Приказы Кун

Пальцы Эвелин тонкие, длинные, изящные, без единого следа тяжелых работ — как и полагалось аристократке, пусть и прожившей большую часть жизни в Круге. На среднем левой руки — кольцо с фамильной печатью Тревелианов, блестит и переливается искрами в свете факелов. Такими же искрами, какие она высекает щелчком, чтобы сжигать врагов и оставлять лишь пепел.  Бык думает об этих искрах, когда ее пальцы легко касаются его кожи на шее и ключицах, ведут ниже по мощной широкой груди, к животу, обводят каждый контур рельефа, задерживаются у края штанов, дразнят кожу и пускают легкую дрожь, чтобы затем проникнуть под ткань и обхватить кольцом постепенно твердеющий член. Эвелин с хитрой улыбкой тянется, чтобы поцеловать, а Бык помнит, что эти самые губы совсем недавно отдали короткий приказ на Штормовом Берегу: — Нам нужен этот союз, — произнесла Инквизитор, и ему оставалось только послушно кивнуть.  Бык приподнимается на локтях, сам сокращает расстояние и утягивает Вестницу Андрасте в долгий поцелуй, тянется к крючкам ее облегающей рубашки, расстёгивает один за другим, обнажает худые острые плечи, небольшую красивую грудь, гладкую кожу без единого шрама, тонкую талию, такую маленькую в его огромных грубых ладонях.  Не его обязанностью было думать, что правильно.  Его обязанность — слушать, видеть и запоминать. Он получает приказы каждый раз новым образом: спустившись в кухню перекусить, слышит распоряжение, зашифрованное в приветствии поваренка; на входе в таверну поднимает с земли только оброненную простым солдатом записку; посыльный от самой Вестницы вносит комментарии в ее послание — единственное, что не проверялось Лелианой и ее шпионами. Коул, к счастью, теперь виден и запоминается, и Бык может с уверенностью знать, где он, и всегда держаться в стороне: мальчишка-демон все еще умеет читать мысли.  Бык читает новое послание у прикрепленного к крепостной стене факела, пробегает по строчкам взглядом. Поднимает руку к огню, поджигает пергамент и смотрит, как языки настоящего, не магического пламени слизывают буквы приказа. Когда последние строки сгорают и искра обжигает кончик большого пальца, Бык сбрасывает остатки через зубья стены, разворачивается и идет в главное здание.  Его еще ждет Эвелин. Драконий зуб висит на прочном кожаном шнурке на шее леди Инквизитора, обычно спрятанный под одежду и броню. Сейчас никакой одежды не было, и зуб свисает вниз, болтается взад-вперед в ритм с глубокими и резкими толчками. Эвелин двигается на Быке, запрокинув голову назад, смотрит ничего не видящими зрачками куда-то вверх и гортанно стонет, когда очередное движение выходит особенно приятным.  Бык сжимает ее талию, любуясь изгибами давно изученного тела и как болтается зуб на шнурке. Разрядка была близка, и вскоре Эвелин с новым стоном сильно прогибается в пояснице и вздрагивает всем телом, теряя опору и обмякая в его руках. Быку нужно еще несколько движений бедрами, чтобы кончить следом, ощущая плотно сжатые мышцы вокруг собственного члена. Эвелин закрывает глаза и не видит, как рукой он тянется к соседней подушке, достает из-под нее короткий острый нож. Не видит, как лезвие сверкает бликами от свеч около открытой белой шеи. Не видит, как из быстро и точно сделанной раны брызгает кровь.  Бык смотрит, как вытекает из нее жизнь вместе с кровью из раны, и только через несколько секунд поднимает Эвелин с себя, укладывая на постель рядом. Голова кружится, перед глазами плывут круги, а желудок вдруг пронзает острая и невыносимая боль.  И он вспоминает, как в самом начале этого вечера в Халамширале, с час назад, Эвелин наливала им вино у столика в дальнем углу предоставленной комнаты, повернувшись к нему спиной. Стояла она долго, и Бык посчитал, что кадан задумалась о событиях прошедшего дня — Совете, телеге с бочками взрывчатки, пойманном предателе. Даже нарушил тишину, обещая в последний раз, что все наладится, отвлекая от печальных мыслей. Кадан не должна была грустить в этот вечер. Только из ее рук Бык никогда не проверяет питье. Осознание укалывает не сильнее, чем новый приступ боли, но Бык смеется, падая назад на обтянутые дорогим шелком подушки.  Он всегда умел выбирать правильных женщин. Эвелин лежит рядом, зуб свисает криво с плеча, и потяжелевшей рукой он поправляет шнурок, бережно укладывая меж ее аккуратных грудей.  А затем устраивается поудобнее рядом, берет в другую руку свою половину зуба и закрывает глаза.  На завтра назначили вторжение кунари.