Туннель.

******* - Гребаная жара, - говорит Бэкхён, надевает большие солнечные очки и прикрывает блестящие на солнце волосы ладонью. Его кожа слегка блестит от пота, а на майке виднеется некрасивое темное пятно, там, где ярко выделяются худые лопатки. Чанёль провожает взглядом медленно движущийся поток машин, похожий на сонную широкую реку, и, ощущая, как прилипает к нёбу пересохший язык, выдыхает: - Черт возьми, мы здесь никогда не перейдем. Переход перекрыт начисто, а лавировать между толпой сигналящих придурков мне совершенно не хочется. - Можно спуститься в туннель. - Бён указывает рукой на туннель, и взгляд Пака цепляется за его тонкие, изящные запястья. Сердце сжимается, а нутро заполняется подступившей нежностью, такой же безумной, как августовский зной. Он молча кивает и одергивает на себе мокрую от пота футболку, морщась от мерзкого ощущения липкой ткани на влажной от пота коже. В Сеуле жарко, и город наполнен сонной атмосферой всеобщей меланхолии и апатии. Люди передвигаются по улицам медленно и лениво, асфальт плавится от обжигающих солнечных лучей, и даже водители, стоящие в очередной пробке, сигналят как-то вяло и без особой охоты, просто потому, что так положено по давно установленному порядку. Если на автостраде пробка, то обязательно надо сделать ее как можно более шумной и беспорядочной. Дует ветер, слабый и практически незаметный, и Чанёль с наслаждением подставляет ему разгоряченное лицо. Солнце светит в глаза, и Пак зажмуривается, видя перед глазами бело-красную обманку. - В туннеле будет чуть прохладнее. - Чанёль приоткрывает глаза и смотрит на подавшего голос Бёна. Тот облизывает пересохшие губы и добавляет: – Говорят, он был построен много-много лет назад, еще во времена японской оккупации. Тогда здесь не было скоростного шоссе, но была достаточно широкая дорога, и для того, чтобы по ней могли ездить правительственные автомобили, в сороковые, еще до Второй Мировой войны, тут стали рыть туннель. Непонятно зачем, ведь машин тогда было немного, но туннель использовался как бомбоубежище и склад провизии, а позже его переделали в подземный переход. Самое интересное, что… Пак осторожно перешагивает через бордюр и засовывает руки в карманы спортивных шорт. Голос Бэкхёна звучит для него будто сквозь пелену, гулко и громко, он с трудом улавливает, о чем тот говорит, потому что слишком жарко и душно, так что мысли путаются, сливаясь в одно сплошное багровое марево. Но продолжает слушать, потому что он любит, когда Бён рассказывает ему о чем-то интересном. Он любит голос Бэкхёна, громкий, мелодичный и в то же время мягкий и успокаивающий. Любит его карие глаза, тонкие черты лица, красиво очерченные губы и спутанные каштановые волосы, которые вьются от влажности крупными кольцами. Любит его маленькие родинки на тонкой шее, худые плечи и изящные кисти рук с аккуратными косточками на запястьях. Любит каждое его несовершенство, каждый крошечный недостаток, каждую его черту, которые складываются в единый знакомый с детства и удивительно родной образ. Чанёль любит Бэкхёна. Долго, безумно и абсолютно безнадежно. - Мне нравятся туннели, - врывается в его сознание голос Бёна. Бэкхён медленно спускается по оббитым старым каменным ступенькам, щербатым и шероховатым, и Пак смотрит перед собой, перепрыгивая через большую выбоину. – Есть в них что-то по-настоящему символичное. Время там будто замирает, и потому кажется, будто сейчас ты попадешь в какое-то совершенно иное место, далекое и загадочное. Бён учится на историческом факультете, и потому для него все охвачено неким ореолом загадочности и мистики. Чанёль выбрал для себя специальность астрофизика, и потому все, что говорит сейчас хён, кажется ему милой небылицей. Невозможно пройти через туннель и оказаться где-то бесконечно далеко. Это попирает все известные законы физики и никак не вяжется с современным представлением о пространственно-временном континууме. В туннеле темно и пахнет сыростью. Мимо них проходит стайка симпатичных девушек в ярких легких платьях. Они весело смеются над какой-то шуткой одной из подружек, и их смех отдается эхом во всем проходе. Стены туннеля густо изрисованы граффити, неаккуратными и совсем некрасивыми, Чанёль идет рядом с Бёном и почему-то ощущает, как нутро наполняется странным предчувствием. Чего, он и сам не понимает, но почему-то в этом месте ему неспокойно, будто что-то цепляется за нутро крючковатыми цепкими пальцами, заполняя разгоряченное тело холодным воздухом. Пак невольно ежится и говорит, одергивая на себе влажную от пота футболку: - Глупости все это. Бэкхён непонимающе смотрит на него, затем смеется и толкает в бок: - Да, я и забыл, что ты у нас рационалист и смотришь на все через призму точных наук. – От его прикосновений по всему телу пробегает легкая дрожь, и Чанёль до боли в груди хочет коснуться его в ответ. Над сводом туннеля тускло мерцает грязная лампочка, и Пак невольно вглядывается вдаль, где виднеется крошечный голубой просвет. - Может, и глупости, - вновь говорит Бён. Совсем тихо, но его звонкий голос, кажется, рассеивается по всему проходу незримой дымкой. – Но только подумай. Свет в конце туннеля, все такое. Наша жизнь – она как туннель, у нее свое начало, а в конце – свет, к которому мы идем сквозь прожитые дни. Разве ты никогда не хотел пройти сквозь такой туннель и оказаться в иной точке пространства? - Бэкхён-а, мы идем на пляж. - Просвет становится все ближе, и Пак видит голубое небо, покрытое редкими белыми облаками. – Там будут наши с тобой приятели (Сехун обещал притащить огромную бутылку текилы и арбуз), девочки в бикини и все такое. Ты должен думать о сиськах и бритых кисках, а не о всяких там пространствах и каменных проходах. Они поднимаются по ступенькам, и Чанёля ослепляют яркие солнечные лучи, кажущиеся обжигающими после влажной прохлады туннеля. Он невольно зажмуривается, а Бён смеется и цокает языком: - А тебя, как обычно, интересуют только сиськи и вагины. Дай угадаю, ты запал на ту хорошенькую кузину Чондэ, что флиртовала с тобой на вечеринке у Кёнсу? Чанёль не помнит ни то, что у Чондэ есть какая-то кузина, ни то, как она выглядит, а, тем более, что он с ней флиртовал. Помнит только, что у Бэкхёна была красная футболка в полоску, и он смеялся, сжимая в руках стакан с золотистым виски. Ничто другое не кажется нужным и важным, все стирается из памяти, обращаясь в туманные обрывочные воспоминания. Больше всего на свете он хочет сказать ему. Что любит его так сильно и безумно, что это чувство разрывает его на части, и Пак боится, что однажды просто не выдержит и сдохнет, потому что любить слишком сложно и тяжело, когда не можешь в этом признаться. Если бы можно было пройти через туннель и оказаться в той реальности, где Бэкхён любит его в ответ, и он наконец-то может взять его за руку и коснуться губами тонкого запястья, не боясь того, что он просто не поймет, говорить ему о своей любви тогда, когда этого хочется, обнимать его крепко-крепко, чувствуя жар его кожи, то Чанёль побежал бы со всех ног, не обращая внимание на выбоины и неровные ступени. - У нее крутые сиськи, - говорит Пак в ответ и смотрит на узкую полоску песка, густо заставленную шезлонгами, складными креслами, кишащую людьми в ярких купальных костюмах. И переводит взгляд на солнечные очки Бёна, в которых отражается его вымученная улыбка и фальшивая безмятежность в глазах. ******* - Туннельный эффект – это явление квантовой природы, при котором микрочастица преодолевает потенциальный барьер в том случае, если ее полная энергия меньше высоты барьера… Голос профессора Сона звучит громко и заполняет собой всю огромную аудиторию, густо забитую сонными студентами. В помещении жарко и душно, несмотря на открытые окна, Чанёль с трудом пытается сосредоточиться на лекции и вяло водит ручкой по тетрадным листам. Сидящий рядом с ним Ифань, студент, приехавший из Канады по обмену, мирно спит, уронив голову на руки, и даже немного похрапывает, и Лухан, его сосед по комнате, безуспешно пытается его растолкать, что-то громко шипя ему на китайском. Ву в ответ что-то негромко бормочет себе под нос и отворачивается, и Пак моргает, бездумно следя за тем, как медленно перемещаются в воздухе освещенные солнечными лучами пылинки. - Туннельный эффект можно объяснить с помощью соотношения неопределенностей. Запишем формулу… И снова эти чертовы туннели, с легким раздражением думает Пак. Такое впечатление, будто они его преследуют. - Через изменение импульса… - начинает было профессор, но Чанёль поднимает руку и громко говорит: - Сон-сонсэнним, у меня к вам есть вопрос. По аудитории проходит легкий шепоток. Сокурсники, которые, кажется, начисто наплевали на лекцию, оживляются и смотрят на Пака с нескрываемым любопытством и легким недовольством. Профессор, явно не ожидавший, что кто-то проявит интерес к его предмету в царящей атмосфере меланхолии и сонливости, растерянно моргает и кивает головой: - Да, Чанёль, тебя что-то интересует? - Возможно ли сделать так, чтобы человек буквально за мгновение оказался в другой точке пространства? Каким-то образом преодолел границы времени и пространства, как элементарная частица, пройдя через какой-нибудь туннель? – вопрос Пака звучит глупо, как будто маленький ребенок интересуется, можно ли спрыгнуть с пятого этажа и полететь как птица, но он ощущает почти физическую необходимость задать его вслух. Будто что-то распирает его изнутри, грозясь вырваться наружу с одним неосторожным вздохом, и Пак нервно постукивает кончиками пальцев по потертой поверхности парты, ожидая ответа. Господин Сон кладет указку на покрытый ровным слоем меловой пыли стол и качает головой: - Нет. В том, что нельзя, не было никаких сомнений. Невозможно с научной точки зрения, это понятно сразу, но почему-то Чанёль испытывает самое настоящее разочарование. Перед глазами возникает сырой каменный проход, построенный много лет назад, еще до того, как появились на свет бабушка и дедушка Пака, в конце которого виднеется ярко-голубой просвет, и Чанёль невольно встряхивает головой, силясь прогнать подступившее наваждение. - Конечно, сейчас ученые работают над телепортатором, и уже есть первые успехи, - добавляет профессор Сон, садясь на край стола. – Но для этого потребуется множество опытов и самые развитые технологии, плюс, до сих пор непонятно, как… - Надо просто машину времени сделать, как тот бородатый чувак из «Назад в будущее», и все! – кричит кто-то с задних рядов, и по аудитории разносится громкий смешок. Ифань вздрагивает и просыпается, озираясь и сонно хлопая глазами, а сбоку кто-то еще выкрикивает: - Как та девчонка из «Зачарованных», Сила трех! Сила трех нас спасет! - Тише-тише, - пытается успокоить взбудораженных студентов профессор Сон и стучит указкой по столу. – Это же все дурацкие выдумки телевизионщиков, в реальности все намного сложнее. Сами посудите, для того, чтобы преодолеть временной барьер, нужен объем энергии, равный по меньшей мере… Гул стихает, и всеобщее оживление пропадает, как испаряется влага на жарком солнце. Профессор Сон продолжает громко разглагольствовать, выписывая на доске трехэтажные формулы, а Пак опускает голову, бездумно водя ручкой по листу бумаги. Интересно, есть ли где-то такая реальность, где все по-другому? Где не нужно бояться, где Бэкхён любит его взаимно и по-настоящему? Чанёль закрывает глаза и представляет его в своих объятиях, мысленно касаясь губами каштановых волос. Ноющее чувство в груди становится невыносимым, и Пак слышит громкий хруст, а затем ощущает, как пальцы становятся липкими. Он открывает глаза и видит на месте ручки уродливые грязные осколки, а на своих руках – черные чернила, которые стекают на чистые бумажные листы. - Вау, Цанле, ты сломал ручку, - подает голос проснувшийся Ифань. Он роется в сумке и достает оттуда упаковку влажных салфеток. Ву отдает ее Паку, тот благодарно кивает в ответ и начинает стирать с рук липкие черные капли. - Плохой день? – с сочувствием спрашивает Ву. Чанёль смотрит на антрацитовые разводы на своей тетради и почему-то вспоминает исписанные граффити каменные стены. - Плохая реальность, - отвечает он и с силой захлопывает конспект. Черные чернильные капли оседают на парте, и Пак остервенело стирает с кожи липкую жидкость. Ифань ни черта не понимает, но кивает, хлопая его по плечу: - Это пройдет. Ни черта это не пройдет, думает Чанёль. Но чувствует к Ву нечто, похожее на благодарность. И почему-то на мгновение ему чудится Бэкхён. Который стоит в голубом просвете туннеля и отчаянно зовет, протягивая к нему тонкие руки в черных чернильных разводах. ****** - Я ему такая говорю: ой, да пошел ты! А он мне берет и… Мимо него проходит девушка, которая слишком громко разговаривает по своему мобильному телефону в блестящем розовом корпусе, чем-то похожем на леденец. Пак сглатывает вязкую слюну и одергивает на себе рубашку с коротким рукавом: солнце продолжает нещадно палить, оставляя на коже липкий пот. Чанёль поудобнее перехватывает рюкзак и мрачно думает, что в Сеуле царит какая-то аномальная жара, как будто кто-то взял и перенес их город в южные широты, куда-нибудь в Африку или, на худой конец, в Австралию. Спина становится влажной от плотно прилегающего рюкзака, и Паку до безумия хочется как можно скорее оказаться дома, в маленькой съемной квартире, где есть кондиционер, купленный на заработанные от подработки деньги, холодный чай и мороженое, которое Бэкхён…. Бён – его сосед, и это делает все намного сложнее и невыносимее. Чанёль представляет себе полураздетого Бэкхёна, который жадно пьет холодное молоко прямо из пакета, потому что еще с детства у него есть такая дурацкая вредная привычка. Белые капли попадают на светлую кожу, Бён блаженно выдыхает и прикрывает глаза, и Пак прикусывает нижнюю губу, ведь фантазия настолько яркая и реальная, что в паху тянет от накатившего возбуждения, такого же душного и безумного, как дневной зной. Чанёль облизывает пересохшие губы и внезапно явственно понимает, что если сейчас придет домой, то, скорее всего, просто не сдержится. У всех есть свой предел, некая точка невозврата, после которой любая выдержка разлетается на осколки, как какая-нибудь хрупкая керамическая безделушка. Предел Пака наступает прямо сейчас, когда он стоит на пешеходном переходе и бездумно смотрит на светофор, который вот-вот загорится красным светом. Чувство, безумное, похожее на дикое животное, разрывает его изнутри, Чанёль чувствует его каждой клеткой разморенного от жары тела и невольно стискивает зубы, потому что от накативших эмоций хочется кричать. Он поспешно переходит дорогу, замедляет шаг и засовывает влажные ладони в карманы. Возвращаться домой сейчас нет никакого смысла, и Пак бездумно бредет по широкой улице, разглядывая яркие вывески магазинов и кафе. Он покупает холодный кофе, невкусный, в который сонная полноватая девушка насыпала слишком много льда и вылила, наверное, полбутылки карамельного сиропа, отчего весь напиток на вкус кажется этим чертовым приторным сиропом. Чанёль невольно кривится и выкидывает полупустой стакан в мусорный бак, сворачивая на набережную. Ты мой лучший друг, говорит ему Бэкхён и счастливо улыбается. Я надеюсь, мы будем дружить даже после того, как женимся и заведем детей, заявляет он и тычет его в бок острым локтем. Эй, а как выглядит твой идеал девушки, постой, я помню, тебе нравятся те, что с большими сиськами и длинными черными волосами, бормочет он, засыпая у Пака на плече. У Бэкхёна есть лучший друг, преданный и надежный. У Чанёля есть чертова френдзона и тлеющее сердце, которое грозит вот-вот превратиться в угольки. В этом мире нет места его любви, неправильной, запретной и отвратительной. В этом мире есть только омерзительная жара, липкий пот на разгоряченной коже и одно безумное чувство Чанёля, которое Бэкхён не примет ни за что на свете. - Блядь, да проезжай ты поскорее! – Пак встряхивает головой и понимает, что стоит возле знакомого пешеходного перехода. Дорога густо заполнена машинами, и Чанёля практически сбивает с ног безумная какофония гудков, воя сирены и визга сигнализации, раздраженных голосов и мерзкого скрежета. Он морщится и делает шаг назад, чувствуя легкий приступ тошноты: от резкого запаха бензина и паленой резины воздух становится невыносимо тяжелым, а жаркое солнце печет голову, отчего реальность плывет перед глазами. - Чанёль-а… Голос тихий, практически неслышный, но знакомый до боли. Пак вздрагивает и озирается: рядом с ним стоит только полная аджумма в длинном алом сарафане, которая, громка крича, порывается перейти дорогу, и какой-то подросток, одетый, несмотря на жару, в черное худи. Мальчишка слушает музыку на полную громкость, так что слышно даже Паку. Поет, кажется, какой-то модный рэпер из YG. Чанёль трясет головой и думает, что, черт возьми, нужно отойти куда-нибудь в тень, потому что от омерзительной жары голова буквально плавится, вплоть до слуховых галлюцинаций, как внезапно вновь слышит еле уловимое: - Чанёль-а… Звук доносится откуда-то слева, и Пак поворачивает голову. Кафе на набережной, то самое, где вчера их компания веселилась практически до позднего вечера, выпив несколько бутылок текилы. Пляж, густо заставленный зонтиками, шезлонгами и лежаками. И каменный переход, тот самый, который был построен много лет назад, и что-то будто толкает Пака в спину, так что он делает шаг вперед. - Эй, парень, ты куда, зеленый свет уже загорелся, можно перейти, через туннель будет дольше, эй! – пожилая дама хватает его за руку, но Чанёль вырывается и продолжает идти. Она что-то кричит ему вслед, но Пак ее не слышит, потому что звуки приглушаются, и реальность будто теряет свои очертания, сливаясь в один радужный водоворот. Чанёль перепрыгивает через щербатые ступеньки и быстрым шагом движется вперед, входя в широкий каменный проход. Темнота давит на него со всех сторон, свет, исходящий от тусклых ламп, кажется ничтожным, и Пак практически срывается на бег, тяжело дыша и отчаянно ища глазами знакомый сияющий свет. - Наша жизнь – она как туннель, у нее свое начало, а в конце – просвет, к которому мы идем сквозь прожитые дни. Разве ты никогда не хотел пройти сквозь такой туннель и оказаться в иной точке пространства? Чанёль не верит во всю эту ненаучную ерунду, в то, что человек способен преодолеть пространство без помощи сложных технических устройств. Но почему-то верит в то, что, пройдя сквозь туннель, он действительно окажется где-то еще, далеко от шумной автострады и Бён Бэкхёна, который пьет молоко на крошечной тесной кухне. Как можно дальше от Бёна, который ему не принадлежит. Темнота отступает, и он видит свет в конце каменного прохода, яркий и настолько манящий, что Пак бежит туда со всех ног, сжимая руки в кулаки и отчаянно надеясь, что там, именно там… Что там, он и сам не знает. Но голос в голове становится все громче и отчетливее. - Чанёль-а… Чанёль! Проход заканчивается, и на мгновение становится страшно. Пак зажмуривается и делает шаг вперед, прямо под лучи яркого света. И почему-то думает о холодном молоке в холодильнике. Реальность вспыхивает ослепительным маревом, и свет поглощает его целиком, от кончиков пальцев до влажных волос на макушке. ******* В просторном помещении все абсолютно белое, начиная от потолка и заканчивая полом, на котором, как кажется Паку, нет ни единой пылинки. Не удержавшись, он садится на колени и проводит кончиками пальцев по ровной, безукоризненно чистой поверхности: на ощупь она настолько идеально гладкая, что по коже пробегает дрожь. Чанёль ежится и встает с колен, отряхивая брюки, и внезапно слышит знакомый испуганный голос: - Ноль Два Три Восемь, что происходит? Что ты делаешь? И что на тебе за странная одежда?! Пак вздрагивает и поднимает глаза. На круглой кровати сидит Бэкхён, облаченный в какую-то непонятную белую робу, скрывающую его тело начиная от щиколоток и кончая шеей, вплоть до подбородка. Хён настороженно смотрит на него в упор и повторяет, подаваясь назад и упираясь спиной в ровную спинку кровати: - Что с тобой, Ноль Два Три Восемь? Ты участвуешь в каком-то правительственном эксперименте? – Его взгляд проясняется, и он улыбается. – Опять изучаете проблему девиантного поведения? Давно считал, что вы в своем институте страдаете полнейшей ерундой, то ли дело мы, у нас как раз продвигается работа над изобретением нового, абсолютно стерильного очистителя тротуаров, и… У него все те же черты лица, знакомые Паку до боли в груди. И в то же время в нем есть нечто такое, что с первого взгляда понятно, что этот Бэкхён другой. Слишком идеальный, так что это кажется жутким и пугающим, настолько его кожа ровная и белоснежная, волосы – причесаны и выверены до миллиметра, и Паку невольно хочется ткнуть в него пальцем, потому что возникает ощущение, что Бён испарится как иллюзия, стоит только к нему прикоснуться. - Бэкхён-хён, это же я, - говорит он и делает шаг вперед. Бён осекается и смотрит на него с нескрываемым непониманием. Затем хмыкает и качает головой, складывая руки на груди: - Ноль Два Три Восемь, как ты меня называешь? Ты же знаешь меня с самого детства! Только не говори, что на очередном опыте ты повредился разумом и забыл, как меня зовут, - он тыкает себя пальцем в грудь и говорит: – Это же я, Двенадцать Двадцать Один, твой самый верный товарищ? Или у тебя такие глупые шутки? - В моей реальности тебя зовут Бэкхён, - тихо бормочет Пак. Двенадцать Двадцать Один широко распахивает глаза и смотрит на него с нескрываемым страхом, а Чанёль делает шаг навстречу кровати и осторожно садится на край. - Тебя зовут Бэкхён, - повторяет Чанёль. – Меня зовут Пак Чанёль. В моем мире мало белого цвета, потому что слишком много грязи и пыли, люди живут беспорядочно и глупо. А у тебя? - Ты… - начинает было Двенадцать Двадцать Один, но Пак перебивает его: - Я прошел сквозь туннель и оказался здесь. Сам того не ожидал, но получилось, представляешь? Я не твой друг Ноль-Как-Его-Там, я его двойник из другой реальности. Это может показаться странным, да я и сам не могу в это поверить, но… - Его зовут Ноль Два Три Восемь, - неожиданно перебивает его Двенадцать Двадцать Один. Он опускает взгляд, и в его голосе Пак слышит странные, какие-то болезненные нотки. – В нашей реальности это считается очень почетным именем. - Почетным? – переспрашивает Пак. Он относится к происходящему как-то слишком спокойно. Это немного настораживает, но по глазам собеседника он видит, что тот боится, но старательно пытается скрыть это за напускной невозмутимостью. Двенадцать Двадцать Один кивает и поджимает ноги, скрытые длинной белоснежной робой: - Так звали одного из величайших людей нашей цивилизации, который заложил основы для формирования нашего идеального общества. Родители Ноль Два Три Восемь были счастливы, когда компьютер присвоил их сыну такое имя. Оно будто бы сразу дает ребенку некое преимущество перед остальными. - А какие порядки в вашем мире? – вопрос звучит слегка по-детски, но Паку и впрямь сложно понять подобную реальность. Он оглядывает идеально ровные белоснежные стены и невольно ежится, потому что они буквально давят на него своей ослепительной чистотой, а Двенадцать Двадцать Один неожиданно улыбается и становится до боли похожим на Его Бэкхёна. Отнюдь не совершенного, но идеального для него, Пак Чанёля. - В нашем мире все строится на абсолютном порядке, - говорит Двенадцать Двадцать Один. – Все белое и стерильное. Мы скрыты от заразы непроницаемым прозрачным колпаком, и уже многие века сюда не проникало ничего из внешней среды. Жизнь граждан нашего государства регулируется согласно четкому регламенту. Контролируется все: численность населения, деятельность индивидуума, его социальная жизнь. Согласно его способностям и характеристикам после окончания обучения ему определяется основная рабочая деятельность, а после достижения брачного возраста - назначается пара. - Как «назначается»? – Чанёль читал нечто подобное в книгах, которые когда-то подсовывал ему Бэкхён. Толстых, заумных, в которых рассказывалось о подобных «идеальных» мирах, именуемых «утопией». Тогда все это казалось нелепым и нереальным, ведь не могут люди жить вот так, подчиняясь строго упорядоченному алгоритму действий. Но сейчас, когда он смотрит на сосредоточенное лицо Двенадцать Двадцать Один, он понимает, что для кого-то это – единственный нормальный и привычный порядок вещей. А то, что Паку кажется правильным и реальным, выглядит для них полнейшей ерундой и ересью. - У меня пока еще брачный возраст не подошел, - поясняет Двенадцать Двадцать Один, и в его голосе Пак слышит нечто странное, похожее на с трудом скрываемую тоску. – Я все еще прохожу стадию обучения и параллельно работаю в Центре Совершенствования Инфраструктуры. Мы занимаемся улучшением дорог, поиском новых методов очистки и контроля и другими полезными вещами. Но через пару лет, когда я завершу свое образование, настанет мое время начинать семейный цикл. И тогда мне подберут отличную партнершу, с которой мы будем идеально совпадать по основным индивидуумным критериям. - Критериям? – медленно переспрашивает Пак. – Это вообще как? - Так, чтобы у нас получилось достойное потомство. - Двенадцать Двадцать Один улыбается, но как-то натянуто и криво. – Мне, например, многие прочат в качестве пары Восемь Четыре Тридцать. У нее очень достойная семья, и сама она является практически образцовой гражданкой. Многие считают, что наши биологические параметры так хорошо сочетаются, что наше потомство будет крепким и здоровым. Это невыносимо, слушать, как он говорит о своей будущей жизни так деловито и беспристрастно, как будто рассказывает, какие булочки подают в местных столовых. Чанёль смотрит на него в упор и тихо спрашивает, наклоняясь чуть ближе: - А как же любовь? Ты любишь эту Восемь Что-то Там? - Люблю… - медленно произносит Двенадцать Двадцать Один. – Любовь – это не приоритетный параметр. Главное, это чтобы вы были подходящими друг другу индивидуумами, потом уже следуют… - Как ты можешь быть с ней, если ты ее не любишь? – прерывает его Пак. – Ты действительно готов провести с ней всю жизнь ради того, чтобы родить детей, которых никогда не будешь любить? Чтобы быть ебаным поставщиком сперматозоидов?! Ты вообще хоть кого-то любишь, или это противоречит вашему «порядку»?! - Какая разница, кого я люблю?! – внезапно кричит Двенадцать Двадцать Один. – У нас никогда, слышишь, никогда ничего не получится! Мы никак не совпадаем, никак! И нет ни малейшего шанса, что совпадем! Что ты вообще обо всем этом знаешь? В твоем мире наверняка все не так! - В моем мире я люблю Бэкхёна. - Паку нравится смотреть на него сейчас. Тогда, когда равнодушная маска будто осыпается по частям, и под ней обнажается другое лицо, несовершенное, но все больше похожее на родные черты его Бёна. Двенадцать Двадцать Один растерянно моргает, а Чанёль повторяет, ощущая, как внутри все сжимается от подступившего чувства тоски и нежности: - Я люблю его больше всех на свете. А он любит меня по-другому. У нас ты можешь сам выбирать, с кем ты хочешь быть, но не всегда те, кого выбрали мы, выбирают нас в ответ. Это больно, очень больно. - Ты тоже… - бормочет Двенадцать Двадцать Один и осекается, опуская взгляд. Чанёль недоуменно морщится и переспрашивает: - Что ты имеешь в виду под «тоже»? – Тот не отвечает, но Чанёль внезапно начинает понимать. Он растерянно выдыхает и полушепотом говорит, глядя на осунувшегося Двенадцать Двадцать Один, кутающегося в свою мешковатую белоснежную робу: - О, черт возьми. Ты любишь его. Меня из этой реальности, другого Чанёля. - Его зовут Ноль Два Три Восемь, - глухо отвечает он. – Он не любит, когда коверкают его имя. Никогда не любил. В помещении воцаряется тишина. Кажется, что до комнаты не долетает никаких посторонних шумов, идеальная звукоизоляция, так что Пак не слышит даже собственного дыхания. Он ощущает, как сердце сжимается от подступившей жалости и ощущения чужой безнадежности, и тихо спрашивает: - А он? - Он тоже. - Двенадцать Двадцать Один поднимает на него больные лихорадочно блестящие глаза. В комнате вновь наступает молчание, и Пак машинально барабанит кончиками пальцев по поверхности кровати, потому что сказать ему абсолютно нечего. Внезапно Двенадцать Двадцать Один тихо говорит: - Но это ничего не меняет. Абсолютно ничего. Даже если нам безумно этого хочется, мы не можем пойти против устоявшегося порядка. Система должна работать четко и отлаженно. Если хоть один элемент не соответствует заданным параметрам, - он осекается, но через пару мгновений заканчивает: - То его устраняют. Чтобы потом заменить на другой, функционирующий согласно принятым нормативам. В комнате воцаряется тишина. Чанёль смотрит на чужое лицо, усталое и какое-то поблекшее, и ощущает, как внутри бушует целый водоворот эмоций. Жалость, потому что невозможно вырваться за пределы системы и побороть ее жестокие законы. Чужую горечь, потому что она кажется практически осязаемой, исходящие от Двенадцать Двадцать Один тоску и безнадежность. И робкое чувство радости, потому что в этой реальности Бэкхён любит своего Чанёля. Пусть его и зовут именем, состоящим из бессмысленного набора цифр. - Систему нельзя сломать, но ее можно обмануть, - услышав его реплику Двенадцать Двадцать Один вздрагивает и смотрит на него широко распахнутыми глазами. - Обмануть Всевидящее Око и пустить в него пыль. - Ты имеешь в виду лгать? - Пак молча кивает, и его собеседник качает головой. - Но это же неправильно и неэффективно. Так никто не делает потому, что... - Вы другие, - перебивает его Чанёль. - Вы чужие для этого мира, потому что вы хотите быть счастливыми. В вашей реальности никто не врет и не притворяется, потому что в этом нет нужды, они и так соответствуют нормам этого чертового идеального общества. Поэтому никто не будет ожидать от вас чего-то такого, ведь внешне ничего не изменится, элементы системы будут работать исправно. - Пак улыбается. - Это как бабочки обладают яркой окраской для того, чтобы походить на лепестки цветов и прятаться от птиц. - Бабочки, - задумчиво повторяет Двенадцать Двадцать Один. - Я слышал что-то о бабочках... Их уничтожили несколько веков назад, когда нашли способ опылять цветы химическим путем... В комнате вновь воцаряется молчание. Пак снова оглядывает просторную комнату: кровать, стол, какие-то непонятные штуки, висящие на стене, видимо, местная техника, два стула. Никаких лишних мелочей, никаких милых сердцу безделушек, только то, что необходимо для существования. Функционально, практично и омерзительно. - Я не умею этого делать, - Двенадцать Двадцать Один говорит тихо, и его голос похож на шелест палой листвы. - Но я научусь. И он обязательно научится. - Пак разворачивается к нему и видит, что тот улыбается, сложив руки на коленях. Двенадцать Двадцать Один поднимает руку и слегка ерошит идеально уложенные каштановые волосы. - Пригладь обратно, - невольно усмехается Пак. И вспоминает волосы Бёна, спутанные, мягкие, вьющиеся крупными волнами от влаги. Сердце болезненно сжимается, а Двенадцать Двадцать Один внезапно говорит: - Мне нравится мое имя в твоей реальности. Бён Бэкхён... - он произносит его медленно, будто пробуя на вкус. - Звучит красиво. Странно, но красиво. И Его имя тоже звучит хорошо. Ча-нёль, - он улыбается. - Я расскажу ему, готов поспорить, что Ноль Два Три Восемь понравится. Паку безумно хочется увидеть его, Чанёля из этого утопического мира. Впервые посмотреть на себя со стороны, сказать ему, чтобы тот не боялся и любил, потому что сам Пак боится, а зря, потому что в этой реальности преград и препятствий немного больше. Но он понимает, что ему пора. Он поднимается с кровати и говорит, кивая Двенадцать Двадцать Один: - Передай ему от меня привет. Может, он, конечно, тебе не поверит, но... - Он всегда мне верит, - прерывает его тот. Чуть помолчав, он добавляет: - Он и сам это почувствует. То, как все изменилось после твоего прихода. Это сложно объяснить, но... - он не договаривает, но Чанёль понимает его без слов. Потому что что-то изменилось и в нем самом. Глубоко внутри, окончательно и бесповоротно. Пак оглядывает помещение и видит круглую дверь с раздвижными стенками - Я ведь вышел оттуда? - спрашивает он. Двенадцать Двадцать Один кивает: - Да. Этот проход ведет в Центральную Зону. Выходишь - попадаешь сразу туда. - Вот как раз там мне меньше всего хочется оказаться, - хмыкнул он и, махнув Двенадцать Двадцать Один рукой, направляется к дверям. Те послушно открываются, реагируя на его приближение, а «Бэкхён», неуверенно повторив его жест, серьезно отвечает: - Не окажешься. - Он смотрит на Пака и улыбается. - Я же говорил, что система стремится избавиться от инородных объектов. Ты не просто инородный, ты разрушающий. Она отпустит тебя с огромной радостью и облегчением. Проход узкий и очень светлый, и Пак невольно морщится, потому что белый цвет давит на него своей идеальной чистотой. Он подходит к дверям и думает, что пускай его собственный мир отнюдь не совершенен, он ни за что бы не променял его на подобную утопию. В его реальности нет стабильности, всеобщего равенства и благополучия. Но зато там можно любить. И Пак Чанёль был глупцом, раз когда-то относился к этому как к должному. Двери распахиваются абсолютно беззвучно, и Пак перешагивает через порог. Реальность отпускает его охотно. Инородного, мешающего и неподходящего. ******* Звук взрыва настолько оглушительный, что у Пака возникает ощущение, что кто-то стукнул его по голове чем-то тяжелым; реальность плывет перед глазами, а в ушах звучит громкий гул. - Пригнись! - раздается рядом чей-то крик, и Чанёль послушно падает на холодную землю, прикрывая голову руками. В воздухе пахнет гарью и порохом, и Пак чувствует себя совершенно дезориентированным в пространстве, слыша громкие крики и выстрелы будто сквозь пелену. Кто-то резко хватает его за ворот футболки и рывком тянет наверх. Чанёль растерянно моргает и смотрит на огромного, налысо обритого парня, который с легкостью держит его одной рукой, а второй – сжимает здоровенный автомат. Пак видел подобное оружие только в кино и на картинках в книжках, и сейчас, когда оно предстает перед ним воочию, чувствует, как от подступившей паники сжимается нутро. Человек наклоняется к нему вплотную, затем зачем-то резко дергает его за волосы, так что у Пака темнеет в глазах. Он поднимает взгляд на незнакомца и обомлевает: у него длинные уши с заостренными концами, точь-в-точь как у какого-нибудь мифического существа из книги Саймака или Толкиена. Странный человек смотрит на него с нескрываемой, практически звериной яростью и рычит, встряхивая его еще раз: - Мэнш! Чертов мэнш, что ты забыл на нашей территории? - Вы меня, наверное, с кем-то перепутали, я… - начинает было Чанёль, но громила опускает его на землю и внезапно резко бьет в солнечное сплетение. Удар настолько сильный, что внутренности будто скручиваются в тугой жгут, и Пак оседает на землю, хватая ртом воздух. - Черт, это точно один из них, я видел его недавно у границы, сукин сын! – доносится до него еще один голос. - Я знаю его, - сердце невольно пропускает удар. Пак поднимает голову и видит Бэкхёна, растрепанного, грязного, с всклокоченными волосами, бледной кожей, на щеке ярко выделяется тонкий розоватый шрам. Чанёль приглядывается и видит, что уши у него такие же, как и у странного парня, вытянутые и заостренные. Бэкхён смотрит на него не мигая, затем поворачивается к обритому парню и коротко говорит: - В штаб его. Я допрошу его лично. - Я… - начинает было Пак, но давится воздухом, когда его снова резко бьют в живот, а затем больно выкручивают руки, заставляя наклониться. - Шевелись, - грубо приказывает обритый парень, и Чанёль покорно идет вперед, позади Бёна, который стремительно движется к невысокому серому зданию, стоящему у руин бетонной стены. Позади раздаются громкие крики и звуки разрывающихся снарядов, и Пак невольно ежится. Громила замечает это и презрительно выплевывает: - Сука, страшно тебе? Это твои гребаные мэнши сейчас пытаются нас разбомбить! О чем он вообще говорит, хочет было спросить Пак, но осекается. У бритоголового настолько озверевший полубезумный вид, что он запросто может свернуть ему шею. Мимо них проносятся люди, держа оружие наперевес, снова слышатся звуки выстрелов, и Чанёль вдыхает отвратительный запах пороха, чего-то паленого и затхлого. Наверно, именно так пахнет война. А в том, что в этой реальности не царит мир и благоденствие, Чанёль уже не сомневается ни на йоту. В здании нет никакой мебели, только какие-то полусгнившие доски и остатки паркета на полу. Много хлипких дверей и пустых проемов, из которых выглядывают люди с такими же странными ушами, как у Бэкхёна и Бритоголового, и смотрят на него внимательно и цепко. От пронизывающих взглядов по всему телу пробегают мурашки, и Пак неловко поводит плечами, морщась от очередного тычка громилы. Бён толкает ногой одну из дверей, за которой оказывается длинный узкий проход, и быстрым шагом идет вперед. Пак и Бритоголовый следуют за ним, и Чанёль, с трудом приподняв голову, оглядывает грязные стены отвратительного темно-зеленого цвета, освещенные тусклым светом мигающих под потолком редких лампочек. Они доходят до очередной двери, на этот раз железной и крепкой, и Бён, наклонившись, набирает что-то на входной панели. Дверь с громким скрежетом открывается, и Бэкхён кивает на железный стул, стоящий посреди комнаты: - Посади и свяжи. Громила с силой толкает его вперед, и Пак слышит громкий шорох, скрип и недовольное бормотание. Бритоголовый силой сажает его на стул, и Чанёль невольно морщится, когда в запястья впивается тугая плотная веревка. Бугай тщательно привязывает сначала руки, затем ноги Пака к стулу, после взглядом показывает на его шею. Бэкхён отрицательно качает головой и холодно говорит: - Иди. Я его сам допрошу. - Но, Бэкхён… - начинает было Бритоголовый, но Бён качает головой и с нажимом добавляет: - Он мне ничего не сделает, - губы трогает кривая усмешка, и Бэкхён смотрит на него так, что Пака будто снова бьют под дых. – Ты же знаешь, что я специалист по выбиванию из мэншей ценных сведений. - Я приду через полчаса. - Бритоголовый кладет руку ему на плечо и кивает в сторону – Надеюсь, к этому моменту ты закончишь. Бэкхён кивает и продолжает смотреть на Чанёля не мигая. Как только за его приятелем захлопывается дверь, Бён моментально преображается. Холодные глаза наполняются болью и отчаянием, Бэкхён подается вперед и хватает его за обшлага футболки: - Какого черта ты появился у нас на базе?! – свистящим шепотом выдыхает он и несильно бьет Пака в грудь. – Какого черта, ты что, не понимаешь, что мэнша здесь моментально порвут на кусочки?! Какого черта, Чанёль?! Какого черта?! Значит, в этом мире их имена все те же. Пак смотрит на этого Бэкхёна, на его заостренные уши, в безумные, наполненные чем-то болезненным глаза и тихо отвечает: - Я не твой Чанёль. Бён отшатывается и отпускает его футболку из своей хватки. Чанёль морщится от боли в затекших запястьях и говорит: - Я из другого мира. В это сложно поверить, но я прошел сюда через туннель, а в этот туннель я попал через свой туннель… - глаза Бёна темнеют, и Пак добавляет: - Знаю, это звучит как бред сумасшедшего, но это действительно так! Я понятия не имею, что у вас здесь происходит, кто такие эти мэнши, почему у тебя заостренные уши и повсюду здесь гремят выстрелы и взрывы. Я… Он не договаривает, потому что Бэкхён наклоняется к нему вплотную и молниеносно тянет вверх его футболку. Пак вздрагивает, а Бэкхён поднимает на него глаза и тихо говорит: - Я верю. У тебя глаза другие. Не такие, как у него, спокойные и умиротворенные. И татуировки на груди у тебя нет. - Татуировки? – переспрашивает Пак. Бэкхён кивает: - Все мэнши делают на груди татуировки с символом плодородия. Это как знак их отличия и превосходства над низшей расой. - У нас нечто подобное использовали нацисты. - Кожу на руках отчаянно саднит, и Пак не сдерживает болезненный вздох. – Свастика, Бэкхён из моего мира говорил, что это древний символ плодородия. - Бэкхён из твоего мира, - эхом повторяет Бён и внезапно горько усмехается. – Я не разговаривал с Чанёлем уже около пяти лет. Он поднимается и скрещивает руки на груди: - В моем мире есть две расы: мэнши и тиры. У мэншей уши не заостренные, кроме того, они физически сильнее и выносливее, зато у нас, тиров, хорошая реакция и практически идеальное зрение. - Вот это да, - невольно бормочет Пак. Бён прикусывает нижнюю губу и отводит глаза: - Долгое время мы жили в мире. В правительство избирались представители обеих рас, не было никаких ограничений и конфликтов, мы с Паком ходили в одну школу, хотели поступать в один институт, и казалось, что так будет всегда. Вплоть до того, как от мэншей избрали нового лидера. Он моментально начал внушать другим, что именно они – доминирующая раса, что мы лишь глупые звери, которые по чистой случайности умеют разговаривать. Говорил настолько убедительно, что те прониклись и стали в это верить, и пять лет назад они убили нашего лидера и всех тиров, которые на тот момент находились в здании правительства. В комнате воцаряется молчание. Чужая боль так сильна, что кажется осязаемой, и Чанёль ощущает ее как свою, сглатывая горький комок в горле. - Я до сих помню этот день, - неожиданно говорит Бён и переводит на него взгляд. – Это был выпускной класс, мы писали тест по математике. И тут на улице послышались крики и звуки выстрелов, Чанёль вскочил и бросился ко мне, он что-то кричал и держал меня за руку, но я не слышал, потому что на улице раздался взрыв. Это мэнши взорвали кабинет нашего завуча-тира. Потом меня куда-то потащили свои, Чанёля оттеснили мэнши, но я до сих пор помню тепло его руки. – Его голос ломается, и он сжимает ладони в кулаки. – У него всегда были теплые руки. Он грел мои зимой, когда было особенно холодно… - Он… - тихо спрашивает Пак, и Бэкхён кивает: - Он один из солдат мэншей. Они вербуют всех, кто способен держать в руках оружие, кроме, конечно, женщин и маленьких детей. Чанёлю сделали татуировку одному из первых, он у них местная пропагандическая икона. - Он поддерживает мэншей? – Это кажется ему безумием. То, что здесь происходит, то, что люди убивают себе подобных только потому, что чем-то от них отличаются, то, что он из другой реальности считает это нормальным. Бён сжимает губы, затем качает головой: - Я не думаю. Но ему не остается ничего другого. - Он смотрит на Пака в упор. – Знаешь, кто его отец? Лидер мэншей, тот самый, который начал всю эту дерьмовую бессмысленную войну! Гребаный ублюдок, который сладко улыбался мне и разговаривал со мной при встрече, чтобы потом убить практически всех, кого я знал и любил! – Бэкхён кричит, мотая головой, и у Пака невольно сжимается сердце, настолько он выглядит сломанным и несчастным. В памяти невольно всплывает голос Бёна, когда он вспоминал о том, как его Чанёль грел ему руки зимой. Это понять совсем несложно, и Пак смотрит на беснующегося Бёна в упор. - Ты же любишь Чанёля? – произносить собственное имя странно и нелепо. Бэкхён давится воздухом и осекается, растерянно глядя на него. Затем как-то обмякает и бормочет себе под нос: - Какая к черту разница? - В своем мире я люблю Бэкхёна. - Он похож на него, на его хёна. Те же черты лица, только более жесткие и заостренные, и глаза настороженные, как у испуганного зверя. Чанёль смотрит на его худые плечи, на кожу, покрытую грязными подтеками, и розоватый шрам и ощущает болезненный укол в груди. - Я люблю Бэкхёна, - повторяет он и смотрит на Бёна в упор. – А Чанёль из твоего мира любит тебя. Сложно объяснить, но я уверен в этом на сто процентов. И ему совершенно наплевать, кто ты, какая у тебя раса и… За дверью раздается громкий грохот и шум, затем оглушительный звук выстрела. Железная поверхность жалобно скрипит, и Бэкхён выдыхает: - О, черт возьми, надо отсюда выбираться! Он стремительно кидается к Паку и, встав на колени, начинает ловко распутывать узлы на веревках. Чанёль с наслаждением поводит затекшими руками, а Бэкхён быстро говорит, расправляясь со второй веревкой: - Скорее всего, мэнши прорвались на базу. Тебе надо как можно быстрее валить отсюда, пока тебя не подстрелили. - Для этого мне нужен туннель, - бормочет Пак. Бэкхён перекидывает через грудь лямку автомата и хватает его за руку: - Я проведу тебя к туннелю. - Его ладонь сухая и горячая, покрытая мозолями и царапинами, но пальцы все такие же изящные и красивые. – Там когда-то был выход на набережную. – Он толкает ногой дверь и кричит: – Только быстрее, давай же, давай! Бён бежит быстро, стремительно лавируя между кричащими и снующими туда-сюда людьми. У Пака саднит в горле от едкого дыма, и он с трудом видит, куда они направляются, пока, наконец, они не оказываются на улице и не прячутся за большим мусорным баком. Бэкхён отпускает его руку и быстро стреляет в выскочившего перед ними высокого мужчину в черном мундире. Пак вздрагивает, а Бён разворачивается к нему и коротко говорит: - Это мэнш. Либо я его убил, либо он бы нас прикончил. Рядом раздается взрыв, и Бён вновь хватает его за руку. Затем вытаскивает из-за пазухи револьвер и спрашивает Чанёля: - Ты умеешь стрелять? Пак отрицательно качает головой. Бэкхён вскидывает руку и ловко стреляет в подскочившего к ним парнишку в черной форме. Пак никогда не видел чью-то смерть, и сейчас все происходящее кажется чем-то ирреальным, будто Чанёль смотрит какую-то военную драму в кинотеатре. Но звуки выстрелов и затхлый запах крови настоящие, в отличие от снятых режиссерами ярких картинок, и Пак пригибается, судорожно вцепившись в руку Бёна. - Я тоже не умел когда-то, - с тоской бормочет Бэкхён, и Чанёль понимает, что тот все еще не привык. Не привык и никогда не привыкнет, но выживать приходится именно таким способом. - До туннеля еще метров пятьсот, - говорит Бён. – Сейчас мы побежим по открытой местности, и там будет опаснее всего. Держись меня, пригибайся и старайся, чтобы снайперы тебя не достали. Понял? - Понял, - бормочет Чанёль, и Бэкхён громко выдыхает, и Пак чувствует, как в его руке подрагивают тонкие пальцы. Хочется сказать ему что-то ободряющее, но Чанёль знает, что в этом нет никакого смысла. Потому что он не тот Чанёль. И не в его тепле этот Бэкхён так отчаянно нуждается. Бён срывается с места, и они бегут. Бэкхён ловко петляет по закоулкам, лавируя между грязными зданиями и развалинами, изредка отстреливаясь от людей в черной форме. Пак бежит изо всех сил, практически физически ощущая присутствие смерти, осязаемой, страшной и реальной. Она, незримая, присутствует здесь везде, где сражаются те, кто когда-то был добрыми друзьями и приятелями, Пак чувствует ее зловонное дыхание и меньше всего на свете хочет оказаться ее жертвой. Только не здесь, не в этом мире, которому он не принадлежит. - Ебаный тир! – раздается рядом громкий хриплый крик и выстрел. Бэкхён коротко вскрикивает и оседает на грязную землю, Чанёль вздрагивает и видит стоящего перед ними коренастого мужчину в черной форме. Бён, морщась, пытается подняться, и Пак замечает расплывающееся на правой ноге тира алое пятно. Мэнш усмехается и ногой отбрасывает в сторону упавший на землю револьвер. - Я тебя пришью, маленький ублюдок, только сначала хорошенько допрошу. И твоего дружка тоже… - Он поднимает глаза на Пака и, побледнев, осекается. - Вы… - неверяще бормочет он. – Что вы… Внезапно раздается громкий щелчок, и он давится словами и, широко раскрыв глаза, кулем падает на землю. Пак вздрагивает и видит, что за его спиной стоит высокий худой человек в черной форме. Который смотрит на него до боли знакомыми, широко распахнутыми глазами. - Чанёль, - всхлипнув, говорит Бэкхён. – Это ты. Странно смотреть на себя со стороны. Перед ним стоит его копия, и Пак с легким страхом рассматривает собственное лицо. Карие глаза, светлая кожа, розовые губы и всклокоченные, слегка вьющиеся темные волосы. Второй Чанёль опускает пистолет и растерянно бормочет: - Ты… - Я – это ты, - говорит Пак. – Только из другого мира. Это сложно объяснить, но я попал сюда через туннель из своей реальности. Парадокс, не правда ли? - Ему надо помочь попасть обратно, - тихо бормочет Бён и, поморщившись, пытается подняться на ноги. – Провести к туннелю, который когда-то вел к набережной. Чанёль-мэнш кидается к нему и бережно подхватывает под руку. - Я понял, - коротко говорит он и кивает Паку. – Бери его под вторую руку и бежим как можно скорее. - Ты мне веришь? – спрашивает Чанёль, и мэнш внезапно улыбается. Немного по-детски, слегка растерянно, но очень ярко и тепло. Настолько, что Пак понимает, что все это время его двойник из этого мира не менялся. И тоже смотрел на все происходящее с ужасом и страхом. - Бэкхённи сказал, что это правда и тебе нужно помочь, - говорит Чанёль-мэнш и кивает в сторону полуразрушенной стены. – Бежим, и как можно быстрее. До туннеля осталось не так много. Взрывы, звуки выстрелов, истошные крики – Чанёль старается просто не слушать их, фокусируясь на безумном желании оказаться как можно ближе к туннелю. Он косится на бегущего рядом второго Пака и говорит, показывая в сторону стены: - В моем мире туннель тоже ведет к набережной. - Надо же, - слабо улыбается Бён и морщится от боли в ноге. Другой Чанёль судорожно сжимает его руку и тихо спрашивает: - В твоем мире ведь нет войны? - Есть, - качает головой Пак. – Но меня она не касается. Чанёль-мэнш стреляет в бегущего к ним мужчину в черной форме и вздыхает: - Война касается всех. Пусть это даже и не чувствуется. Они приближаются к стене, и внезапно другой Пак говорит: - Я бы хотел жить в мире без войны. Самое бессмысленное и омерзительное явление на свете. Рядом раздается громкий взрыв, и Чанёль инстинктивно пригибается, подаваясь вбок. Бэкхён кричит, поворачиваясь к другому Паку: - Твою мать, ракеты! Они пускают ракеты! - Черт, - выдыхает второй Пак и хватает его под руку. – Быстрее, бежим, бежим! Туннель не похож на туннель из его мира. Он узкий, практически полностью разрушенный, а стены покрыты глубокими трещинами. В конце виден слабый светлый просвет, и Пак невольно вглядывается в него, силясь увидеть то, что скрывает туннель за своими границами. - Иди скорее, - говорит ему Бэкхён и кивает в сторону туннеля. Помолчав, он добавляет: - Я надеюсь, вы в своей реальности будете счастливы. Если у нас не получится… - другой Пак крепко сжимает его руку в своей ладони. – Будьте счастливы и за нас тоже. У вас все будет хорошо, хочет сказать Чанёль. Война обязательно закончится, и вы сможете вздохнуть спокойно, не оказавшись по разные стороны баррикад. - Ракета! – раздается истошный вопль, и Бён, вздрогнув, кивает: - Беги. - Но… - начинает было Чанёль, но другой Пак кричит, показывая в сторону туннеля: - Беги, черт тебя подери! Чанёль срывается с места и бежит. Сердце стучит так быстро, будто вот-вот разорвется на части, горло саднит, и Пак повторяет себе как заведенный, что не надо оглядываться. Но не выдерживается и оборачивается, продолжая бежать. Чанёль-мэнш стоит, обняв Бэкхёна, и что-то успокаивающе шепча ему на ухо, крепко сжимает его ладони в своих руках. Бён прижимается к нему вплотную, уткнувшись лицом в его плечо, и Пак видит стремительно приближающийся к ним снаряд, ярко-алый, похожий на вспышку. Чанёль хочет броситься назад и закричать, чтобы они бежали прочь, куда угодно, потому что они тоже могут быть счастливы, стоит только постараться, и… - У него всегда были теплые руки. Он грел мои зимой, когда было особенно холодно… Они знают и потому не бегут, внезапно понимает Пак. Они счастливы потому, что наконец-то можно никуда не убегать. Он разворачивается и стремительно бежит к виднеющемуся вдали просвету. Позади раздается оглушительный звук взрыва, и перед тем, как оказаться поглощенным ослепительным белым сиянием, Чанёль отчетливо видит другого Пака-мэнша, греющего в своих руках тонкие пальцы его Бэкхёна-тира. У Бёна счастливые и спокойные глаза, и в них больше нет боли и безнадежности. И его рукам больше никогда не будет холодно. Пак надеется на это всем сердцем. ****** В голове все еще гремят звуки взрывов, а нутро сжимаются от отвратительного болезненного чувства. Чанёль ожидает, что новая реальность может оказаться еще более пугающей, например, миром, где человечество порабощено кровожадными пришельцами. Он осторожно открывает глаза и не сдерживает вздоха облегчения: перед глазами оказывается освещенная ярким солнцем набережная, как две капли воды похожая на набережную в его реальности. Неужели он вернулся обратно, мелькает в голове у Пака, но что-то внутри подсказывает ему, что мир другой, хоть и похожий на его собственный до мельчайших деталей. Пак машинально скользит взглядом по текущей мимо него разноцветной толпе и думает, что надо бы добраться до своей квартиры. Почему-то это кажется чем-то необходимым, и Пак быстрым шагом идет по мостовой, окидывая рассеянным взглядом прохожих. Он доходит до знакомого небольшого старого дома и поднимается на второй этаж. Замирает у двери, как две капли воды похожей на входную дверь из его реальности, и, помедлив, нажимает на кнопку звонка. За дверью раздаются громкие шаги, и Пак цепляется рукой за обшарпанную стену, силясь справиться с подступающим волнением. Дверь резко распахивается, и Чанёль видит худенькую невысокую девушку в мешковатой футболке и светлых джинсах. Она настороженно смотрит на него до боли знакомыми светло-карими глазами и спрашивает мелодичным мягким голосом: - Здравствуйте. Вы к кому? «Сестра?» - мелькает в голове у Пака, и он мнется, вглядываясь в до боли знакомые черты. Девушка нетерпеливо барабанит костяшками пальцев по дверному косяку, и Чанёль скользит взглядом по ее изящным музыкальным рукам. - Я ищу Бён Бэкхёна, - медленно говорит он. Поколебавшись, он спрашивает: - Вы случайно не его сестра? - Я единственный ребенок в семье, - улыбается девушка. – Но фамилия у меня Бён. – Я Бён Бэкка. Я живу здесь со своей соседкой Пак Чанми, и… Не может быть, думает Пак и вздрагивает, озаренный внезапной догадкой. Он невольно делает шаг вперед и наклоняется, судорожно вглядываясь в чужое лицо. Карие глаза, четко очерченные розовые губы, каштановые волосы, вьющиеся крупными кольцами и падающие на лоб непослушными волнистыми прядями. Это Бэкхён, только Бэкхён, рожденный женщиной, а не мужчиной. - Что-то не так? – Бэкка не пугается его внезапной близости, только смотрит на него как-то настороженно. Внезапно ее глаза расширяются, и она медленно говорит, прикусив нижнюю губу, едва тронутую светлым тинтом: - Как странно… Вы и Чанми… Вы случайно не… - Нет, - качает головой Пак. – Мы не родственники. – Бэкка нервно одергивает на себе тонкую футболку, и Чанёль, поколебавшись, добавляет: - У нее есть шрам на спине… На уровне лопатки. А, когда вам было по семь лет, вы с ней влезли в яблоневый сад соседей и стащили оттуда несколько штук. Яблоки были противные и недозрелые, но вы, кривясь, все равно съели их все до единого… - Глаза Бэкки расширяются, и Пак медленно продолжает: – И тогда вы дали друг другу обещание никогда никому об этом не рассказывать, потому что тогда казалось, что вы сделали нечто страшное и преступное, ведь воровать, даже недозрелые яблоки, плохо. И так никто не проболтался, ни она, ни ты, даже несмотря на то, что с высоты прожитых лет это кажется такой ничтожной мелочью. В тот вечер у нас обоих здорово болели животы, до сих пор помню это противное ощущение. - Кто ты? – хрипло шепчет Бэкка и цепляется за его руку. – Ты… - Я – это Чанми, - это звучит настолько дико и нелепо, что Пак чувствует себя полнейшим идиотом. – Только Чанми из другого мира, мира, где вы оба мужчины. Ты вряд ли мне поверишь, но… Договорить он не успевает – Бэкка с неожиданной для такой хрупкой девушки силой дергает его на себя. Пак подается вперед, а девушка проворно захлопывает за ним дверь и коротко говорит: - Пойдем в комнату. Пак подчиняется и идет следом за ней, машинально оглядываясь. Квартира выглядит практически идентичной его собственной, не считая того, что она забита множеством чисто девичьих мелочей и безделушек, начиная от симпатичных плюшевых медвежат и кончая постерами с изображением популярных мальчиковых групп. Чанёль всматривается в лица на плакатах и не сдерживает удивленного возгласа: - Это же Girls Generation и 2NE1! - Boys Generation, - поправляет его Бэкка. – Один из самых популярных бойзбендов Азии. Мне они очень нравятся, особенно Тэён и Джесси, - она сокрушенно вздыхает. – Жаль, что Джесси ушел, он был моим биасом… Она пропускает Пака, и он заходит в чистую аккуратную комнату. Спальня Бэкки и Чанми очень похожа на их с Бэкхёном спальню, только все слишком женское. Покрывала на кроватях, цветастые и яркие, подушки в виде котиков и мишек, куча всякой косметической ерунды на прикроватной тумбочке и большая фотография в розовой рамке. На ней счастливо улыбается Бэкка, которая обнимает за плечи высокую худощавую девушку с длинными рыжеватыми волосами. Его женская копия красится в рыжий цвет, машинально думает Пак, вглядываясь в миловидное лицо с большими, ловко подкрашенными глазами. Смотреть на себя в девичьем обличии как-то нелепо и странно, и Чанёль поспешно отводит глаза, переводя взгляд на Бэкку. Та показывает ему рукой на кровать, а сама садится в кресло, положив руки на колени и глядя на него в упор. В комнате воцаряется молчание, прерываемое лишь доносящимся с улицы громким лаем собак. Бэкка продолжает буравить его взглядом, и Пак уже открывает рот, дабы сказать какую-нибудь ничего не значащую ерунду и покончить наконец с этой гнетущей тишиной, но девушка его опережает: - Какой он, твой мир? Пак замирает, затем говорит, не скрывая облегчения: - Ты мне веришь? Это круто, а то я думал, что сейчас ты оглушишь меня утюгом по голове и оттащишь в ближайшую психушку. - Я даже не помню, где у нас лежит утюг. - Она улыбается, и сердце Пака пропускает удар. Бэкка складывает руки на груди и, помедлив, тихо добавляет: - И потом, ты выглядишь точь-в-точь, как она. Я часто представляла, как она могла бы выглядеть, будь она мужчиной. - В темных глазах загорается нечто знакомое Паку до боли в груди. - И ты выглядишь абсолютно так же, как в моих дурацких мечтах. Ты тоже, хочет сказать Чанёль. Ты такая же, как в моих больных фантазиях, когда я, доведенный до отчаяния, думал о том, как было бы прекрасно, будь Бэкхён девушкой. Никакого осуждения со стороны общества, никаких собственных душевных метаний, когда ощущаешь себя больным и помешанным, никакого презрения со стороны родителей, друзей и Бёна, который явно не примет со счастливой улыбкой на лице тот факт, что его лучший друг гребаный извращенец. Только он, Пак Чанёль, и хорошенькая девушка с вьющимися каштановыми волосами, большими глазами и тонкими музыкальными пальчиками. Такая, как Бэкка, которая смотрит на него удивительно понимающе. - В моем мире все так же, как у вас. - Пак машинально скользит взглядом по худым девичьим коленям, туго обтянутым узкими джинсами. - Только все другого пола, противоположного. Я - парень, ты - мой друг по имени Бэкхён, а Girls Generation - женская группа, и мне, кстати, тоже нравится Джессика, она очень хорошенькая и поет хорошо. - Джессика? - Бэкка улыбается. - Интересно, как тогда зовут Саннибоя и Стефана? - Прекрати, ты заставляешь мой несчастный разум взрываться! - восклицает Пак, глядя на смеющуюся девушку. - Я и так после прошлой реальности... Он осекается. Перед глазами возникают двое: затянутый в черный мундир долговязый худой мэнш, бережно прижимающий к себе невысокого всклокоченного тира. К горлу подступает горький комок, и Пак молча отворачивается, опуская взгляд на свои грязные кроссовки. - Бэкхён... - нараспев произносит Бэкка. - Мне нравится, как это звучит. Ты сказал, что вы с ним тоже лучшие друзья? - Да. - На указательном пальце девушки Пак замечает маленькое серебряное колечко с бирюзой и машинально разглядывает красивую безделушку. Перед глазами возникает Бэкхён, реальный и практически осязаемый, и Пак медленно повторяет, ощущая, как болезненно сжимается сердце в груди. - Лучшие друзья... - Ты ведь любишь его по-другому, - Бэкка не спрашивает, она произносит это как некую аксиому. - Ты любишь ее... - Она осекается и, сжав губы, поправляется. - Ты ведь любишь его не как друга? - Я люблю его так же, как ты любишь Чанми. Девушка замирает и открывает рот, чтобы, видимо, возразить, но внезапно устало вздыхает и смотрит на Пака в упор: - Это больно. - Очень. Она выглядит практически точной копией Бёна, но в ней есть нечто неуловимо женственное и хрупкое. Чанёль скользит взглядом по ее худым плечам, тонким рукам, холмикам груди, проглядывающим сквозь ткань хлопковой футболки, и тихо повторяет: - Очень. Особенно когда больше всего на свете боишься, что он узнает и осудит. Это только в романтических комедиях, когда ты признаешься в любви и все рано или поздно бывает хорошо. В реальности все обычно херово, слезливо и сложно, а если ты любишь того, кого не одобрят другие, то и подавно. - Я боюсь, - неожиданно говорит Бэкка. – Я боюсь, что меня все осудят, что от меня отвернутся родители и друзья. Я больная, да? Я больная, потому что люблю ее? - Нет, - качает головой Пак, и девушка тихо всхлипывает, прикрывая ладонями лицо. У всех есть предел, думает Чанёль, поднимаясь из кресла и подходя к кровати, где сидит Бэкка. У нее, видимо, прямо сейчас наступил такой момент, когда вся тщательно скрываемая боль и тоска рвется наружу. Пак опускается на колени, обнимая ее за плечи и прижимая к себе, и чувствует, как она цепляется пальцами за его помятую пыльную футболку, рвано выдыхая. - Ты не больная, - уверенно отвечает он, и почему-то ему кажется, что прежде всего он убеждает самого себя. Бэкка поднимает голову и смотрит на него покрасневшими глазами. По щекам размазалась тушь, и она неловко вытирает ее с кожи. - Я больная, - внезапно говорит она, - но я ничего не могу с этим поделать. Я пыталась, знаешь? Но мне никто, кроме нее, не нужен. И, черт возьми, сколько раз я думала, как было бы хорошо, будь она парнем. Все было бы так легко и просто. - Да, - эхом повторяет Пак и ощущает, как она сжимает руки на его плечах. – Все было бы так просто… Ее губы пахнут вишневым блеском для губ, они мягкие и нежные, и Чанёль, закрывая глаза, отстраненно спрашивает себя, такие же губы у его Бэкхёна? Наверняка они более жесткие, слегка обветренные, и от них совершенно точно не пахнет ни помадой, ни тинтом, никакой другой липкой дрянью. От Бэкхёна пахнет чем-то свежим и терпким, и Пак вдыхает исходящий от Бэкки запах сладковатых духов, приторных и слишком удушающих. Он опрокидывает ее на кровать и касается губами тонкой шеи, на что она прерывисто выдыхает и подается ему навстречу. Ее ладони скользят по его спине, мягко оглаживая выступающие лопатки, Чанёль хватается за край ее футболки и невольно замирает. Бэкка поднимает руки и помогает ему стащить с себя пахнущую дезодорантом одежду, и Пак проводит кончиками пальцев по ее впалому животу, опуская взгляд на небольшую грудь, скрытую кокетливым бюстгальтером, украшенным светлым кружевом. Чанёль опускает ладони на ее груди, слегка сжимая, и Бэкка громко выдыхает, сжимая кончиками пальцев светло-розовое покрывало. Она красивая, отстраненно думает Пак, наклоняясь и касаясь губами ее губ. Именно такая, каким должен был быть Бэкхён, родись он другого пола в его, Чанёля, мире. Вьющиеся каштановые волосы, разметавшиеся на подушке, светло-розовые губы, красивая грудь, небольшая, но аккуратная, и выступающие ключицы. Бэкка привлекательная, она выглядит как Бэкхён, говорит как Бэкхён, смеется так же, как смеется Бэкхён. Она девушка, и потому в происходящем нет ничего предосудительного и отвратительного. Все абсолютно нормально, как и должно было бы быть. И в то же время все это неправильно. Потому что Бэкка не он и никогда им не станет, и с этим ничего не поделаешь. Потому что Пак по-прежнему любит Бёна, трепетно, нежно и отчаянно, настолько, что становится плевать на всякие условности и общественное порицание. - Я не могу, - говорит Пак и отстраняется, садясь на кровати. Он обхватывает ладонями голову и зажмуривается, вдыхая пропахший сладковатыми духами Бэкки теплый воздух. – Ты очень красивая и выглядишь почти так же, как он, это то, что казалось нужным и верным, но… Девушка молча садится и, нашарив футболку на кровати, надевает ее обратно. Затем придвигается ближе к Паку и тихо отзывается, складывая руки на коленях: - Я понимаю. Я думала, что если бы на месте Чанми был мужчина, то все было бы проще. Но… - она поворачивается лицом к тумбочке и скользит взглядом по фотографии в большой яркой рамке, - в этом, наверное, и есть загвоздка. У тебя есть своя Бэкка, точнее, свой Бэкхён, и только с ним ты ощущаешь то самое, безумное и всепоглощающее чувство, а у меня есть своя Чанми, которую не заменишь никем, даже ее точной копией из другой реальности. – Она поворачивается к Паку и грустно улыбается. – Парадокс, да? - Да, - кивает Чанёль и, повинуясь внезапному порыву, обнимает ее за плечи. Бэкка кладет голову ему на плечо, и Пак повторяет: – У каждого из нас есть свой Бён Бэкхён, и для каждого он особенный. Воцаряется тишина, прерываемая лишь неровным дыханием девушки. Бэкка тыкает его острым локтем в бок и говорит: - Если тебе нужен туннель, то тут есть еще один, неподалеку. Пешеходный переход до того маленького сквера на углу. - У нас он тоже есть, - невольно улыбается Пак. – Сквер, в котором стоит памятник величайшему герою Кореи Хон Гиль Дону. - Героине, - поправляет его Бэкка. – И зовут ее Хон Гиль… Она не договаривает и начинает громко смеяться. Постепенно смех переходит в плач, тихий, прерывистый и отчаянный, и Пак вновь обнимает ее за плечи, прижимая к себе и поглаживая по мягким волосам. Волосы Бэкки пахнут тем же шампунем, которым пользуется Бэкхён, и Чанёль вдыхает до боли знакомый запах, ощущая острый укол в груди. И думает, что девушка с большей охотой оказалась бы в объятиях совершенно другого человека. Пусть и не в таких по-мужски крепких, но в таких родных и любимых хрупких девичьих руках. До туннеля они идут абсолютно молча. Бэкка шагает рядом, сосредоточенно глядя перед собой, а Чанёль слишком вымотан эмоционально и физически, чтобы вести светские беседы. Чужая горечь, страдания и слезы накапливаются в нем, будто песок в стеклянных часах, и Пак ощущает, как они переполняют его нутро, заставляя сердце болезненно сжиматься. Наконец Бэкка останавливается у узкого прохода и бодро говорит: - Мы пришли. Пак молча кивает и, поколебавшись, тянется и треплет ее по спутанным каштановым волосам. Внезапно в голове что-то щелкает, и он хватает ее за плечи, притягивая ее к себе практически вплотную. Со стороны они наверняка кажутся пылкими возлюбленными, которые не могут сдержать бушующих чувств, но в реальности, обнимая ее, Чанёль не ощущает ничего, кроме желания защитить и ободрить, как старший брат хочет оберегать маленькую сестренку от всяческих невзгод. Сердце Бэкки бьется мерно и спокойно, и она обнимает Пака в ответ, утыкаясь лицом в его плечо. - Давай пообещаем друг другу признаться, - тихо шепчет ей на ухо Пак. Бэкка вздрагивает и поднимает голову, и Чанёль протягивает ей руку с согнутым мизинцем. - Так нельзя, - говорит он и кивает в сторону туннеля. – Убегать вечно нельзя. Все равно будет больно, так почему просто не попытаться? Тем более, во всех реальностях, где я бывал до этого, Чанёль и Бэкхён любили друг друга взаимно. - Почему-то перед глазами вновь возникают взрывающиеся снаряды и бледное лицо Двенадцать Двадцать Один, и Пак вздрагивает, отгоняя накатившее на него липкое наваждение. Он смотрит на Бэкку в упор и качает головой: - Если ты не скажешь ей, то все равно рано или поздно сломаешься. Если я не скажу ему, то сдохну где-то глубоко внутри, и дальше буду просто существовать как какое-нибудь одноклеточное животное. Молчать нет никакого смысла, лучше один раз обжечься, чем гореть долго и мучительно, пока от тебя наконец не останутся тлеющие угольки. – Он тыкает Бэкку согнутым мизинцем. – Обещание? Некоторое время она молча смотрит на него не мигая. Наконец на ее губах появляется робкая улыбка, и она отвечает, протягивая ему мизинец: - Ты говоришь как какой-нибудь персонаж из дешевой дорамы. – Палец Бэкки цепляется за его палец, и маленький камешек бирюзы слегка царапает кожу на костяшке. – Обещание. Пак улыбается и, несколько раз тряхнув рукой, разгибает мизинец. Он кивает Бэкке и разворачивается к проходу, делая глубокий вдох. - Чанёль! Он оборачивается. Бэкка скрещивает руки на груди и, подмигнув, говорит: - Я надеюсь, Чанми целуется так же хорошо, как и ты. – Чанёль невольно смеется, а она добавляет: – Я постараюсь проверить это сегодня вечером. Держи за меня кулаки, где бы ты ни был. Пак кивает и, развернувшись, делает шаг вперед. Туннель темный и широкий, внутри пахнет свежей краской и чем-то химическим, и Чанёль думает, что у Бэкки должно все получиться. Потому что Чанми на фото смотрит на нее так, будто она – самое прекрасное, что когда-либо появлялось в этой чертовой реальности. Может, Бэкхён смотрит на него точно так же. Только Чанёль слишком ослеплен собственной любовью, чтобы увидеть это в чужих глазах. ******* В коридоре пусто, и Чанёль оглядывается, ощущая, как по коже пробегает легкий холодок. Стены серые и какие-то безликие, пол покрыт грязноватой светло-коричневой плиткой, и повсюду двери. Абсолютно идентичные, из дешевого желтоватого материала, и Пак ощущает себя настоящей Алисой в Стране Чудес, беспомощно скользя взглядом по стенам. Это место пугает и заставляет его почувствовать себя ничтожным и потерянным, и Чанёль, коротко выдохнув, неуверенно берется за одну из ручек. Неизвестность пугает, и Пак невольно думает, что наверняка за дверями скрывается нечто страшное. Вроде жуткого клоуна или чудовища с огромными клыками, которое только и ждет, когда очередной глупый скиталец откроет дверь в его владения. Неожиданно соседняя дверь распахивается, и оттуда выходит худощавый невысокий мужчина в серых свободных брюках и мешковатом бежевом свитере. Он прижимает к себе стопку бумаг. Пак не сдерживает вздох облегчения, бросается к нему со всех ног и хватает его за руку. - Простите, конечно, это прозвучит странно, но вы не скажете, где я сейчас нахожусь? - сбивчиво спрашивает он, крепко вцепившись в запястье мужчины. Тот медленно поднимает голову, и Пак вздрагивает: на него смотрят абсолютно пустые, похожие на прозрачные льдинки глаза. - Вы в центральном офисе Министерства экономического развития Республики Корея, - равнодушно отвечает мужчина, не высказывая ни малейшего удивления. - Вот за этой дверью находится отдел планирования, за другими - различные структурные подразделения. Пройдитесь по кабинетам, быть может, найдете то, что вам нужно. Его голос звучит монотонно и как-то искусственно, будто Чанёль слушает включенный автоответчик. Он благодарит мужчину, и тот разворачивается к противоположной стене, спокойно двигаясь в сторону одной из дверей. - Я ищу Бён Бэкхёна, - неожиданно для самого себя выпаливает Пак. Мужчина замирает, и Чанёль добавляет: - Вы случайно не знаете, где можно его найти? Он ждет, что незнакомец спросит его, кто он такой и зачем ему нужна такая информация, поступит так, как сделает любой нормальный человек. Но мужчина равнодушно смотрит на него стеклянными глазами и спокойно отвечает: - Он сидит в моем отделе, как раз за той дверью, где вы стоите. Стол номер пять, слева от входа. - Спасибо, - бормочет Пак и едва сдерживается, чтобы не отвернуться, потому что от чужого безмятежного взгляда по коже пробегает легкий холодок. Мужчина кивает ему в ответ, и, нажав на дверную ручку, заходит в очередную комнату, а Чанёль разворачивается к двери и, поколебавшись, заходит внутрь. Комната огромная, густо заставленная абсолютно идентичными светло-серыми столами, за которыми сидят люди, одетые в практически одинаковую одежду блеклых неярких цветов. Пак невольно ежится: все присутствующие механически бьют пальцами по клавиатуре, глядя на светящиеся ярким голубоватым светом мониторы. Изредка кто-то из них тихо говорит что-то другому, наверняка раздает указания или делает замечание, и затем снова возвращается к прерванному занятию, продолжая монотонно долбить по маленьким клавишам. Обычно в офисах бывает шумно, люди носятся туда-сюда, кто-то громко разговаривает по телефону, кто-то – отвлекается, чтобы ответить, и ни одна живая душа не сидит вот так вот перед монитором, будто робот, следуя четко заданной инструкции. Это вызывает у Пака подсознательное чувство дискомфорта, и он медленно идет по проходу, машинально скользя взглядом по табличкам, прикрепленным над каждым столом. Номер десять, девять, восемь, семь, шесть… Сердце пропускает удар, когда он видит Бэкхёна, который, как и все остальные, что-то быстро печатает, не отрывая взгляда от экрана. Темные волосы Бёна аккуратно уложены в какую-то нелепую прилизанную прическу, похожую на ту, что когда-то была у него в детстве, когда его стригла мама специальными ножницами с большими лезвиями. Худые плечи скрывает мешковатый серый кардиган, и сердце Пака невольно екает: Бэкхён ненавидит такие бесцветные, скучные и несуразные вещи. Он молча смотрит на Бёна, почему-то не в силах сдвинуться с места, и тот, будто почувствовав его взгляд, оборачивается. - О, Чанёль, - говорит он спокойным, абсолютно равнодушным голосом. – Что ты здесь делаешь? У тебя же рабочий день сейчас в самом разгаре. Что-то случилось? Физически больно видеть, что у Бэкхёна такие же пустые, похожие на стеклянные пуговицы, как и у всех остальных в этой странной реальности, глаза. Чанёль молча кивает и хрипло бормочет, делая шаг вперед: - Кое-что случилось. Мы можем поговорить где-нибудь наедине? - Наедине? – уточняет Бён. Чанёль ничего не отвечает, и Бэкхён встает из-за компьютера, отряхивая серые плотные брюки. – Тогда давай выйдем в коридор. Иначе мы будем мешать рабочему процессу. Он медленно идет по проходу, и Пак молча следует за ним, наблюдая за его худощавой фигурой, скрытой мешковатой бесцветной одеждой. Остальные люди в комнате скользят по ним равнодушными взглядами и тут же отворачиваются обратно к мониторам, и Чанёль с трудом подавляет животное, запредельное желание сделать что-нибудь сумасшедшее. Например, сорвать с себя штаны, пуститься в пляс прямо на одном из идеально чистых столов, совершить нечто такое, что заставит всех этих чертовых роботов проявить хоть какой-то намек на яркие и живые эмоции. Эти люди не делают ровным счетом ничего плохого, но они пугают. И от их мимолетных взглядов по всему телу проходит липкий холодок. Они выходят в знакомый Паку коридор, и Бэкхён плотно закрывает хлипкую дверь. Чанёль прислоняется к холодной жесткой стене, а Бён становится перед ним и спокойно говорит: - Так что ты хотел обсудить? Видеть его таким невыносимо. Все подготовленные слова вылетают из головы, как пробка из закупоренной бутылки, и Пак с нескрываемым раздражением выпаливает: - Черт возьми, ты можешь проявлять хоть какие-то эмоции? Или тебе вообще на все насрать?! - Грубо, - невозмутимо отзывается Бэкхён. – Ты же и сам прекрасно знаешь, что я могу проявлять эмоции согласно сохраненному базовому минимуму. Ты же и сам проходил через последнюю стадию адаптации, или у тебя провалы в памяти? Тебе вызвать доктора? Я могу позвонить в «Скорую», и… - Я не твой знакомый Чанёль, - прерывает его Пак, чувствуя, как нутро сжимается от подступившего болезненного чувства. – Я другой Пак, который пришел из своей реальности, пройдя через туннель. Ты можешь мне не верить, но все именно так. Он ждет, что Бён засмеется и скажет, что он ненормальный. Вызовет охрану, которая наверняка присутствует в этом странном месте и выгонит его взашей, и это будет правильно и, главное, это будет проявлением хоть каких-то чувств. Но Бэкхён продолжает молча смотреть на него не мигая. Его зрачки слегка расширяются, и он кивает: - Я тебе верю. Ты ведешь себя слишком странно, чтобы быть Пак Чанёлем, которого я знаю. Кроме того, туннель у нас и вправду есть. - Он указывает в сторону двери в конце коридора. - Он ведет из подвального помещения, где находится отдел, на улицу. - Черт тебя возьми, и тебя это ничуть не удивляет?! – вскрикивает Пак. – Кто ты, мать твою?! Ты что, робот? Гребаная железяка из шестеренок и гаек? - Вы в своем мире не проходите адаптацию, - спокойно отвечает Бэкхён. – Именно поэтому ты сейчас так злишься и ругаешься. Это все эмоции. Эмоции, от которых в нашей реальности избавляются. - Избавляются? – это звучит абсолютно дико. Можно попытаться избавиться от чего угодно: от неугодных тебе внешних черт и признаков, от страхов или фобий путем долгой терапии, но избавиться от эмоций? Это кажется нереальным и безумным. - В эмоциях причина всех наших бед и страданий. - Бэкхён смотрит на него блестящими, похожими на стеклянные шарики глазами. – Из-за них люди совершают преступления, кончают жизнь самоубийством и творят безумные поступки. Наша цивилизация давно осознала бесполезность этих человеческих слабостей, вот почему начиная с четырнадцати лет мы постепенно начинаем избавляться от эмоций с помощью специальной технологии. - Его губы трогает некое подобие улыбки, и Чанёль невольно вздрагивает. – Процесс проходит постепенно, чтобы было проще привыкнуть и принять. Бэкхён одергивает на себе свободный свитер и спокойно продолжает говорить: - Сначала ты избавляешься от ненависти и зависти, потом – от всех промежуточных эмоций и чувств, затем следует страх, и завершающий и самый сложный этап – это любовь. - То есть вы вообще не любите? – переспрашивает Пак. – Вы не испытываете ни к кому никакой привязанности? - Привязанность есть, но она легкая и не вызывает никаких неудобств, - качает головой Бён. – Ты по-прежнему привязан к родным и друзьям, но больше нет нужды в ненужных страданиях и поисках. Никакой страсти, никакой излишней одержимости, только расположение и понимание того, что тебе действительно нужно. Например, хорошая и достойная жена, с которой будет приятно разделить досуг. Он замолкает и молча смотрит на серую стену, на которую опирается Пак. Чанёль вглядывается в его спокойное безмятежное лицо, пытаясь найти в нем хотя бы что-то, что напомнило ему привычного Бэкхёна, яркого, эмоционального, который всегда заразительно смеется и не может сдержать слез из-за плохого конца любимой дорамы. Бён переводит на него взгляд, и Чанёль видит лишь пустые равнодушные глаза. Никаких чувств, только что-то плещется на дне, как в глубоком вязком болоте. - Я люблю Бэкхёна из своей реальности, - наконец говорит он. В лице Бёна не меняется ровным счетом ничего, и Пак добавляет, подаваясь вперед и оказываясь к Бёну практически вплотную: - А он? Он любил тебя? - Любил, - говорит Бэкхён, и Чанёль едва подавляет настойчивое желание отшатнуться от него, как от прокаженного. – И я его любил. Давно-давно, еще до завершающего этапа адаптации. Не было страшно или стыдно, ведь все эти чувства мы уже потеряли, нам оставались лишь радость и любовь, безумная, как и у всех в нашем возрасте. - На секунду Паку кажется, что голос Бёна слегка ломается, но Бэкхён продолжает спокойно говорить. – Поэтому, когда пришло время адаптироваться, было очень плохо. Больно так, как никогда не было физически. Я думал, что умру, настолько мне не хотелось отдавать кому-то свою любовь, потому что она казалась мне такой ценной и прекрасной. Неожиданно он замолкает. В коридоре воцаряется тишина, и Пак смотрит на прилизанную макушку Бёна. - Через адаптацию проходят все, - внезапно добавляет Бэкхён. – И сразу все проблемы уходят прочь. Больше не надо бояться осуждения того, насколько это все неправильно и плохо. У меня осталась только привязанность к Чанёлю, и ничего больше. Разве это не прекрасно? Любить – это очень больно. Особенно когда не знаешь, сможет ли объект твоих чувств ответить тебе взаимностью, когда боишься, что общество тебя не примет и ты останешься наедине с разбитым сердцем и вывернутой наизнанку душой. Порой Пак думает, что было бы намного проще без нее. Так, чтобы больше никогда не ощущать это безумное, похожее на агонию чувство, так, чтобы не надо было мучиться и страдать, а просто плыть по течению, свободным от всех печалей и терзаний. Но сейчас он смотрит на лицо Бэкхёна, похожее на гипсовую маску, и думает, что не отдаст свою любовь ни за что на свете. Даже в обмен на спокойствие и долгожданное умиротворение. - Они не могли отобрать ее у тебя, Бэкхён, - шепчет Пак и хватает Бёна за худые плечи. Его зрачки чуть расширяются, и Чанёль кричит будто безумный, тряся Бэкхёна и заглядывая ему в глаза: - Черт возьми, они просто не могли забрать у вас эти чертовы чувства! Ты любишь его, Бэкхён, ты любишь своего Чанёля, а он любит тебя, и никакие долбаные лекарства и механизмы не способны на это повлиять! Проснись же, Бэкхён! – Он отчаянно кричит на замеревшего Бёна, пытаясь до него достучаться. – Я знаю, что ты не мог просто так сдаться! Не мог, черт тебя возьми!!! Несколько дверей открываются, и оттуда выходят люди. Один из них скользит взглядом по всклокоченному, раскрасневшемуся Паку, который судорожно цепляется за плечи Бёна, и говорит, обращаясь ко второму: - Кажется, он не прошел адаптацию. Он ведет себя странно и дико, ему срочно нужно помочь. - Многие испытывают сложности с адаптацией, - кивает он и делает шаг в сторону Пака. – Главное, вовремя помочь ему с этим справиться. Чанёль выпускает плечи Бёна и делает шаг назад. Люди в бесцветной одежде наступают на него, их много, и Пак на себе ощущает, что чувствовал Чанёль из этого мира, когда пришло время для завершающей стадии. Он был против. Он отчаянно сопротивлялся и цеплялся за ускользающие эмоции, но их, людей в сером, было намного больше, и Пак будто видит его собственными глазами, отчаянно пытающегося сбежать и скрыться от этой чертовой равнодушной толпы. Чанёль не может знать этого наверняка, но почему-то совсем не сомневается в том, что Пак пытался. Как пытался и Бэкхён, больше всего на свете не хотевший отдавать последнее, самое драгоценное чувство. Чанёль чувствует себя загнанным зверем, прижимаясь к стене, а один из них слегка улыбается и тихо говорит, протягивая к нему руки: - Все будет хорошо. Скоро ты почувствуешь себя лучше. Мы поможем тебе, можешь не сомневаться. - Стойте! – воздух разрезает громкий отчаянный крик. Человек замирает, а Пак поднимает взгляд и видит Бэкхёна, стоящего позади толпы и смотрящего на него в упор. Беги, говорят ему глаза Бёна, на илистом дне которых проглядывает что-то живое. Беги, одними губами повторяет ему Бён, и в стеклянных зрачках пробуждается нечто, похожее на страх и отчаяние. Беги, пока они не схватили тебя и не забрали у тебя самое дорогое. И Пак разворачивается и бежит. Люди бегут за ним, что-то монотонно повторяя про адаптацию и долгожданное умиротворение, но Чанёль со всех ног спешит к хлипкой двери в конце коридора, что выведет его прочь из этой бесцветной реальности. Он приближается к двери и быстро нажимает пальцами на тонкую латунную ручку. И перед тем, как шагнуть за высокий порог, думает, что еще не все потеряно. Он видит их. Чувства, которые медленно пробуждаются на дне стеклянных глаз, делая их похожими на настоящие и живые. Бэкхён из этого мира все еще помнит. И он поможет вспомнить и своему Чанёлю, даже если для этого потребуется убежать от равнодушных «адаптированных» людей. В этом Чанёль не сомневается. Ни на секунду. ******** В ноздри ударяет приятный запах свежей выпечки и чего-то сладкого. Чанёль открывает глаза и видит просторную комнату, заполненную многочисленными стеллажами с какими-то толстыми книгами в тяжелых переплетах. Пак машинально берет в руки одну из них: «Пособие по практической магии воды». - Что за чертовщина, - бормочет Чанёль и машинально садится на небольшую кушетку, оббитую красным бархатом. Раздается громкий свист, и прямо перед лицом Пака материализуется небольшой журнальный столик из светлого дерева. Чанёль не сдерживает испуганного возгласа и невольно подскакивает, подаваясь назад, и внезапно слышит знакомый голос, наполненный нескрываемым весельем: - Не бойся, он тебя не укусит. – Пак разворачивается и видит стоящего позади него Бэкхёна. Волосы у Бёна светло-розовые и почему-то стоящие дыбом, и Чанёль смотрит на него во все глаза. Бён кидает быстрый взгляд в зеркало и громко ойкает: - Ох, черт возьми, опять баг при телепортации! Он бормочет себе что-то под нос, и буквально через секунду волосы вновь становятся черными. Затем спокойно садится в кресло перед Чанёлем и невозмутимо спрашивает: - Может, ты хочешь чаю? - Твою мать. - Паку кажется, будто он попал в какой-то фэнтези-фильм. – Ты что, умеешь колдовать? - Конечно, - пожимает плечами Бён. – В нашем мире все могут колдовать. Кто-то хуже, кто-то лучше, у кого-то есть своя особая специализация. Мне, например, лучше дается магия света, а Чанёлю – магия огня. – Он что-то говорит себе под нос, и на журнальном столике возникает симпатичный фарфоровый чайник, сахарница, две чашки и свежие булочки в плетеной корзинке. Пак таращится на них во все глаза, а Бён наклоняется, берет в руки чайник и принимается осторожно разливать ароматный напиток по чашкам. - Если в вашем мире нет магии, то это не значит, что ее не может быть в другой реальности, - добавляет он и протягивает Чанёлю булочку. – Будешь? С корицей, моему Паку они очень нравятся. - Так ты… - неуверенно начинает Чанёль. – Знаешь? О том, что я… - Из другого мира? – спокойно перебивает его Бэкхён. – Конечно, знаю. Во вселенной есть великое множество реальностей, и в каждой, то есть почти в каждой реальности есть свой Пак Чанёль и свой Бён Бэкхён. - Я прошел сквозь туннель и оказался в совершенно другом мире. - В комнате тепло и уютно, и Чанёль невольно расслабляется, ощущая, как по всему телу разливается мягкое тепло. – Это так странно, я никогда не думал, что такое возможно. - Главная проблема вашей реальности в том, что вы постоянно ставите себе ограничения, - неожиданно серьезно говорит Бэкхён. – Вы придумываете какие-то идиотские нормы и стандарты, и тех, кто им не подчиняется, моментально объявляете врагом. В вашем мире тоже была магия. Сильная, живая и настоящая, но вы попросту перестали в нее верить. Почему? Из-за каких-то придуманных кучкой людей бредней. Почему вы вообще решили, что магия – это миф? - Я не знаю, - качает головой Пак. Немного помолчав, он спрашивает: - Значит, в нашем мире больше нет магии? - Есть, но очень мало. - Бён делает жест рукой, и на столе появляется тарелка с кимбабом. Бэкхён берет в руки палочки и подцепляет один кусочек. – И она такая слабая, что ее практически невозможно ощутить. Он дожевывает свой кимбап и смотрит на Пака в упор. Чанёль с тихим стуком ставит чашку на стол и, помедлив, говорит: - Так, значит, я смог перенестись через туннель благодаря магии? - Нет, - Бён улыбается и качает головой. – Вашей магии не хватило бы даже на то, чтобы сотворить вот такую тарелку кимбаба за раз. Ты прошел через туннель, потому что очень захотел. Тебе было это настолько нужно, что ты попросту наплевал на все заложенные ограничения, забыл, что это невозможно и неправильно. И твоя реальность с готовностью тебе подчинилась, понимаешь? - Нет, - честно отвечает Пак. – Как можно попасть в другую реальность только из-за того, что просто захотел? А как же законы физики? А как же элементарная логика? - Ты опять ставишь себе какие-то ограничения, - качает головой Бён. – Какие законы? Какая логика? Ты просто захотел и прошел. А понять ты ничего не можешь, потому что привык думать так, как нужно. Как это тебе навязали другие люди, которые придумали все эти законы и принципы задолго до твоего рождения. Ты не умеешь быть свободным, Чанёль, и мыслить так, как тебе самому хочется. Именно поэтому ты никогда и ни за что не поймешь. В комнате вновь воцаряется молчание. Бэкхён взмахивает рукой, и в небольшом камине вспыхивает яркое трескучее пламя. Пак допивает остывший чай и, собравшись с духом, спрашивает: - В вашей реальности все по-другому? - Конечно, - кивает Бэкхён и скрещивает руки на груди. – В нашей реальности мы сумели избавиться от ограничений. И потому практически каждый человек в моем мире живет счастливо. Потому что у нас просто нет всех этих предубеждений. Например, в вашей реальности то, что ты любишь Бэкхёна, считается диким. В моей же нас с Чанёлем принимают как должное. - Но как же вы живете без каких-либо правил? – это совершенно не укладывается в голове Пака, как и то, что Бэкхён знает о нем такие вещи, о которых он не говорил вслух. – Как же преступность? Как же всякие моральные уроды и извращенцы? - Зло – это некий алгоритм, - говорит Бён. – В человеке заложено, что он должен делать что-то плохое, потому что ему это внушали с самого рождения. Кто-то заложил в него некую программу, поэтому он не может вести себя иначе. В нашей реальности такого не может быть, потому что люди не делают других людей несчастными. Те, в свою очередь, не передают этот алгоритм своим близким. Всякие, как ты говоришь, моральные уроды появляются лишь потому, что таковыми их делают другие, потому что когда-то в геном их предков кто-то заложил этот некий дефектный ген. – Бэкхён разводит руками. – В моем мире нет преднамеренных убийств, педофилии, жесткости и прочих грязных вещей. Потому что люди просто перестали в этом нуждаться. - Но то… что вы… - осознать это сложно, но Пак пытается. Пытается мыслить свободно и открыто, так, как об этом говорит этот Бэкхён. Бён понимает его без слов и пожимает плечами: - Ты о том, что мы с Чанёлем вместе? Что в этом неправильного и плохого? - Но вы же оба мужчины, - тихо отвечает Пак и почему-то сам ощущает, что его слова лишены всякой рациональной основы. – Вы должны создавать потомство и продолжать род. - Мы никому ничего не должны, - хмыкает Бён. – Кто вообще такое сказал? Мы должны жить так, как нам хочется, и, если в наше счастье не укладывается рождение детей, то так тому и быть. Есть женщины и мужчины, которые любят друг друга и рожают детей, а есть женщины, которых любят других женщин, и мужчины, которые любят других мужчин, и в этом нет ничего неправильного и дикого, ведь так? - Так, - бормочет Чанёль, - но… - Я понимаю, - неожиданно серьезно говорит Бён. – Другие, к сожалению, этого не понимают и не принимают. Он смотрит на Пака с нескрываемым участием и жалостью. Голова идет кругом от обуревающих ее раздумий, Чанёлю кажется, будто кто-то заполнил ее целиком и полностью всей этой странной для восприятия информацией, и теперь даже выдохнуть удается с трудом. Он машинально встряхивает головой и начинает: - А откуда… - Откуда я знаю все про тебя и твою реальность? – перебивает его Бён. – Угадай. - Магия? – предполагает Пак. Бэкхён смеется и кивает. - У тебя аура говорящая. Все-все видно как на ладони. - Так значит, ты знаешь, - начинает было Чанёль, но Бэкхён снова его прерывает: - Знаю. Но ничего тебе не скажу. Он встает из кресла и подходит к кушетке, садясь рядом с Паком. - Ты должен понять все сам, Чанёль. - От него пахнет какими-то цветами и сладостями, бедром он прижимается к бедру Пака, и тот чувствует исходящий от Бёна жар. – Каждое путешествие сквозь реальность дает тебе возможность осознать нечто очень важное. То, что это чувство нельзя променять ни на что на свете, то, что все, конечно, непросто, но у других может быть еще сложнее и хуже. - Перед глазами Пака возникает Чанёль-мэнш и Двенадцать Двадцать Один, и он прерывисто выдыхает. – То, что ты любишь Бэкхёна таким, какой он есть, и его пол не имеет никакого значения. – Ладонь Бёна ложится на его колено, и Чанёль вздрагивает, резко разворачиваясь и практически сталкиваясь с Бэкхёном губами. - А ты? - шепотом произносит Пак, чувствуя, как кожу обжигает чужое жаркое дыхание. – Чему научишь меня ты? Тому, что надо мыслить без границ? - Я научу тебя тому, что не надо бояться его близости. - Пальцы другого Бёна цепляются за его плечи, и он медленно приближается к его губам. – И кое-чему еще, но это ты поймешь уже позже. Он целует его, и Чанёль прикрывает глаза, ощущая, как по губам скользит кончик чужого языка. Он хватает Бёна за свитер и тянет на себя, и он покорно подается вперед, садясь на его колени и потираясь об него пахом. Он целуется умело, жарко, так, что низ живота наливается приятной тяжестью, и сквозь пелену в сознании Пака мелькает мимолетная мысль: как же целуется его Бэкхён? Наверняка не так напористо и жестко, чуть мягче, нежнее, не так, как… Он с трудом подавляет громкий стон, когда ладонь другого Бёна ложится на его пах и сжимает вставший член сквозь плотную ткань брюк. Неожиданно реальность резко плывет перед глазами, и Пак обнаруживает себя на просторной кровати, застланной светлым постельным бельем. - У меня волосы случайно не розовые? – спрашивает он Бёна. Тот стаскивает с себя свитер, обнажая подтянутый живот, и во рту невольно пересыхает, когда Чанёль видит чужую белоснежную кожу и светло-розовые соски. - Нет, - улыбаясь, отвечает Бэкхён и садится на его бедра, вжимаясь пахом в его эрекцию. Пак невольно стонет, а Бён хватается за края его футболки, и Чанёль покорно поднимает руки вверх, помогая Бэкхёну стащить с себя грязную помятую одежду. - Но я бы хотел на такое посмотреть, - шепотом добавляет Бён и, наклонившись, касается кончиком языка его соска. Пак выгибается на кровати, сдавлено выдыхая, и Бэкхён ласкает губами его обнаженную кожу, поглаживая пальцами его член сквозь ткань джинсов. Ощущения сильные и приятные до боли в паху, Бён делает все медленно и умело, распаляя его желание до предела, и Пак чувствует, как эрекция болезненно давит на его ширинку, и громко выдыхает. Это слишком здорово и в то же время кажется каким-то неправильным. Потому что его Бэкхён навряд ли был бы настолько хорош в подобных вещах. С ним бы все происходило медленно и неумело. Паку, скорее всего, пришлось бы взять инициативу в свои руки, касаясь его светлой кожи и заставляя шаг за шагом избавляться от мучительного чувства стеснения. Он бы наверняка закрывал глаза и прижимал ладони к губам, пытаясь заглушить сдавленные стоны, и у Чанёля буквально темнеет в глазах от возбуждения, когда он представляет себе Бёна, который выгибается на кровати под его робкими неуверенными касаниями. Сквозь пелену в ушах Пак слышит звук расстегивающейся ширинки, ощущает, как другой Бэкхён стаскивает с него штаны вместе с бельем, и невольно приподнимается на локтях. - Я... - неуверенно говорит он и смотрит на Бёна. – А ты не думаешь, что… - Нет, - качает головой Бэкхён и сползает вниз, обхватывая его член у основания тонкими пальцами. – Это не измена, Чанёль. Пак давится воздухом, когда губы Бёна касаются его влажной головки, и кончик чужого языка скользит по уретре, вызывая болезненную пульсацию в паху. Чанёль выгибается, невольно подаваясь бедрами вперед, и расширенными глазами наблюдает за тем, как другой Бён ласкает ртом его член. Он делает это умело и возбуждающе, заглатывая его эрекцию практически до основания, так что головка почти упирается в глотку, и Пак невольно думает, что с его хёном все было бы совсем по-другому. Он наверняка ласкал бы его медленно и неуверенно, едва касаясь губами плоти, до безумия стесняясь собственных действий. Другой Бэкхён делает минет очень хорошо. Даже слишком, до ярких звездочек перед глазами. Член в теплом влажном рту болезненно пульсирует, и Пак пытается отстраниться, но Бён в ответ сжимает его плоть губами, слегка царапая кончиками ногтей тонкую кожу на стволе. Тело прошибает судорога удовольствия, и Чанёль кончает, пачкая белесой спермой чужую светлую кожу и распухшие губы. Бён отстраняется и спокойно вытирается краем одеяла, и Пак, пытаясь прийти в себя после оргазма, с трудом шепчет: - Извини, я не хотел, чтобы ты испачкался. - У меня только что был твой член во рту, - хмыкает Бэкхён, садясь на кровати и расстегивая на себе брюки. Пак молча наблюдает за тем, как он стаскивает с себя вельветовые джинсы вместе с трусами, обнажая порозовевшую эрекцию. Бён наклоняется и тянет его штаны и белье на себя, и Чанёль покорно задирает ноги вверх, позволяя раздеть себя полностью. Бэкхён сдувает со лба упавшую прядь волос и проводит кончиками пальцев по его напряженному животу. – Тебе не кажется, что нет уже никакого смысла стесняться. - Я и не стесняюсь, - Чанёль давится воздухом, когда Бэкхён берет его руку и погружает его пальцы в рот, проводя кончиком влажного языка по подушечкам. Член болезненно пульсирует, Бён смотрит на него из-под полуопущенных ресниц, и Пак, помедлив, обхватывает его плоть рукой, слегка сжимая. Бэкхён легонько прикусывает кончик указательного пальца и глухо стонет, а Чанёль чувствует, как от возбуждения начинает подводить живот. - Подготовь меня пальцами, - говорит Бэкхён, выпуская его пальцы изо рта. Чанёль смотрит, как он ложится на кровать, широко раздвигает ноги, и, помедлив, придвигается ближе. - Тебе будет больно? – поколебавшись, спрашивает он. Бён качает головой и улыбается: - Мне не будет. А вот твоему Бэкхёну – наверняка. Чанёль ощущает, как к лицу приливает краска, и, помедлив, вводит в Бёна первый палец. Мышцы податливые и мягкие, и Пак вводит второй палец, скользя глубже, чувствуя, какой Бэкхён жаркий внутри. Член болезненно напрягается, и Бён спокойно говорит, подаваясь бедрами навстречу его движениям: - Хватит. Я готов. Пак осторожно вытаскивает пальцы, и Бэкхён обхватывает ногами его поясницу, так что головка члена касается входа. Чанёль задерживает дыхание и медленно входит, ощущая, как член туго сдавливают растянутые мышцы. Он кладет руки на худые бедра и начинает двигаться, и Бён закрывает глаза, тихо постанывая и поглаживая себя по груди. Ощущения сильные и ошеломительные, совершенно не такие, как с девушкой, намного откровеннее и жарче. Этот Бэкхён точно знает, под каким углом нужно войти, чтобы обоим было хорошо, когда надо сжаться вокруг его члена, чтобы у Пака сбилось дыхание, и секс с ним по-настоящему потрясающий, до темных кругов перед глазами и обжигающего жара, разливающегося по всему телу огненной волной. Чанёль медленно растворяется в этом животном удовольствии, трахая его сильнее и жестче, Бэкхён громко стонет, надрачивая свой член в такт его движениям, и Пак прикусывает нижнюю губу, сжимая его бедра практически до синяков. Мышцы входа сжимаются вокруг его плоти, Бэкхён коротко вскрикивает и откидывает голову назад, сжимая рукой головку и пачкая теплой спермой его грудь, и Чанёль зажмуривается, входя до предела и ощущая, как от подступившего удовольствия по всему телу проходит болезненная судорога. Оргазм сильный, практически мучительный, настолько, что Пак ощущает себя опустошенным и уставшим и, вытащив обмякший член, ложится на кровать, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Он лежит с закрытыми глазами и чувствует, как Бэкхён вытирает свою сперму с его кожи, мягко поглаживая его по животу. Бён ложится рядом и, вытерев руки о простыню и немного помедлив, говорит: - Теперь ты понял? Пак открывает глаза и смотрит на резной потолок, покрытый замысловатой лепниной. Затем кивает и тихо отвечает, машинально проводя пальцами по мягкой шелковой ткани простыни: - Да, теперь я все понял. С этим Бэкхёном очень хорошо и просто, оргазм сильный, и сам он выглядит практически идентичной копией Бёна, от кончиков волос до пальцев на ногах. С его хёном все будет иначе, сложно, долго и напряженно, возможно, удовольствие придет не сразу, и Чанёлю придется быть ведущим, поступившись собственным удовольствием и проявляя нешуточное терпение и выдержку. Но Паку нужен именно он. Потому что к этому Бэкхёну он не чувствует ровным счетом ничего из того, что испытывает к своему хёну, ничего похожего на это сильное и безумное чувство, лишь легкую привязанность и дружеское расположение. Потому что секс с ним – это просто банальная случка, а с его Бэкхёном будет совсем по-другому. Чанёль мысленно рисует перед глазами его обнаженную кожу и больше всего на свете хочет коснуться ее, ощущая ее тепло под кончиками пальцев. Сердце болезненно сжимается, и Пак садится на кровати, нашаривая на полу грязную футболку. - А твой Чанёль знает о том, чем мы с тобой занимались? – спрашивает он, натягивая на себя пропахшую потом одежду. Бён, натягивающий на себя светло-серые плавки, хмыкает и кивает: - Более того, это была его идея. Показать тебе, что то, что ты чувствуешь к своему Бэкхёну – это не просто банальная похоть и игра гормонов. – Он поднимает с пола брюки и добавляет, отряхивая с них невидимые пылинки: – Если бы ты хотел просто его трахнуть, то тебе бы хватило меня, потому что я по-настоящему хорош, - он улыбается и насмешливо щурится. – Но ты все это время думал, что с твоим хёном будет по-другому. Ведь так? Пак ничего не отвечает, только чувствует, как к лицу приливает краска стыда. Бэкхён смеется и надевает на себя свитер, приглаживая всклокоченные волосы. - Тебе надо было через это пройти, чтобы понять, насколько он важен для тебя, - говорит он и садится обратно на кровать, наблюдая за тем, как Пак застегивает брюки. – И, когда ты осознаешь это окончательно, то вернешься к нему, чтобы об этом сказать. - У меня есть только последний вопрос, - Чанёль одергивает на себе футболку и смотрит на Бёна. – Тот голос, который позвал меня тогда, в туннеле… Кто это был? - Это был ты сам, Чанёль, - отвечает Бэкхён. – Ты из той самой реальности, в которой ты так и не решился ему признаться. Реальности, в которой ты всю свою жизнь был несчастен. Та реальность, которую ты ни в коем случае не должен повторить. По коже проходит легкий холодок, и Пак невольно вздрагивает. Бён смотрит на него с легким сочувствием и внезапно говорит, легко улыбаясь: - Знаешь, как Чанёль признался мне? Он просто обнял меня со спины, прижал к себе крепко-крепко и одним махом сказал все то, что чувствовал ко мне. Это было так неожиданно, но в то же время настолько правильно, что я смешался и просто не смог сказать в ответ, как сильно я люблю его тоже. Я пробормотал что-то вроде «Дурак» и коснулся его руки своей ладонью. Затем развернулся к нему и поцеловал, и, знаешь, все слова разом потеряли свою значимость. - Его глаза наполняются теплотой, и он кивает Паку. – Это нестрашно. Главное, решиться. - А что если он меня оттолкнет? – Чанёль наблюдает за тем, как Бэкхён что-то бормочет себе под нос, и в стене появляется дверь. Самая настоящая, из светлого дерева, с резной латунной ручкой. Бён открывает сотворенный вход, и Пак видит проход, который ведет к светло-голубому сияющему просвету. - Есть реальность, в которой Бэкхён не любит Чанёля, - отвечает Бён и касается рукой его плеча. – Есть реальность, в которой Чанёль не любит Бэкхёна. Есть много разных миров, и я не могу сказать, какой из них твой. – Он кивает в сторону прохода. – Ты должен узнать это сам. Чанёль глубоко вдыхает и делает шаг вперед, переступая через порог. Бён машет ему рукой, и Пак застывает, оборачиваясь. - Последний вопрос, - говорит он. – Скажи, а в вашем мире есть драконы? Бэкхён громко смеется и качает головой: - Нет. – Он кивает в сторону одного из стеллажей. – Но я могу попробовать их вывести. Дверь с легким стуком закрывается, и Пак делает шаг вперед, навстречу сияющему проходу. И почему-то в голове возникает образ дракона. Огромного, покрытого золотистой чешуей, который катает Чанёля и Бэкхёна из этого мира по безоблачному голубому небу. ******* Перед ним простирается знакомая до мелочей улица, и Пак понимает, что он находится неподалеку от собственного жилища. Он щурится на солнце и медленно бредет в сторону виднеющихся чуть поодаль светлых невысоких домов. Реальность кажется привычной и ничем не примечательной, и в душу закрадывается легкое сомнение. Что, если на этом его странствия по другим мирам закончены, и сейчас он придет в свою квартиру, чтобы наконец-то встретиться с Бёном лицом к лицу. Но в то же время Пак уверен, что эта реальность другая. Что-то будто царапает его изнутри, заставляя быстрее идти в сторону знакомого светлого дома. Он поднимается на свой этаж и, помедлив, нажимает на кнопку звонка. Раздается легкий шорох, затем – громкий удивленный возглас, и дверь распахивается, являя Паку другого Чанёля, который смотрит на него расширенными от нескрываемого шока глазами. - Вау, - выдыхает он и делает шаг вперед. – Ты что, мой клон? Или мой брат-близнец? Мои родители ни о чем таком никогда не рассказывали… - Я не твой близнец, - качает головой Пак. – Я – это ты, только из другой реальности. Некоторое время другой Чанёль смотрит на него не мигая, потом качает головой и говорит: - Это невозможно. Это… - Противоречит всем законам физики и нарушает равновесие пространственно-временного континиуума, - глаза другого Пака расширяются, и Чанёль делает шаг вперед. Пак пропускает его в квартиру, и он идет по знакомому коридору, ощущая, как нутро наполняется странным беспокойным чувством. – Я знаю, что ты скажешь. Я же тоже учусь на физико-математическом факультете. В своей реальности. Он проходит в комнату и оглядывается. Точно такая же кровать, вторая, шкаф для одежды, письменный стол, за которым они с Бэкхёном делают многочисленные проекты и курсовые, фотография Пака, который обнимает за плечи Сехуна, и… Чанёль разворачивается и спрашивает застывшего позади него другого Пака. - Погоди, а где же Бэкхён? Я точно помню, что на этом фото должен быть я с Бэкхёном, это же наш выпускной, а Сехун в тот день всё время болтался с Чондэ и Кёнсу… - Кто такой Бэкхён? – недоуменно округляет глаза второй Пак. – Я не знаю человека с таким именем. - Бэкхён – это твой самый лучший друг, - это кажется странным и безумным. Представить себе мир, в котором нет хёна, нет его Бэкхёна, невозможно, и Пак вглядывается в чужое лицо, надеясь на то, что все это лишь глупая шутка. Но второй Чанёль только качает головой и уверенно повторяет: - Я не знаю никакого Бэкхёна. Моего лучшего друга зовут Сехун, и в этой квартире я живу вместе с ним. – Он встревоженно смотрит на него и поводит плечами. – Что с тобой? Ты побледнел и выглядишь как-то странно. - В моем мире я люблю Бэкхёна, - медленно говорит Чанёль. – Я люблю его больше, чем кого-либо. Он заставляет меня почувствовать себя по-настоящему счастливым и живым. Значит, в твоей реальности у тебя есть кто-то другой… - У меня есть девушка, - перебивает его другой Пак. – Ее зовут Сохён, и мы встречаемся с ней уже три года. Мои родители надеются, что мы с ней поженимся, у нас будет крепкая семья и все такое… - Она делает тебя счастливым? – тихо спрашивает Пак. – Ты ее любишь? - Я ее люблю, - помедлив, отвечает второй Чанёль. – Мне с ней весело и очень хорошо. Она милая, добрая и замечательная, но… Но я не думаю, что все это именно то, что ты описываешь. Он садится на кровать и складывает руки на коленях. Пак садится рядом, и его воплощение из другой реальности еле слышно говорит, глядя перед собой не мигая: - Я вроде бы и живу хорошо и счастливо. У меня есть все, что нужно: классная девушка, отличные друзья, все, что мне когда-либо хотелось, - он поворачивается к Паку, и тот видит его наполненные чем-то болезненным глаза. – И в то же время чего-то недостает. Это чувство гложет меня, оно разъедает меня изнутри, и я не могу никому об этом сказать, потому что не знаю, как объяснить. Словно во мне чего-то не хватает, как будто в будильнике, который разобрали на части и собрали снова, оставив несколько деталей. И он работает, функционирует, и в то же время никогда уже не будет настоящим и полноценным. Вот таким я себя ощущаю, каким-то дефектным механизмом. – Внезапно он хватает Чанёля за руку и сбивчиво спрашивает: – Ты знаешь, что это такое? У тебя тоже такое, да? Это странно, что он просто так берет и вываливает все малознакомому человеку, но по его глазам Пак видит, что тот просто вышел за предел. Как он, сам того не понимая и не осознавая по-настоящему. Чанёль знает, что это. Потому что в этом мире нет Бён Бэкхёна, который никогда не рождался, который никогда не был рядом с этим Паком, и потому он никогда не сможет почувствовать себя настоящим. У каждого Чанёля должен быть свой Бэкхён, его вторая половинка. У этого Чанёля нет Бэкхёна, и он отчаянно ищет его, сам того не зная, в этом чертовом мире, но найти никогда не сможет. Может, в каком-то другом мире есть другой Бэкхён, такой же потерянный и опустошенный, который отчаянно взывает к Чанёлю из самых глубин неизвестности. Но встретиться им не суждено, если, конечно, он не сможет найти к нему дорогу. Пак становится больно и грустно, и он качает головой, сжимая ладонь второго Чанёля в своей руке: - Нет. У меня такого нет. - Он смотрит на фотографию за спиной другого Пака и тихо добавляет: – И я сделаю все, чтобы никогда не было… Второй Чанёль вызывается проводить его до туннеля, и они молча бредут по освещенной ярким солнцем улице. Воздух спертый и душный, Пак щурится и слышит доносящиеся из небольшого магазинчика сладостей громкие детские голоса. Они подходят к проходу, и другой Чанёль, все это время не проронивший ни слова, внезапно говорит, засунув руки в карманы джинсов: - Слушай, твой Бэкхён… - В его глазах загорается нечто странное и до боли знакомое. – Какой он? Солнце светит слишком ярко, и Пак прикрывает глаза рукой. - Он мой, - отвечает он и смотрит на замеревшего напротив Чанёля из этой реальности. – И у тебя есть свой. Надо лишь его найти. Он хлопает его по плечу и разворачивается, делая несколько шагов вперед. - Как? Пак оборачивается. Второй Чанёль стоит и смотрит на него в упор, сжав руки в кулаки. - Как? – с надеждой спрашивает он. – Как можно это сделать? К его руке прилип крошечный лепесток цветущего кустарника, и Пак смахивает его на землю. Тот падает вниз, оседая на каменной поверхности, и Чанёль отвечает, поводя затекшими плечами: - Перестать бояться и пройти к нему через туннель. Может, не сразу, но ты обязательно к нему придешь. Главное, захотеть этого очень сильно. Второй Пак ничего не отвечает. Только глаза, наполненные безнадежностью и застарелой тоской, зажигаются решимостью, и он кивает. Пак разворачивается и идет навстречу сияющему, ослепительному свету. И думает, что на этот раз туннель приведет его обратно. К его Бэкхёну, который ждет его в их маленькой квартире, допивая молоко прямо из белой картонной упаковки. ******* Автомобильные гудки звучат слишком громко, буквально ударяя по ушам, и Пак болезненно морщится, открывая глаза. Мимо него проходит симпатичная девушка в легком белом платье, которая громко разговаривает по телефону, прижав к уху светло-серый смартфон, и Чанёль жмурится на ярком солнце, чувствуя, как солнце обжигает кожу. Это она, его реальность, понимает Пак и поспешно разворачивается, практически бегом устремляясь к пешеходному переходу. На светофоре горит зеленый свет, и Чанёль лавирует между отчаянно сигналящими автомобилями, не обращая внимания на громкие вопли водителей и оглушительные звуки клаксона. На улице жарко и душно, мышцы болят от резких движений, но Пак продолжает бежать изо всех сил, потому что желание оказаться рядом с Бёном кажется невыносимым и буквально раздирает его изнутри. Медленно бредущие вялые, измученные жарой люди смотрят ему вслед с нескрываемым недоумением, и Чанёль вытирает ладонью выступивший на лбу пот, забегает за угол и направляется в сторону знакомых светлых невысоких домов. Бён открывает дверь практически сразу же, как только Пак нажимает на кнопку звонка, и сердце Чанёля сжимается от подступившей нежности. Это он, его хён, родной и такой бесконечно любимый, немного несуразный, который, кажется, все это время ждал его возвращения, потому и распахивает дверь моментально и смотрит на него с нескрываемой радостью. - Ты задержался в институте, и я подумал, не случилось ли с тобой что. – Он пропускает Пака в прихожую и идет на кухню, продолжая говорить: – Телефон не отвечал, я испугался, а Ифань сказал, что ты ушел сразу после занятий, и тогда… Телефон и рюкзак. Пак отчетливо помнит, что после прохождения через туннель карманы были пустыми, да и сумка с учебниками тоже будто испарилась, но сейчас спину снова оттягивает тяжелая ноша, а карман джинсов вибрирует, и Пак вытаскивает смартфон: пятнадцать пропущенных вызовов и десять непрочитанных сообщений. Он стаскивает с ног грязные ботинки и оставляет рюкзак у шкафа. Это все странно, но Чанёль думает, что так было нужно. Бэкхён из другого мира сказал ему, что нужно мыслить свободнее, и Пак пытается, пусть даже в глубине души это кажется странным и нелогичным. Хотя кто придумал эти законы и ограничения? Кто-то задолго до его, Пак Чанёля, рождения. - Я оставил тебе немного молока. - Бэкхён стоит к нему спиной и ставит тарелки на маленький столик в центре кухни. – А еще по дороге из института я купил тебе мороженое, наше любимое, фисташковое. Будешь? Тарелка падает на пол и с оглушительным звоном разбивается на множество осколков. Чанёль обнимает замеревшего Бэкхёна, вдыхая знакомый до боли запах и прижимает его спиной к своей груди, крепко зажмуриваясь. Затем коротко выдыхает и говорит, вкладывая в свои слова все, что копилось в нем все эти долгие мучительные годы: - Бэкхён, я тебя люблю. Я люблю тебя больше, чем кого-либо в этом мире, и мне абсолютно плевать, насколько это неправильно и плохо. Мне плевать, кто что может сказать и подумать, потому что ради тебя я готов пройти через тысячи миров, изменить нашу чертову реальность, только бы ты всегда был рядом. – Бэкхён судорожно вздыхает, и Пак утыкается лицом в его затылок. – Я должен был сказать это намного раньше, потому что это буквально раздирало меня на части, на мелкие осколки. – Он чувствует, как гулко и прерывисто бьется сердце Бёна, и хрипло шепчет, касаясь губами его волос: – И, черт возьми, как же я счастлив, что наконец-то решился. Я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю, только тебя, понимаешь? Бэкхён молчит, и в комнате воцаряется тишина. Секунды тянутся мучительно долго, и Паку кажется, что проходит вечность, прежде чем Бён коротко выдыхает и поводит плечами. Руки Чанёля касается чужая теплая ладонь, он открывает глаза, и Бэкхён сдавленно бормочет, разворачиваясь к нему лицом: - Дурак… И тянется к нему, кладя подрагивающие руки на его плечи и глядя на него в упор потемневшими и наполненными безумным счастьем и облегчением глазами. Губы Бэкхёна мягкие и нежные, от него пахнет молоком и сладостями, и Чанёль обнимает его в ответ, чувствуя, как от переполняющего его счастья невольно подрагивают колени, а ладони – становятся влажными. И думает, что, пройдя через знакомый туннель, он попадет на знакомую набережную, густо заставленную лежаками и зонтиками, а не в какую-то другую точку пространства. Потому что Чанёль нашел то, что искал так долго и отчаянно. И больше ему ничего не нужно. Во вселенной есть множество Бён Бэкхёнов. Но только один его, любимый, родной, самый важный, нужный и желанный. The End