НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК.
Есть один анекдот. Мой бывший как-то раз траванул его на ровном месте, а потом ходил и смеялся с такой искренностью… Догадываетесь, почему этот чувак для меня бывший?АНЕКДОТ У студента спрашивают, мол, за сколько дней можно выучить китайский язык. А тот в ответ… — Ну, это смотря, когда по нему зачёт.
Ха-а-а! Вот и я не засмеялся, когда его услышал. Хотя кое о чем подумал: а ведь это абсолютно жизненная ситуация. Если бы мне сказали, что через пару дней зачёт по огромному модулю немецкого, по тому самому немецкому уровня филфака, в котором я, к слову, шарю примерно на уровне«ЗАУЧИТЬ НЕСКОЛЬКО ЗАБАВНЫХ ФРАЗ, НЕОСТОРОЖНО ОБРОНЕННЫХ ФЮРЕРОМ ВО ВРЕМЯ ОДНОГО ИЗ ОСОБО ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ВЫСТУПЛЕНИЙ ВРЕМЕН ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ»,
то я бы, разумеется, всплакнул, а потом начал лихорадочно листать конспекты, пытаясь применить все полезные навыки: механическое запоминание, скорочтение, молитвы на староцерковном для успешной сдачи… Жутко, жуть как жутко представить такое, правда? Как вы уже догадались, ко мне подошли. И сказали. Что вы вообще представляете себе, когда слышите немецкий язык? Раньше я представлял только одно – элегантную чёрную форму и пышные военные марши. Sieg Heil, Viktoria! Затем я как-то раз забыл мозги дома и пошёл поступать в наш университет имени Зеленомырдина. Поступил. И всё бы ничего – все-таки, не последний университет страны, есть какие-то перспективы – пусть и размытые, как будто бы их неделю пальцем тёрли, - да и к дому близко. Но немецкий чудовищен. Все эти таблицы с грамматикой, правила построения предложений, бесконечные исключения и просто огромное количество вызывающих головную боль аспектов. Самый главный аспект: преподаватель немецкого.Евгений Рудольфович.
Я бы простил ему всё, будь он стареньким пузатым дедушкой, который круглогодично ходит в шляпке-котелке и пальто времён Эриха Хонеккера и не бывает нигде, кроме своей старенькой хрущёвки и здания универа. Да, не знай я этого фрукта и услышав бы имя некого Евгения Рудольфовича я бы представил себе: старичок, который поднимается с первого на второй этаж минуту – и это при условии, что с утра нога не ноет от тяжёлой погоды. Но нет. Он заправляет студией хип-хопа. Он, блять, взял место на Венском съезде хип-хоперов, когда ему было девятнадцать. Он адски горяч даже в чёрном огромном пуховике и ушанке, в которых он гоняет, когда у нас чисто по-сибирски падает до минус тридцати. Он, наверное, выливает на себя ведро феромонов – а может быть, сам их вырабатывает. У него прекрасные зелёные глаза. По-моему, такие только у ведьм. Встречается с какой-то бабой. Частенько вижу их в кафе неподалёку от учёбы – сидят, смеются. Всегда вдвоём. Это раздражает. Ужасно. Мне хочется размозжить ей голову огромным валуном. Это преступление против человечества или как минимум против гей-сообщества – забирать таких красавчиков на натурал-фронт. А ещё он валит. Жёстко. «Nachdem sie bereits gegen Kriegsende im April/Mai 1945 faktisch aufgehört hatte zu bestehen». Bestehen. Что это значит? Я понял, что уже полминуты смотрю на это слово, нихрена не понимая. Фыркнул, отодвинул листок. Ладно. Ограничимся фразами фюрера. Я переместился на кухню, думая о завтрашней встрече с Женечкой. Мне светит только одно: беспросветная жопа. Я представлял, как буду сидеть перед ним, не зная ни шиша, а он даже не поднимет на меня глаз, сухо говоря о днях пересдачи. Потом я представил, как подхожу к нему после пары, хватаю за волосы и впиваюсь в его губы, а потом срываю его клетчатую рубашку посреди безлюдного коридора, после чего… Ох. — Мам, поставь чайник. Бросает на меня издевательский взгляд поверх ноутбука. — Сам поставь. Чайник стоит в пределах досягаемости её левой руки. — Огромное спасибо, - улыбаюсь в ответ, обходя её. Она закрывает экран, когда я приближаюсь. — Порнуху смотришь? — С тобой в главной роли. Ох, я обожаю её. — Сколько там парней кроме меня? — Четверо, - моментально придумывает она. Мама знает, что я пидорок. Давно. Стебёт меня с первого дня, как узнала. Выходила из автобуса как-то вечером, а там я – очень близко к губам одного миленького паренька. А она увидела на нём адидасовские штаны, три полоски – с рынка, готов спорить, - и пока я только-только высрал первый кирпич, завидев её из-за спины своей тогдашней любви на всю жизнь, она уже нашла в этой самой любви десять вещей, которые выдавали меня как совершенно не разбирающегося в достойных мужчинах. Потом был ещё Стас, с которым всё могло быть хорошо, если бы она не приехала с ресторана на два часа раньше. После этого были Рома, Максим, ещё один Рома. До сих пор злюсь, что она рассказала последнему, как я до тринадцати лет спал только с ночником. С тех пор я от неё такие вещи скрываю. Но люблю. Безумно. — Я только в пассивной роли? — Тебе действительно интересно? — Если да, то это будет сказочное совпадение. — Боря, ей-богу, прекращай. — Меня весь вечер ебёт Гитлер. Она повернула голову на девяносто градусов, чтобы взглянуть на меня своим фирменным взглядом: «Ты перегрелся?» Затем видит красные глаза. В её собственных мелькает догадка. — Опять с немецким? — Ага. — Два чая моему полиглоту. Чайник вскипает и она наливает мне кипятка в кружку. Материнская забота! Сажусь рядом с ней. — Неужто у вас препод так зверствует? – почти с настоящим интересом спрашивает она. — Люто зверствует. К нам строже, чем нацизм к евреям. — Лучше не шути сегодня. У тебя все силы на немецкий ушли. Он маразматик, фюрер ваш? — Да, но ему даже тридцати нет. — О, ты уже пробил? — Ничего такого! Он не в моём вкусе. — О-о-о. – Она кивает головой, изображая понимание. – О. И правильно, не засматривайся на преподов. У них денег меньше, чем у тульской пенсионерки, а о нормальной квартире и речи быть не может. Свяжешься с таким и точно от меня не съедешь… — Мама, - смеюсь я. — …Так что даже не думай. А дай-ка я на него взгляну. Он в ВК есть? — Тебе обязательно это делать? — Да! Говори, не то вылью остатки кипятка на коленки. — Евгений Риттер. — Риттер – как шоколадка? Кажется, главные темы сегодняшнего вечера – немецкий язык, Женя и шоколад. Киваю головой. — М-м-м, - протягивает она через полминуты. – Этот, что ли? – пододвигает ко мне ноутбук, с экрана на меня смотрит та самая шоколадка. Снова киваю. – А что, неплох. Я бы с таким и в бедности пожила. — Может, отобьёшь его? Мне так и нормальные оценки перепадут, - хмыкаю я. — Нет. Предоставлю это тебе. Ха, смотри, у него есть для тебя предложение. — Чего? – экран снова пододвигается ко мне и я вижу картинку с его стены: советский плакат «А ТЫ?», переделанный примерно в следующее:СТУДЕНТ! А ТЫ ХОЧЕШЬ СДАТЬ ЭКЗАМЕН? СТАВЬ ЛАЙК! ХОЧЕШЬ ПЯТЬ – РЕПОСТ!
— Мда-а-а, - протягиваю я. – Может быть, репостнуть? А то я вообще ничерта не знаю. — Репостов здесь предостаточно, - улыбается мама, - лучше предложи ему что-нибудь покруче. По взгляду понятно, на что она намекает. — Ты знаешь, однажды мне это надоест. – Я допиваю остатки чая. – Реально, мам, не смешно уже. — Если у тебя нет настроения для шуток, то закройся в комнате и не порти его другим, - прохладно отвечают мне. — Спасибо за чай. И вот я лежу и не порчу другим настроение у себя в комнатке. Смотрю на потолок и думаю, что делать с жизнью. Свет в коридоре гаснет – завтра не только я встаю рано. Ещё долго лежу в темноте и вспоминаю эпические происшествия из своей жизни, пытаясь поднять себе настроение. Наконец беру в руки айфон, прокручиваю ленту, захожу в сообщения. Ничего. Глаза слипаются. У вас бывает такое, что поздним вечером, в темноте, вы становитесь другим человеком? Я перебираюсь на подоконник, открываю переписку с Евгением Рудольфовичем. Тут какие-то ссылки, которым уже несколько месяцев, но я приношу свежести диалогу. Борис Косулин: вот вы сейчас спите? Сообщение прочитывается почти мгновенно. Сначала ничего, через минуту он начинает набирать. Евгений Риттер: нет, как видишь Борис Косулин: и зря. я бы на кое-чьем месте спал Борис Косулин: будь бы у меня такая возможность Борис Косулин: а не учил этот сраный немецкий Евгений Риттер: ну чего ты так. зачёт будет не сложнее обычного, мы всё разбирали. высыпайся, завтра увидимся))) Мне захотелось сказать что-нибудь обидное. Борис Косулин: вот хотите завтра со мной встретиться? честно? Евгений Риттер: а почему нет? Борис Косулин: ну не знаю. я вот вообще не хочу. думал, вдруг, мы оба не хотим. взаимопонимание, все дела Евгений Риттер: что ты, я всегда тебе рад. приходи, я буду ждать тебя! Борис Косулин: всегда-всегда? а если бы я сейчас пришел, тоже бы было радостно? Евгений Риттер: да хоть сейчас. приходи, адрес скажу. Борис Косулин: И что мы делать будем? Немецкий учить? Евгений Риттер: Ну, не знаю. Что обычно делают два взрослых человека вечером? Борис Косулин: Бухают? Ебутся? Он прочитал сообщение, но ответил только через минут десять. За это время я успел пожалеть, что вообще написал ему: всё-таки, он был преподавателем, а то, что у нас была небольшая разница в возрасте, этого как-то почти не умаляло. Я позволял себе слишком много. Евгений Риттер: Можно и так! Упс.