Любовь к киноискусству

Два билета в кино, зажатые в протянутой руке Гаро, встали перед носом Бадда символом немого укора. То есть он еще ничего толком не сказал, а укор уже ощущал. И спросил на всякий случай: – Это чё? – В кино я тебя приглашаю, – огрызнулся Гаро, и непривычно порозовел кончиками ушей. – А разве мы не?.. – Бадд совершил руками жест, в котором с трудом можно было различить завуалированное предложение секса. – Мы только и делаем, что трахаемся. Всё, сегодня идем в кино. – О. Вот теперь Бадд точно был уверен, что и трогательные уши, и трепещущие на осеннем ветру билеты – всё это было немым укором его распущенности. Или сексуальным аппетитам. Или… еще чему-нибудь. Гаро сам разберется, в чем укорять. – Ладно, – неуверенно протянул он. – Не сказать, чтобы я доверял твоим вкусам… – Ой, да иди ты, – Гаро сморщил нос. – Можно подумать, ты такой уж киноман. Бадд даже приосанился. Своими вкусами он, ну… не гордился, конечно, но любил похвастать коллекцией зубодробительного экшена, сербского артхауса и залежами выпусков БиБиСи про машино- и градостроение. У него еще была пара дисков с эччи, но уже этим он предпочитал не хвастаться. Впрочем, поведать о своих широких взглядах на киноискусство он не успел, Гаро развернулся в сторону магистральной улицы и махнул рукой – иди, мол, за мной. Заворчав, Бадд послушался. Он смиренно вышагивал рядом со своим страшно-подумать-как-он-до-этого-докатился-парнем, пока они не дошли до кинотеатра. И только в холле он притормозил, чтобы запоздало уточнить сеанс, а, услышав ответ, невольно побледнел. – Ты чо? На ужастик нас хочешь потащить? – Ну да. – Гаро по-совиному захлопал совиными же желтыми глазами и обвел афишу широким жестом. – Или ты предпочел бы пойти на это романтическое сопливое говно? Или вот на то нудное детективное говно? Или на то говно... – Всё, ладно-ладно, я понял. Ужастик так ужастик, – обреченно выдохнул Бадд, прежде чем Гаро не назвал говном весь репертуар кинотеатра, с которым он сам познакомился бы с большей охотой, чем с очередной страшилкой про монстров. Монстров Бадду хватало и в жизни. Не то чтобы работа настолько изматывала его, чтобы их вид раздражал даже в кино, напротив, он любил потрошить этих засранцев. Но одно дело – реальность, где он мог без труда раскрошить до гуляша практически любое чудовище, и совсем другое – фильм, погружающий зрителя в состояние вынужденной беспомощности. Бадд ненавидел беспомощность. Ненавидел и страшился ее. С другой стороны, еще меньше, чем смотреть фильм, он хотел подвергнуться насмешкам Гаро, потому, мученически закатив глаза, проследовал сначала в гардероб, а потом и в зал. Несмотря на плотно забитое людьми помещение, места достались удачные (похоже, покупкой билетов Гаро озаботился заранее), аккурат посередине, на предпоследнем ряду. И не слишком близко, и перед носом не маячат головы каких-то переростков. Последнее для Бадда было больной темой по понятным причинам, хотя в сложившейся ситуации он бы не возражал, если сейчас перед ним бы встал Свинобог, благородно загородив экран своим необъятным телом. – В этом фильме охрененные монстры, – внезапно яростным шепотом затараторил Гаро, когда зал погрузился в темноту, а на полотнище экрана появилась заставка. – Даже считают, что это лучшая из работ Канэту Симидзу, а он просто бог в создании чудовищ! Хотя «Многоножка» была, на мой взгляд, поизобретательнее. Не говоря уж про то… Бадд скосил взгляд на Гаро и невольно вздрогнул – глаза у того буквально светились желтым, причем этот свет не был злобным или яростным, как бывало обычно. Взгляд настоящего фанбоя – вот, что увидел Бадд, и это пугало до усрачки. Пугало даже больше, чем перспектива просмотра «лучшей работы Канэту Симидзу». Знать бы еще кто это… – Эй, ты что, зассал? – опомнился Гаро, прервав свою восторженную речь о хоррор-кинематографе, и ощерил клыкастую пасть в ехидной ухмылке. – Неужели герой S-класса боится киношных монстров? – Завали хлебало, – вымученно застонал Бадд. – Ты б и сам пересрал, если бы увидел свою рожу в темноте… ох, дерьмо! – яростно выплюнул он, когда перевел взгляд на экран, где, судя по ракурсу, какая-то отвратительная хитиновая масса стремилась сожрать объектив оператора, а вместе с ним и весь кинозал. Гаро тихо заржал и устроился поудобнее, а Бадд приготовился Страдать. Именно так – с большой буквы. Страдание в сложившейся ситуации ему приносило все: и непроходимая тупость героев, которые вместо того, чтобы раскрошить на кусочки монстра, убегали от него; и затянутое нагнетание обстановки, которое неприятно грызло нервы; и громкие, внезапные появления чудовища; и ухмылка Гаро, становящаяся шире каждый раз, когда Бадд вздрагивал. – Если у тебя треснет рожа, сосаться я с тобой не буду, – мрачно бросил он, но, глянув на экран, невольно вцепился в непропорционально тонкую кисть Гаро. Быстро, правда, опомнился и с кислой физиономией отдернул ладонь. – Не бойся, я защищу тебя ото всех чудовищ у тебя под кроватью, – издевательски пропел Гаро, потянувшись с объятиями, и Бадд, хотя злобно пырнул его в бок острым локтем, смирился с таким соседством. Всяко лучше чем… чем смотреть этот кровавый трэш без физического контакта. Но через пару минут он так уже не думал. Гаро, похоже, заскучал без зрелища – а фильм, с его слов, уже смотрел – потому стал одной рукой поглаживать внутреннюю сторону бедер Бадда, а второй пробираться ладонями под теплую водолазку. Та еще задачка, учитывая его повседневную одежду, но Гаро явно не собирался сдаваться, елозя пальцами под высоким поясом штанов. Слишком приятно. – Слыш, – яростным шепотом одернул его Бадд и невольно вжал голову в плечи, когда поймал на себе взгляды парочки недовольных соседей. – Руки убрал, да? Нашел место обжиматься. Гаро и не подумал слушаться, только сильнее притиснулся и приятно облизал потеплевшее ухо горячим шепотом: – Отличное место. Или ты не знал, что парочки для этого и ходят в кино? Бадду захотелось одновременно сделать три вещи: выйти из зала, двинуть по этой наглой лисьей роже и раскрошить какого-нибудь монстра, чтобы хоть как-то остыть, при этом не убивая Гаро. В итоге он выбрал четвертый вариант – выцепил под складками одежды чужие пальцы и опасно вывернул их. Гаро мгновенно напрягся и зашипел, но намек понял и, зло огрызнувшись, отпрянул на свое сидение. И бросил обиженно: – У тебя стояк, между прочим. – Ну, сука, охуеть теперь. Нехрен было мять мой член, придурок. Естественно, стояк! Не сильный, конечно, но наливающийся кровью член уже начал приподнимать тонкую ткань штанов. Да и как иначе, если последнее время у Бадда не получалось даже нормально передернуть на порнуху?! Перед глазами то и дело вставала ехидная, но необъяснимо притягательная физиономия Гаро. И его руки. Длиннющие, идеальной формы ноги, крепкая задница, чуть изогнутый вверх член в обрамлении седых кудряшек на лобке, очаровательно розовеющие на почти белоснежной коже соски и… – Черт, – ругнулся он одними губами и уставился в экран, в надежде, что происходящая в фильме жесть хоть немного его остудит. Как бы не так! То есть, у него, наверное, были шансы вернуться в нормальное, невозбужденное состояние, но он просто не успел. Дождавшись, когда зал погрузится в темноту в преддверии очередной пугалки, Гаро опустился на пол, змейкой пролез меж ног Бадда и недвусмысленно уложил подбородок ему на пах. Тот даже сделать ничего не успел: только дернулся от возни рядом, готовый дать по роже, если к нему полезут, а в следующую секунду уже сидел с широко раздвинутыми ногами, сжимающими крепкие плечи Гаро. Теплое, частое дыхание, которое он отлично ощущал лобком, ничего хорошего не предвещало. – Эй, ты в конец охуел? – шумно зашептал Бадд, за волосы пытаясь оттащить от себя Гаро. Но сидящий рядом мужчина хмуро на него посмотрел и зашикал, дескать – молодой человек, а не обнаглели ли вы так шумно вести себя во время сеанса? И Бадд был с ним полностью согласен – офигеть, как обнаглели, но что делать, когда притащивший его сюда мудак задумал… задумал… Когда Бадд в полной мере осознал, что Гаро задумал, ему стало очень плохо. Или хорошо – он никак не мог определиться. Потому что, ну… отсасывать ему во время сеанса сраного ужастика, когда все соседние ряды забиты людьми?! Насколько надо быть долбанутым для этого?! То есть, Гаро, конечно, был долбанут, но, черт подери, неужели настолько? Их ведь могут увидеть! Или узнать Бадда. Не то чтобы он сильно заботился о своем геройском имидже, но быть застуканным с членом во рту другого мужика во время киносеанса – даже для него это перебор. С другой стороны, ситуация Бадда возбуждала. Даже самому себе было стыдно в этом признаваться, но факт оставался фактом: у него в голове мутилось от одной мысли, что вокруг них толпа народу, которая полностью увлечена фильмом, и даже не догадывается о сидящем меж его ног Гаро. Что осадивший его мужчина слева думает, что Бадд просто шумный невоспитанный пацан, и не видит, как в жалких сантиметрах от него Гаро мягкими касаниями губ трогает чужой член сквозь складки ткани. Даже собственная беспомощность, которая всегда так пугала и бесила, сейчас стала возбуждать. Бадд ведь… он даже не мог нормально сопротивляться, не привлекая внимания, а значит, Гаро мог делать с ним все, что угодно. И ему хотелось этого. Особенно стыдно Бадду было за то, что Гаро мог ощущать его реакцию. И скорее всего, он отлично понимал, что стремительная эрекция – результат не дразнящих поглаживаний, а действия всей ситуации в целом. Точно понимал – отметил Бадд, почувствовав, как чужие губы растянулись в самодовольной ухмылке. Хренов белобрысый ублюдок. Гореть ему в аду. Предприняв еще пару вялых попыток отпихнуть от себя Гаро, которые становились слабее с каждым разом, Бадд обреченно смирился. Убрал руки с измочаленных пальцами волос, откинулся на кресло и прерывисто вздохнул. На экране творился полный хаоса кошмар. У него между ног, в каком-то смысле, тоже. Ощутив слабину, Гаро шустро расстегнул ширинку ниже линии ремня, растянул края молнии в стороны и прижался губами к члену через белье. Головку обдало горячим воздухом, и Бадд с невольным стыдом понял, что Гаро жадно обнюхивает влажное пятно, проступившее у него на трусах. Он даже не мог отодвинуться или попросить этого не делать, всё, что ему оставалось – это невидящим взглядом пялиться перед собой и стараться сохранять лицо. Гаро дразнился. Целовал, облизывал, нежно прикусывал член сквозь ткань белья, отчего она намокла и неприятно холодила кожу. Поначалу обрадованный подобной деликатностью, уже через минуту Бадд готов был схватить Гаро за волосы и бесцеремонно трахнуть в рот, но не мог по тем же причинам, по которым не мог просто отпихнуть от себя этого засранца. Ему оставалось только терпеть и стараться не ерзать каждый раз, когда открывшуюся, неприятно сжатую тканью головку обдавало горячим дыханием. Не то чтобы у него получалось. Не то чтобы он не ловил на себе раздраженные взгляды соседей. Что возбуждало его только сильнее, делая ситуацию всё более и более невыносимой – наверное, если бы Гаро сейчас захотел поиметь его прямо на этом кресле, он был бы не против. Еще подмахивал бы с довольной рожей, наплевав на остальных. Наконец, сжалившись, Гаро приспустил его трусы и мазком провел носом от корня члена к натянутой уздечке. – Мудак, – одними губами жалобно произнес Бадд. – Возьми уже в рот, ну… Как будто Гаро мог услышать эту мольбу. Да даже если бы мог, наверняка продолжил бы издеваться. Он и продолжил: спустился вниз, выпутывая из-под резинки белья поджатые яички, всосал одно в рот и принялся изучающе ощупывать его языком. Бадду впервые за лет десять захотелось заплакать. Он сидел посреди заполненного людьми кинозала с торчащим наружу членом, от которого на живот спускались густые капли смазки; на экране хитиновый монстр потрошил очередную жертву, и, что самое ужасное – всё это только сильнее возбуждало его. А Гаро – садистский ублюдок – так некстати решил просто послюнявить его яйца! Чуть лучше (хуже) стало, когда тот уложил ладонь на болезненно стоящий член, но дрочить не стал, а прикрыл головку крайней плотью, с нажимом массируя чувствительную уздечку через тонкую кожицу. Бадд до хруста сжал подлокотники кресла и зажмурился. Он прибьет Гаро. Выйдут из кинотеатра – и точно прибьет, прямо на улице. А потом оттащит в какую-нибудь подворотню и оттрахает до отключки, чтобы выбить всю дурь из этого больного ублюдка, чтобы ему в голову больше такая херня не приходила, чтобы не дразнился так, чтобы… Когда горячая пасть Гаро наконец накрыла болезненно зудящий член, Бадд издал какое-то нечленораздельное жалобное бульканье. Хорошо хоть в фильме в переливчатом вопле заходилась очередная экзальтированная девица, потому лишнего внимания Бадд к ним не привлек. Зато потом, когда всё стихло, пришлось постараться, чтобы не издать ни звука. Гаро сосал старательно и жадно: вбирал член, пока тот не упирался ему в горло, и опускал голову еще ниже, продавливая мягкие ткани нёба; плотно обхватывал ствол, сминая напряженные вены; задерживался на головке, чтобы обласкать чувствительный венчик губами, а чувствительно натянутую уздечку – языком. И это было настолько невыразимо охренительно, что Бадд уже не понимал: расплывающиеся у него перед глазами круги – это эффект в фильме, или ему было хорошо до таких вот легких глюков? Хотелось к чертям выгнать всех из кинозала, вырубить слишком шумный ужастик, раздвинуть ноги еще шире и несдержанно стонать, позволяя Гаро и дальше ласкать его член. Но ничего из этого Бадд не мог себе позволить, потому исступленно кусал губы и сминал пальцами хрупкий пластик подлокотников, надеясь, что никто не обратит внимания на то, как он ерзает на кресле или пытается незаметно подмахивать слишком медленным движениям губ. А потом Гаро притормозил, поменял позу и плавно опустил голову вниз, уткнувшись носом в лобок. Его горло натужно впустило крупную головку и плотно сомкнулось вокруг нее. Бадд почти взвыл. От позора его спасло только то, что он вовремя захлопнул рот рукой и исступленно замычал в сомкнутые губы. К счастью, долго Гаро так не продержался – вздрогнул несколько раз и отстранился, переводя дыхание. Бадд тоже облегченно выдохнул, радуясь короткой передышке, но мало-мальски прийти в себя не успел – Гаро вновь обхватил его член. Именно в этот момент сидящая впереди пожилая леди – да какого черта она вообще забыла на этом фильме?! – обернулась и строго его одернула: – Молодой человек, что вы себе позволяете?! Бадд, который в этот момент позволял Гаро отсасывать ему посреди кинотеатра, мог только что-то невнятно пролепетать. – Если хотите в туалет – идите! Прекратите елозить и пинать мое кресло, фильм смотреть невозможно! На звук к ним повернулось еще несколько человек, с интересом наблюдая за перепалкой. – Я… э… ну… п-прст… ох, черт!.. Гаро мелко затрясся – ржал, засранец, – и снова взял член до основания. Бадд, уже не сдерживаясь, тихонечко заскулил и уставился на разгневанную женщину расфокусированным жалобным взглядом. – Он еще и ругается! Что за молодежь пошла, совсем от рук отбились?! Либо вы прекратите пихаться, либо я позову персонал! «Спасите меня, – хотелось ответить Бадду, – ужасный монстр хочет высосать мою душу через член, и я нихрена не могу с этим сделать», но даже с каменным стояком, погруженным в теплый рот, он понимал всю дебильность этих слов. Поэтому он просто беспомощно что-то пробулькал, вжался в кресло и мелко задрожал, когда сердитая женщина и остальные наблюдатели вернулись к просмотру фильма. Гаро не жилец. Бадд сначала кончит, а потом убьет его. Даром до оргазма ему оставалось всего ничего. Слишком распаленный, он стал сверхчувствительным, а Гаро насел с удвоенным энтузиазмом: посасывал и сжимал губами твердый ствол, периодически заглатывал его до основания, облизывал каждый изгиб головки, а иногда и вжимался языком во впадинку уретры, из которой ему в рот сочилось предсемя. Когда динамики затихали, Бадд с трудом улавливал тихие-тихие влажные звуки, напоминающие всхлипывания. Обычно, Гаро делал минет аккуратно, в тишине, сглатывая слюну, а сейчас, видимо, позволил себе больше – и Бадд тихо застонал в нос, представив, как Гаро неаккуратно заглатывает член до основания, а из-под натянутых уголков губ ему на мошонку сочится слюна. Хотел бы он это видеть, но оказалось достаточным просто представить, чтобы подойти к самому краю. Почти ничего не соображая, он разжал смятые подлокотники, зарылся пальцами во встрепанную шевелюру и слабо надавил – не принуждая, но задавая скорость и угол. Гаро подозрительно быстро послушался, скользя губами вдоль члена, плотнее сжался вокруг него, прижал горячий язык к головке и задвигался быстрее. Бадд до боли вцепился в губу, стараясь не дергаться, не подаваться навстречу и не стонать, только судорожно и неуклюже ерошил жесткие волосы, пытаясь хоть куда-то деть копящееся напряжение. В конце концов, он не выдержал – задрожал всем телом, толкнулся вверх и приглушенно застонал, спуская Гаро в рот. Тот не отстранился, как делал обычно, а наоборот – прижался теснее, быстро сглатывая выплескивающуюся в горло густую жидкость. На экране монстр зажимал в углу залитого кровью главного героя. Первые секунды после оргазма Бадд не особенно много понимал. Его хватило только на то, чтобы беглым взглядом окинуть сидящих рядом людей – проверить, видел ли кто-нибудь его краткую потерю самоконтроля. Но соседи не обращали на него какого-либо внимания, так что он позволил себе расслабиться и негодующе посмотреть вниз, где не без труда угадывались очертания растрепанной шевелюры Гаро. Который не торопился вставать с пола. Он старательно вылизал опадающий член, прикрыл головку крайней плотью и натянул обратно влажные, холодные трусы. Потом застегнул ширинку и уложил сверху голову, тяжело навалившись – словно решил вздремнуть. Не совсем понимая, к чему эта заминка, Бадд неуверенно потрогал его голову, погладил шею, сжал плечо и с удивлением отметил, что тот слабо дрожит. Желая, как минимум, спросить, в чем дело, Бадд осторожно потянул Гаро наверх, но тот только отмахнулся, и еще минуты две тепло сопел в бедро, пока не скользнул на свое место в наступившей темноте. От одного вида его самодовольной рожи с Бадда разом спала вся посторгазменная расслабленность. Он мгновенно ощетинился, за ворот притянул к себе засранца и яростно зашептал: – Ты ебнулся? Вообще в своем уме? Понимаешь, где мы находимся? Придем домой – и я тебя выебу так, что тебе такая херня больше в голову не придет! Гаро сморгнул, как-то невообразимо похабно облизал губы и вкрадчиво спросил: – Это угроза? – Да, блядь! Судя по ехидному смеху, угроза эта его не впечатлила, потому Бадд, мученически закатив глаза, выпустил его из хватки и мрачно откинулся на свое кресло. Весь оставшийся сеанс прошел для него относительно спокойно – вместо того, чтобы пугаться происходящего на экране, он с садистским удовольствием проматывал в голове картины того, что и как сделает с Гаро, когда они выйдут из кинотеатра. Если тот, конечно, не догадается сбежать до этого момента. Но сбегать и не потребовалось. Когда фильм закончился, и включили свет, Бадд кинул случайный взгляд на пол у своих ног и невольно сглотнул. Там была небольшая лужица спермы. Руки Гаро, пока тот делал минет, всё время были на его коленях.

***

– Мудак, – страдальчески приговаривал Бадд, несколько дней спустя, битой расшибая на куски уродливого здоровенного монстра. – Хуесос сраный. Я ему лицо обглодаю. Монстр пытался сопротивляться, но ничего не мог сделать под градом сильных ударов. Он был довольно туповат, но его мозгов вполне хватало, чтобы понять – избивающий его человек зол, но зол не на него. И угрожает тоже не ему. Почему именно он, монстр, стал жертвой гнева этого психанутого героя, он не понимал, но уже попрощался с жизнью, понимая, что так и не узнает – ни чем вызвана эта вспышка ярости, ни кто впоследствии пострадает от «обгладывания лица». – Чмо подзаборное, – совсем уж жалобно протянул Бадд, нанес завершающий удар и отошел на шаг. По счастью, из-за поднятой чудовищем шумихи вокруг не было людей, в противном случае они могли бы увидеть, как свободные штаны героя Стальная Бита недвусмысленно топорщатся в области паха. – Ненавижу его, – смиренно произнес в пустоту Бадд и уставился на свой стояк. Он мог простить многое: и ту дурацкую выходку в кино, и то, что после сеанса Гаро смылся куда-то по своим делам, и что отнекивался от встречи всё это время. Но непроизвольная эрекция при виде насекомоподобного монстра?! Серьезно?! Страдальчески выдохнув, Бадд оттер биту от желтой крови – или чем там оно было – достал телефон и торопливо набрал номер Гаро. Он еще точно не знал, как именно отомстит засранцу, но в груди уже приятно теплело в предвкушении.