после дождя

Могут ли песни вызвать воспоминания, которых не было? — Акааши постоянно, снова и снова задавался этим вопросом. Он просмотрел много фильмов, длинных и не очень, прочитал приличное количество книг о дружбе и тёплых, романтических взаимоотношениях; слушая песни, он представлял себя счастливым и свободным в кругу друзей, которых просто нет. Нет. Неприятное слово резало голову сотнями дурных мыслей и тысячами не менее дурных догадок. Не то, чтобы он был совсем одинок, нет. Близкие люди вроде и были, но Кейджи не чувствовал этого. Не было того настоящего крепкого доверия и солидарности, и странное чувство лёгкости и раскрепощённости рядом с "друзьями" он не ощущал. Что есть такие товарищи, что их нет — разницы, в принципе, не было. И Акааши было одиноко. Акааши хотелось стать для кого-то настоящим другом, нарушать правила, веселиться, выслушивать и поддерживать в сложные моменты; заставлять улыбку появляться на чьём-то лице и оберегать от скверной жизни.       Он знал, что зависть — это плохо, но поделать ничего не мог. Глаза резало, стоило взглядом подцепить какую-нибудь веселящуюся компанию. Его же изнутри пожирало одиночество и безграничная пустота. Так много, что скоро (в этом Акааши не сомневался) она полезет через уши. Комок подступал в горлу, а пальцы инстинктивно нажимали на кнопку "громче"; должно быть парень где-то там, внутри, видел в этом защиту и безопасность. Музыка, и так стоящая на максимуме, оглушить уже не могла. А было больно до потери сознания. В душе всё проедало едкой кислотой отчаяния. Она затекала под рёбра, ныла в ключицах, мучительно колола спину и стреляла в голову. Глаза - туман.       Он знал, что дружить — это всегда сложно. У него были прекрасные друзья, отличные люди, вот только Кейджи такой человек — для других тайна и сплошная темень, и все, кого бы он не встретил, надолго в его жизни не задерживались. Акааши хотел рассказать о проблемах, но не хотел, чтобы кого-то тяготили его откровения; страх быть непонятым и отвергнутым рос и крепчал с каждой минутой. В какой-то момент парень с ужасом понял: он не боится рассказывать. Он просто не доверяет остальным. С немногочисленными друзьями он теперь здоровался через раз, а от массовых походов в кино или в кафе вежливо отмазывался несуществующей поездкой или больной сестрой. Так снова и снова, гоняя по кругу больную мозоль, пока Акааши окончательно не осознал: он ни разу не способен на дружбу. Громче, громче, громче — чуда всё не происходило, громкость не росла, застыв на одной-единственной высоте, он не терял слух; парень, раздражённый, закрыл глаза и попытался утонуть в музыке. Вышло не очень, уличные звуки назойливо пробивались сквозь ритм и наушники, хоть вокруг - тишина.       Легкий весенний ветер, несущий некое облегчение резко сменился на ледяной и тяжёлый, пробирающий до костей, но Кейджи продолжать сидеть на берегу, забывшийся в собственных проблемах. Порывы ветра играли с волосами Акааши, разбрасывая их туда-сюда, бросая в беспокойный танец, в то время как он сам прижался к своим коленям, пытаясь хоть совсем чуть-чуть согреться.       Он не знал, от чего ему хуже: от жуткого ветра или от внутреннего состояния. Песня пробуждала незнакомые и чуждые ему воспоминая, которые должны были случиться, которые он должен был пережить, если бы не был таким стеснительным и неуверенным. Он ощущал себя лишним всегда, будь он один на один с кем-либо, или же в большой шумной компании — ему без разницы. Было что-то такое, от чего становилось не по себе. Вроде бы разговаривает, поддерживает разговор, но видит - никому не интересно, всем плевать. Везде изгой, один, а рядом - никого, лишь вездесущие комплексы.       Ему неуютно со всеми, ему неуютно одному. Это было невыносимо - видеть безразличные лица и изображать жалкое подобие позитивных эмоций, которым все так предавались. В конце концов он перестал пытаться сдерживать слезы, и они скатились по его щекам, солёные и такие тёплые, в контраст с леденящим ветром. Ногти больно впились в кожу, но это было ничем по сравнению с тем, что было на душе. Словно чувствуя Кейджи, небо захватили тучи, пошёл проливной дождь, как истерика самих небес. Вода катилась по волосам за ворот; дождь будто хотел успокоить Кейджи и отчистить разум, помочь наконец забыться.       Но ему ничего не помогало. Он любил дождь, но не любил солнце, не любил радугу после него. Словно это напоминание о том, что после всего плохого обязательно выглянет хорошее и яркое. Но это не так. Чёртова радуга отвлекает. Кейджи просидел долго в таком положении, и чувствовал, что завтра без простуды он не проснётся. Солнце начало потихоньку вылазить из-под душной пелены туч. Хоть время близилось к вечеру, но солнечные лучи были слишком яркими, и назойливо светили прямо в глаза одинокого парня. Для кого-то солнце после дождя и радуга — радость, но точно не для Акааши. Ровно в тот момент, когда он заметил, как сквозь уходящие тяжёлые облака выходила радуга, телефон издал умирающий звук, уведомив о том, что зарядка закончилась совсем, и отключился. Кейджи выдохнул. Домой идти не хотелось, но он замёрз и до ниточки промок. Он был вынужден встать, и стоило ему подняться и сделать ровно один шаг, как его окликнули. — Эй, не холодно там? Выглядишь так, словно из ведра кто окатил. Акааши оглянулся на голос, и увидел, что парень, окликнувший его, видимо был его ровесником. — А...я? Нет, все... все в порядке, спасибо. — Он был растерян. И не был в порядке. — Люди так любят лгать незнакомцам, — собеседник улыбнулся, вовсе не осуждающе, а даже понимающе, — если твою одежду и волосы выжать, то получится нехилое количество воды. Озерцо например. Акааши усмехнулся. За секунды разговора с ним, с этим странным незнакомцем, уже стало понятно, что с ним легче, чем со всеми знакомыми. — Меня, кстати, Бокуто звать, Бокуто Котаро! — Бокуто протянул руку, — А тебя как звать? — Акааши Кейджи, — голос прозвучал неуверенно, и точно такой же, неуверенной и боязливо подрагивающей, была протянутая рука, — приятно познакомиться. — И мне. Прогуляемся? — А, хорошо, только я это, — Кейджи замялся, — я переоденусь, хорошо? Я недалеко живу. — Ой, точно, извини!

Для Котаро никогда не было секретом, что больше дождя Кейджи любил только солнце и радугу.