до стола и жадно схватил тонкой рисовой бумаги. Аккуратный, красивый хоть несколько витиеватый почерк. Несколько слов слегка расплылось как будто от капель воды. «Милый мой спаситель. Прости, что убегаю вот так, не прощаясь, не поблагодарив за спасение, не сказав даже пару слов. Просто иначе я не смогу уйти, останусь. А уходить надо, нельзя оставаться. Вы, люди, ваш век так короток, ужасно короток. И моё сердце не выдержит смотреть, как ты уходишь от меня. Хотя лгу, я бы с радостью осталась и прожила человечий век с тобой моя любовь. Только нельзя за добро платить обманом. Прости, но я немножко заглянула в твои мысли, в твою боль. Так вот, я это должна тебе сказать, в Даларане, я там была совсем недавно, есть книжная лавка. Там работает одна женщина, молодая, красивая. У неё такой забавный сынишка, двух лет отроду. И у этой женщины амулет точно такой же как носишь ты. Если бы ты знал, как тяжело мне дались эти строки. Ведь я своими руками отдаю тебя. Утешает одно, моя душа уже нашла твою, мы всё равно будем вместе. Да не сейчас, да в другой жизни, но ты будешь моим. Ещё раз спасибо за спасение, за жизнь которую ты подарил мне. Ухожу, но не буду говорить прощай. Взяла у тебя несколько вещей из одежды и несколько монет. Верну обязательно». Мужчина задумчиво сложил листок. А что, если немного поторопиться до он успеет на корабль до Нордскола. А там через неделю и сезон штормов кончится. Это очень важно, ведь зачем ребёнку прелести качки. А за овцами соседи присмотрят, им не привыкать.