Внимание! Смертельный вирус

      «Внимание! Смертельный вирус. Повторяю, смертельный вирус. Во избежание заражения, просьба оставаться в своих домах: на улице опасно. Вирус распространяется с огромной скоростью и легко проникает в любую ткань человеческого тела, вызывая различные осложнения. От мучительной смерти до ужасной мутации.       При попадании внутрь человека с воздухом начинается заражение. В первую очередь вирус поражает легкие, затем — кровь, а после проникает в каждую клетку ослабшего организма. Если вы почувствовали, что вам сложно дышать, значит, вы заражены. Необходимо проехать в бункер, расположенный на окраине города, где вам предоставят возможную помощь.       Ни в коем случае не выходите из дома. Повторяю, не выходите из дома. Это очень опасно. Если вы встретите человека, подвергшегося мутации, вас ждет неминуемая гибель. Каждый час заражаются приблизительно десять человек. По статистике, которая пересчитывается также каждый час, средняя плотность зараженных — четырнадцать человек на один квадратный километр. Плотность растет. По приведенным подсчетам, если вирус будет распространяться с такой же скоростью, через несколько дней в живых никого не останется. Лекарств нет. Вирус не поддается изучению. Утешительных прогнозов нет.       Внимательно прослушайте инструкцию, которая поможет спасти вам жизнь:       — Плотно закройте все окна и двери;       — Не выходите на улицу;       — Не контактируйте с зараженными;       — Запаситесь водой и…»       Дерек слушает женский металлический голос диктора каждые десять минут. Он уже заебался слышать одно и то же, менялась только плотность зараженных. Ему нужны подробности. Он хочет знать, как остановить заражение или хотя бы замедлить процесс, чтобы сохранить жизнь. Не свою. Вирус не может навредить оборотню, он лишь попадает в организм, а затем моноциты, содержащиеся в крови, пожирают его. Но это только у оборотней. Человек не в силах с этим бороться, поэтому он угасает за пару часов. Как и все люди, которых он знал: Лидия, Эллисон, Скотт, Джексон — все они мертвы. Но Дереку на них глубоко наплевать, потому что он уже час сидит в кресле напротив кровати Стайлза и не может смириться. Стайлз хрипло дышит, его грудь еле вздымается, и Дерек понимает, что его мальчик медленно, но верно умирает. Он знает, что нужно делать, но боится произнести это вслух. Он лучше сожрет собственные руки, чем поднимет ими слабое тело и унесет к бункеру. Его все равно не смогут вылечить.       Дерек нервно грызет ногти. Раньше он никогда так не делал, но Стайлз буквально заразил его своей привычкой, и теперь Дерек не может остановиться. Потому что он не знает, как ему быть. Он с жалостью смотрит на то, как на бледном лице появляются черные «змейки», которых с каждой минутой становится все больше и больше. Это вирус, он проник в кровь и теперь заставляет ее чернеть. Дерек хочет расхуярить себе башку об стену, чтобы не мучиться, но понимает, что, когда Стайлз мутирует, начнет пожирать живых. Этого нельзя допустить.       Стайлз делает особенно глубокий вдох и тихо шепчет, так, что расслышать почти невозможно, но оборотнический слух улавливает колебания звука:       — Дерек…       Стайлзу тяжело говорить, каждая его попытка выдавить хоть одно слово приносит ему боль, но Дерек забирает ее, из-за чего начинает кружиться голова. Пусть лучше так.        — Отец…       Дерек понимает, о чем хочет спросить его мальчик, и с трудом сдерживает слезы, чтобы не разрыдаться. Стайлз не должен видеть, что Дерек сдался. Он откашливается и говорит уверенно, чтобы не было слышно дрожи в его голосе:       — С ним все в порядке, ему гораздо лучше. Сейчас он отдыхает, — нагло врет Дерек, потому что он не может сказать, что буквально полчаса назад отнес еще живое тело Джона в лес и… сжег его.       Эти твари боятся только огня, их не берет ни один вид оружия, поэтому убить их практически невозможно. Если бы шериф мутировал до конца, то он бы почуял запах живой плоти и пошел на него, чтобы утолить свой голод и набраться сил. И ему бы было глубоко похуй, что он жрет собственного сына. Дерек не мог допустить и этого.       Стайлз слабо кивнул, поверив. Как же дерьмово Дерек себя чувствовал: ему приходилось врать Стайлзу, от которого он никогда ничего не скрывал, но по-другому не мог. Он лишь снова кусал ногти и разглядывал лицо детки, стараясь запомнить каждую черточку и каждую родинку. С левой стороны лица их было семь — Дерек посчитал. Ему казалось важным запомнить даже это. Он никогда не чувствовал себя таким беспомощным: укус альфы мог лечить, превращать в сильного оборотня, которому плевать на все болезни, но этот вирус ни на что не реагировал. Два дня назад он укусил трех подростков, чтобы спасти их жизни, но не смог. Блядский вирус не поддается даже этому. Вряд ли когда-нибудь врачи найдут лекарство. Если даже укус не лечит, что говорить о каких-то пилюлях? Да, болезнь прекратится так же резко, как и началась, но произойдет это только минимум через полгода, когда на планете не останется здоровых людей, и каждая тварь сдохнет от голода, а их тела будут разлагаться на улицах, еще больше заражая атмосферу.       — В кармане… — вдруг прохрипел Стайлз, и Дерек снова понял, о чем его просят.       Он порылся в каждом кармане на одежде Стилински, и в одном из них он нашел сложенный вчетверо лист бумаги, на котором, скорей всего, что-то было написано. Легкие Дерека будто зацементировали, он не мог вздохнуть, а в груди что-то противно защемило от осознания того, что его малыш все предвидел и написал… предсмертную записку? Дерек часто задышал, справляясь с нахлынувшими эмоциями, и пообещал себе, что, сделав все нужное, он разорвет в клочья пару десятков тварей, размазывая по рукам черную кровь, и сожжет их к чертям собачьим. А затем сожжет свой дом, перед этим согнав в него мертвецов.       «Мертвецами» называть вполне разумных существ не поворачивался язык. Перед тем, как наброситься на свою мать, Лидия улыбнулась и медленно подошла к ней, протягивая руку, на которой остался не заживший укус. И все поверили. Лидия положила голову на плечо матери и постояла несколько минут, улыбаясь. Но через мгновение она вцепилась зубами в нежную кожу на шее, сразу же прокусывая ее. Тогда было принято решение оставить все, как есть, и сжечь дом, перед этим закрыв все двери. Дерек смотрел на пламя и, морщась, слушал неистовые крики боли сгорающих людей. Вернувшись домой к Скотту, он, как и обещал, свернул шею Мелиссе, которая еще не успела заразиться. Мертвая плоть тварям неинтересна, а Скотт не хотел смотреть на то, как его мать будет бледнеть, покрываться язвами, мутировать, а затем жрать людей или корчиться в муках. Мелисса даже не сопротивлялась. Она сама все понимала и просто плакала, не прекращая, смотря в карие, почти черные глаза своего единственного сына до того самого момента, пока не хрустнули позвонки в сильных руках Дерека. Скотт больше не сказал ни слова, куда-то уехав.       Дерек видел, как подрагивают кончики пальцев Стайлза, и с силой сжимал зубы, сдерживая эмоции. Он не должен. Нельзя. Хейл глубоко вдыхал, вылавливая в воздухе сладкий запах Стайлза, который все еще витал, но сам Стайлз уже не пах ничем. Только его одежда сохраняла аромат спелых яблок и молока. Хейл хотел врасти в мальчишку, чтобы никогда с ним не расставаться, и жить под его кожей — так сильно он его любил. Правда, говорил это редко, потому что оба знали это и без слов: по ощущениям, нежным взглядам, легким прикосновениям, грубым толчкам и громким стонам. Ох, Дерек никогда не забудет своего податливого мальчика, дарившего столько тепла и нежности, что хотелось его крепко обнять и сидеть с ним, пока оба не уснут. А ночью подарить ему незабываемый секс, чтобы знал, как Дерек влип. Влип по самые уши, так, что не вытащить. От этих мыслей Дереку становилось тошно, ведь этого больше никогда не будет.       Стайлз начал кашлять, на коже — появляться красные пятна, которые через пару минут начнут превращаться в страшные язвы, и Дерек понял: пора. Он засунул лист, что держал в руках все время, в карман своих джинсов и встал перед кроватью Стайлза на колени.       — Детка, — нежно позвал он, но не смог сдержать дрожь в голосе, надеясь, что Стайлз ничего не заметил.       Стайлз медленно повернул голову и слабо улыбнулся бледными губами, заметив влагу в глазах Дерека, который сейчас был похож на котенка, потерявшего маму-кошку. Дерек, не удержавшись, прикоснулся к губам Стайлза, шумно вдыхая и запоминая этот момент. Последний момент. Последний поцелуй. Последний нежный взгляд. Стайлз наплевал на дикую боль во всем теле и с трудом поднял руки, чтобы обнять Дерека за шею, а затем искренне улыбнулся во все зубы, чем выбил Хейла из колеи. Он заплакал. Последний раз Дерек плакал, когда хоронил трупы своих родных в вырытые им самим могилы. Дерек не мог себе представить, что сможет так сильно к кому-то привязаться, а тем более — плакать… Но Стайлз заново собрал его по кусочкам и влюбил в себя, словно демон, забирая нахрен душу, сердце и все остальное. Он знал, что его ждет, поэтому пытался терпеть боль, чтобы надышаться перед смертью. В самом прямом смысле.       — Я не смогу, — шептал Дерек в губы своему мальчику, а по щекам катились слезы, срываясь с подбородка и капая на футболку Стайлза. — Я не смогу…       — Надо.        Стайлзов голос был больше похож на скрип качелей, чем на обычные звуки. Больше одного слова за раз он не мог говорить, чем буквально добивал Дерека, будто ударяя его по голове.       — Стайлз, я так тебя люблю, Господи, ты не представляешь, это… — Дерек не мог вместить все свои эмоции в одно предложение, часто дыша и жмуря глаза.       Стайлз лишь крепче сжал его в объятиях, давая понять, что он тоже без ума от когда-то хмурого, а сейчас безумно эмоционального Дерека, который был таким лишь со Стайлзом. Хейл аккуратно поднял мутирующего мальчишку на руки, уходя прочь из комнаты, в которую он больше никогда не вернется, под женский металлический голос, сообщающий о смертельном вирусе.       Дерек шел в лес, где недавно сжег Джона, вытягивая из Стайлза боль, что пронизывала каждую его клеточку. Дикторша сообщала не обо всем, скрывая самую ужасную часть: в мутирующем человеке происходили ужаснейшие изменения: внутренние органы превращались в непонятное черное месиво, вырастал второй ряд более острых зубов, пальцы на руках удлинялись и становились похожи на кривые ветви. Изо рта текла серебристая плотная жидкость, которая и заражала при укусе. Человек переставал быть человеком, становясь какой-то неведомой ебаниной, при виде которой уже хотелось обделаться, не говоря уж о большем. Дерек видел это своими глазами. Сломав Джону ноги, он наблюдал за изменениями, которые так же приносили боль. В такой ситуации лучше было подохнуть, чем несколько часов корчиться в муках.       Дерек крепко держал Стайлза, боясь уронить или не успеть. Если мутация начнется физически, изменяя внутренности и все остальное, Стайлз начнет болезненно стонать, а Дереку просто не хватит сил, чтобы вытянуть боль. Дерек не мог перестать плакать. Ему было так больно, будто ему в живую вытаскивают кишки, а потом заливают серной кислотой. Он не знал, как жить дальше, и винил себя за то, что раньше не уговорил Стайлза принять укус.       Ебаные ученые со своими ебаными экспериментами! Если они еще живы, Дерек найдет их, заставит вырвать свои глаза через жопу, или им будет еще хуже. Ох, как же он был зол.       Дерек пришел к тому самому месту, где все еще дымилось обугленное тело Джона. По пути он не встретил ни одной твари — все они ушли в центр, где живых была тьма, и можно было полакомиться чьими-нибудь кишками. Дерек уложил Стайлза на траву и заключил его в крепкие объятия, сжимая так сильно, что Стайлз сдавленно застонал. Нехотя Хейл отпустил своего милого, такого любимого мальчика, не сдерживая всхлипов, и зашел за дерево, где в прошлый раз оставил все, что нужно: бензин и спички. Он с минуту простоял, тупо пялясь на канистру и сглатывая вязкую слюну. Он не мог. Но должен. Стайлз его ждет. Дерек глубоко вздохнул, потер лицо ладонями и взял канистру и коробок спичек, возвращаясь к Стайлзу. Казалось, он стал еще бледнее. Из-за чернеющей крови кожа становилась серо-синей, как у какого-то инопланетянина.       — Стайлз, — Дерек сел рядом на корточки и взял холодную ладонь, заглядывая в медово-карие глаза, в которых все еще полыхал огонек, — прости меня, пожалуйста.       — Люблю, — кивнув, шепнул Стайлз и закрыл глаза, слабо улыбаясь Дереку.       Блять.       Пересиливая себя и пытаясь не сбежать, Дерек поливал тело Стайлза бензином, на которое падали его, Дерека, слезы, и проклинал все сущее за то, что не мог быстро свернуть хрупкую шею, потому что процесс мутации уже начался, и не было смысла этого делать: Стайлз даже сознания не потеряет. Даже если в него выстрелить, ничего не произойдет, кроме того, что ему будет больно. Он все чувствует, но может умереть, только подвергшись самому жестокому способу. С обливанием было закончено. Дерек снова присел и поцеловал чистые, уже синие, но такие же любимые губы и снова встал, вытаскивая из коробка пару спичек и делая несколько шагов назад, чтобы не загореться самому. А так хотелось… Хотелось лечь рядом, обняться и сгореть вместе с ним, но Дерек обещал отомстить. Но после он убьет и себя.       — Прости меня, — чиркнув спичками, сквозь слезы произнес Дерек, на что Стайлз только снова улыбнулся.       Дерек испытывал невероятную боль, кидая горящие спички. Как только огонь коснулся бензина, все заполыхало, а сам Стайлз дико закричал, начиная корчиться в агонии. Через некоторое время он умрет от болевого шока и отравления угарным газом и перестанет чувствовать боль. А Дерек — нет. Он схватил себя за волосы на голове и упал на колени, начиная громко, протяжно рычать. Наверное, его рык, полный боли потери и отчаяния, услышала каждая живая душа этого жалкого городка.       Стайлз кричал. Он орал так, что закладывало уши, и хотелось разбить себе башку об дерево, лишь бы не слышать. Это было невыносимо. Дерек, полностью опустошенный, смотрел, опустив голову, себе в ноги, не в силах взглянуть на горящее тело. Дрожащими руками он вынул из кармана исписанный лист и, смяв его, бросил в огонь.       Он слишком хорошо знал Стайлза, чтобы не догадаться, о чем тот написал.       Он бы не смог прочесть и строчки, навешивая на себя все смертные грехи.       Он слишком сильно любил Стайлза, чтобы так легко его отпустить.       Абстрагировавшись от выворачивающих наизнанку криков, Дерек встал и пошел прочь, не оборачиваясь.