Сейчас Алисе тринадцать. Всего лишь ничтожных тринадцать лет. Но по этим глубоким, темно-медовым глазам не видно, чтобы девочка была счастлива. Ее глаза, точно злопамятная кошка, таят ненависть, обиду и злобу.
О, да, Алиса ненавидит! Алиса умеет ненавидеть с такой силой, что ты не сравнишь это даже с горечью никотина. Алиса знает, что такое ненависть не по слухам. Алиса ненавидит, а когда она ненавидит – она будет мстить. И мстить она умеет отлично – со всеми своими прелестями, бзиками и издевательствами.
Алиса знает, что такое боль. Девочка помнит, каково это, когда твое тело медленно, будто с мазохистским наслаждением разрезают на кусочки. Алиса помнит, каково это – терять близких, а в особенности - мать. Алиса еще не понимает, но в глубине своей почерневшей душонки она слышит зов крови. Зов, подобно голосу в голове, приказывает ей мстить. Мстить всем, всему миру, всем этим ничтожным людям. И Алиса будет мстить.
Теперь Алисе шестнадцать. У нее уже есть парень, к тому же далеко не первый. Алисе нравится любовь. Алисе нравится чувствовать себя использованной, опустошенной. Алиса все еще помнит ту боль, не может ее забыть. Она заливает те воспоминания мартини и шартрезом. Алиса не хочет снова испытывать боль.
Алиса носит странные, черные вещи. Ее от природы темно-каштановые волосы постоянно подвергаются покраске во все цвета радуги. Алиса всегда надевает только короткие юбки, не стараясь что-либо скрывать. На мочках ее ушей уже не осталось живого места – испещряют их дырочки от сережек. Руки Алисы – тонкие бледные птицы, с костлявыми пальцами и длинными, выкрашенными черным лаком ногтями. У Алисы всегда с собой средство обороны – ее ногти. Она может выцарапать глаза любому, кто посмеет причинить ей вред. Тело Алисы покрыто бледной кожей, с редкими темными капельками родинок. Шрамы от лезвий покрывают ее плечи. Запястья и кисти на руках Алисы – всегда изувечены, изрезаны. Часто из ранок струится кровь, пачкая одежду.
Через месяц у девушки появляется новый бойфренд – какой-то богатенький парень, лет тридцати, с пережженным правым глазом. Выглядит это жутко безобразно: зрачка почти нет, на глазном яблоке плавают редкие, тонкие капилляры, которые, разрываясь при повышенной нервозности их обладателя, покрывают красной пленочкой остатки глаза. Кожа век – в шрамах, мелких трещинках; над бровью, подобно змеиному телу, выпирает синяя вена. Когда ее обладатель недоволен происходящим, жилка дергается. Руки у друга Алисы такие же тонкие, бледные, с перевитыми шрамами от порезов запястьями.
Алисе восемнадцать и теперь она не может жить без героина. Она серьезно подсела – теперь без дозы ей становится конкретно плохо: всюду мерещатся люди с козлиными головами, старые, иссохшие деды с безобразными лицами и девушки с вырванными сердцами. Временами наступают моменты просветления и Алиса вспоминает с неожиданной резкостью и четкостью все прошедшее, ту боль… Тогда она заливает воспоминания спиртом – ее верным другом последние пару лет. С той поры парней у нее сменилось не один десяток. Воспоминания о случайных связях приносят ей удовольствие. Алисе нравится вспоминать ту странную и одуряющую негу усталости, легкую ломоту в костях и ощущать такое сладостное чувство собственной реалистичности. Девушке порой кажется, что она создана только для этого.
Алиса все еще помнит ту боль. Помнит, как с ее груди срывали кожу. Алиса помнит глаза матери, когда той живьем вскрывали скальп: стоявший жуткий крик и кровь… Кровь брызгала везде! Она каплями целовала кафель, гладила грязный бетонный пол и падала на ботинки того господина. А после скальпелем тот господин начал вскрывать череп матери Алисы. Мягкие хрящи хоть и поддавались, но с трудом. Серое вещество стекало по резиновым перчаткам господина, падало на его кожаный фартук и опять же на тот грязный серый пол. Когда череп матери был вскрыт, девочку вырвало. Ее желчь оставила горьковатый привкус во рту, стекала по подбородку и оставляла липкие следы на коже. Господин, увидев это, как-то странно хихикнул, мурлыкав «Ах, какая хорошая девочка! Ах, какая милая Алисочка!». Его голос до сих пор звучит в подкорке Алисы.
Алисе больно вспоминать это. Алиса всеми силами старается заглушить зов крови, заставляющий, подобно яду, мстить. Найти того господина и убить его с той же жестокостью, с какой он убил ее мать. Алиса помнит, как мама дергалась, рыдала, просила пощады, но тщетно: господину не нужны были ни ее деньги, ничего. Абсолютно. И господин с той же ухмылкой продолжал свое дело, разрезая тонким лезвием хрящ. Алиса видела, как медленно глаза матери закатились. Девочка пыталась кричать, но спазм и давящий на шею ремень не позволял. Алиса видела и помнила, как обнажилось розовое мозговое вещество, всюду увитое венами и артериями. Мать Алисы уже не шевелилась, а губах застыла какая-то жутковатая, присущая только мертвецам не то улыбка, не то оскал: верхняя губа слишком приподнята, зубы обнажены. Господин, заметив напуганный взгляд Алисы, снова мерзко захихикал. Смех этот будто сейчас отдается от сводов черепа внутри головы Алисы.
Этот смех не могут заглушить ни наркотики, ни алкоголь, ни секс.
Алисе нужна новая доза!
Свой двадцать второй год жизни Алиса провела в полном одиночестве, в темной холодной камере с мягкими стенами. Руки Алисы были плотно стянуты белой рубашкой; там, где были пережаты запястья Алисы, ткань покрывалась мелкой сепией кровавых пятнышек. Алиса не может открыть глаз. Ей тяжело дышать. Она уже почти два дня не употребляла ничего. Абсолютно. Тут, где она сидит – не кормят. Здесь только бьют.
Алиса чувствует, как внутри нее что-то растет, развивается. Создается из молекул нечто новое. Алиса не знает, что это: рак или еще хуже того. Ее животик уже чуть выпирает. Алиса не понимает, что с ней. Ей одновременно и холодно, и жарко. Ей хочется спрыгнуть с крыши или крепко напиться. Алиса чувствует непреодолимую, режущую боль. Алиса чувствует зов крови.
х х х
Глаза Алисы уже привыкли к резкому свету электрических ламп. В руки Алисы буквально врос скальпель. Она больше не принимает наркотики. Она стала уже совсем другой. Обновленной. Алиса воскресла из мертвых.
К железному холодному столу сейчас веревками плотно прижата какая-то блондинка, ее, кажется, звали Роуз. Льняные волосы слиплись на затылке от крови. Животик девушки заметно выступает: она явно беременна. Со стороны это не так заметно, но если смотреть глубже, внутрь, то можно видеть, как маленький – между первой и второй стадиями развития – эмбрион плавает в водах. Алиса видит это. Ей ни на йоту не жаль.
Девушка на столе приходит в себя, тут же дергаясь. Алиса по-прежнему неподвижно сидит на стуле, сложив ладони на коленях. Девушка на столе вскидывается всем телом, но поздно понимает, что не вырвется и тут же ударяется затылком о холодный стол. Девушка пытается подать голос, но из ее глотки вырывается только свист – связки вырезаны, ткани заботливо удобрены антисептиками. Девушка снова проявляет жизнедеятельность, пытаясь привлечь к себе внимание, но тщетно: Алиса сидит не шевелясь, кажется, даже не дышит. Алиса ждет. Девушке остается только беспомощно раз за разом биться раненным затылком о бездушный металл стола.
Через несколько таких ударов сознание к Роуз вернется полностью: она будет понимать реальность с трезвостью морозного ледяного стекла. Немного крови вытечет из ее раны на затылке, запутываясь в светлых волосах. И тогда можно будет прочесть этот неповторимый ужас в голубых глазах.
Как-то слишком уж резко тело Роуз замирает. Ее глаза широко открываются. Вот оно, нужное, наставшее время. Алиса поднимается со своего места, идет к столу, стуча каблуками по грязному бетонному полу. Звук отражается от белых стен, становится громким и звенящим. Алиса, подойдя к столу, где привязана Роуз, смотрит той в глаза, улыбаясь, но эта улыбка больше напоминает звериный оскал. Страх все так же читается в голубых глазах. Алиса чувствует это. Ей нравится ощущение власти. Власти, отдающей эхом от пустых стен, отражающийся сладостной болью предвкушения.
Настоящий страх появляется в глазах Роуз, когда в тонких, костлявых пальцах Алисы оказывается скальпель. Острый металл поблескивает в ярком свете, так зловеще и угрожающе. Роуз страшно, как никогда. Алиса только сильнее скалится, в карих, жутких, сверкающих глазах ее загораются искорки смеха. Рука Алисы, как на автомате опускается к груди Роуз, касаясь ложбинки между ключицами. Кисть Алисы надавливает совсем чуть-чуть, и алая капелька крови появляется на мертвенно-бледной коже. Та дергается, пытаясь отвернуться, но причиняет себе еще больший дискомфорт – Алиса не убирала лезвия, и то стало давить еще сильнее, прорезая тонкую кожу. С губ Роуз опять срывается свист, она не может больше издать звука – связки вырезаны. Роуз ощущает всю ущербность положения, ощущает, что ею пользуются, как дешевой швалью – для самого непристойного и грязного наслаждения. Роуз это неприятно. Ей не хочется тут оставаться, ей хочется назад, домой, в крепкие объятия своего любимого.
Только Роуз и не догадывается, что своего парня она уже увидит только глазными яблоками, но к мозгу этот сигнал не поступит. Скальпель в руке Алисы давит сильнее, прорезая кожу глубже. Роуз беспомощно, подобно рыбе, открывает рот, желая закричать, но свист опять заменяет ее голос. Скальпель – смертоносная стальная бабочка – в руках Алисы отрывается от изучения шеи Роуз, мягко скользя вдоль щеки. Роуз замирает, не желая испортить чувствительную кожу лица. Скальпель Алисы, медленно целуя бледную гладкую щеку, скользит выше, доходя до виска. Алиса чувствует, как бешено стучит сердце Роуз, чувствует ее страх и отвращение. Скальпель надавливает сильнее на чувствительную кожу, протыкая ее. Алиса усмехается; ей приятно видеть гримасу боли на лице Роуз. Скальпель скользит выше, оставляя за собой алую дорожку. Кожа Роуз теряет свою крепость и упругость. Алиса надавливает скальпелем сильнее и крови становится больше. Ее тонкая, такая с виду безвольная кисть, подобно пружине, давит то легче, то сильней.
Крови все больше. Она заливает глаза обезумевшей от боли Роуз, она пачкает резиновые перчатки Алисы и падает на пол, где смешивались сотни, миллионы образцов крови. Алиса понимает, что не может остановиться. Ей нравится причинять боль. Ей нравится ощущать безграничную власть. Эта власть ее пьянит.
Кровь течет и течет, хлещет, подобно горному потоку. Алиса скалится, она довольна, она получает то, что хочет. Она имеет власть над этой маленькой блондиночкой и для Роуз сейчас Алиса – царь и бог.
Дверь со скрипом открывается и в помещение входит господин невысокого роста с темными густыми волосами. На его губах появляется довольная улыбка, когда он видит наслаждение процессом в глазах Алисы.
- Ты – идеальное орудие убийства, Алиса, – произносит господин, когда хрящи черепа на милой головке Роуз разрезаны, а в глазах Алисы отражается легкий блеск усталости и удовлетворения. – Выпьем же за это!
© Кошка Секира-Грин
