All we do

Свежий ночной воздух приятно охлаждал лёгкие, а непроглядная темнота создавала необычное тепло внутри. Тепло это подогревало воображение и отправляло в свободное плавание по самым разным мирам, настолько разным, что никогда и нигде не найдёшь два, хотя бы капельку друг на друга похожих, мира. Тёмный лес лежал впереди, а деревянная скамейка совсем не грела, — хотя она, вообще-то и не должна — и ноги в кедах без носков и шортах покрылись мурашками. На голые плечи (в шкафу не нашлось ничего, кроме синей майки) была накинута лёгкая, совсем не греющая кофта. Но, не смотря на холод, и непреодолимое желание спать, уходить не хотелось. Ночь всё-таки. Лето. Когда ещё увидишь полную, серебристую и так приветливо светящую луну? И тёмный лес, настолько тёмный, что фантазия так и просится наружу? Когда угодно, в любую другую летнюю ночь, но в этот день всё особенное. Особенная ночь и особенный лес, и даже этот холод, пронизывающий до самых костей, особенный. Маленький лучик света выбежал из тёмных кустов обычной, разросшейся травы и шиповника, поскакал туда-сюда, неприятно ударил в глаза и снова задвигался, приближаясь. Приближался и человек, держащий его в руках. Ох уж этот старый, ненавистный фонарик. Луч пропал, позволяя разглядеть лишь силуэт садящегося рядом человека. Он молчал, как молчало всё в этот момент и в этом самом месте. Даже кузнечики разбежались, почувствовав необычное напряжение между этими двумя, сидящими на скамейке и не проронившими ни слова. — Ты долго. — тихий голос нарушил долгую и чем-то сильно мучавшую душу тишину. — Я замёрз. Воншик улыбнулся. Он вдруг подумал, что, если бы ночь могла разговаривать, она заговорила именно этим голосом. Он и вправду был как ночь. Холодный, его будто вечно что-то беспокоит, нервирует и даже бесит в то же время. Но в один момент… Тёплый, как мятный чай, именно тот чай, который Воншик любил — не холодный, но и не горячий в то же время. А его голос… Мягкий, словно зефир из магазина за углом. Воншик вечно покупал его и кидал в тот мятный чай, даже не думая о том, насколько это может быть странно, пока Тэгун однажды не сказал: «Ты дурак. Кто же так делает?». И снова его голос, трогающий до глубины души, пронизывающий до самых костей и абсолютно незабываемый. Всё это заставляло Воншика улыбаться. Так широко и искренне, как он не улыбался ни с кем и никогда. Сердце его так и переполнялось неукротимой нежностью, которую хотелось дарить лишь одному человеку. -А ты, как всегда, слишком торопился. — усмехнулся Воншик, накидывая кофту, которую специально принёс с собой, на плечи собеседника. — И снова не оделся, как следует. Воншик долго ждал ответа. Но разве оно того не стоит? Ещё как стоит, и Воншик готов ждать хоть миллион лет, ведь результат этого ожидания чуть ли не самое главное в его жизни. Хотя, почему «чуть»? Самое, самое-самое главное. — Я скучал. Очень сильно. Воншик готов был поклясться, что Тэгун покраснел. Тэгун не краснел никогда, но именно рядом с Воншиком его щёки покрывал румянец. И Воншику нравилось это. Нравилось то, что абсолютно спокойный и непоколебимый Чон Тэгун становится робким мальчиком рядом с ним. Такой милый и застенчивый, что хочется обнять крепко-крепко, оградив от всего. И никогда не отпускать. — Я тоже скучал. Намного сильнее, чем ты можешь представить. Тэгун фыркнул и сел спиной к Воншику, сильнее укутываясь в кофту. — Ничего ты не скучал. Не позвонил даже, а я ведь целую неделю ждал… Воншик улыбнулся, тепло так, с любовью, и придвинулся ближе к Тэгуну, имея возможность теперь обвить руки вокруг его талии и положить голову на плечо. Что он с радостью сделал немедля, ведь с каждой секундой ожидания данного прикосновения хотелось больше и больше. Это желание возрастало в геометрической прогрессии, и противоречить ему было абсолютно невозможно. — Я не знал, что нужен тебе. Тэгун махнул головой, так, что его волосы, которые почти сливались с темнотой ночной окраины города, слегка подпрыгнули. — Ты дурак. Конечно, нужен. Ты всегда мне нужен. — Я не знал. — Воншик уткнулся носом в плечо собеседника и поводил туда-сюда, вдыхая знакомый аромат. Мускатный орех с примесью ромашки. Такой странный… — Ты тоже не звонил. — Ты же знаешь… Я никогда не звоню. Воншик не ответил. Прикрыл глаза и наслаждался этой донельзя приятной близостью. Руки его давно залезли под чужую майку и покоились, будто там им и место. Дыхание его приятно щекотало шею Тэгуна, отчего сердце, казалось, пропускало пару ударов. — Я никогда не звоню, но ты знай, что я очень сильно скучаю. И ты всегда нужен мне. В любой час дня и ночи. В любую минуту и секунду. Ты всегда нужен мне. Мне правда нужны вот такие вот твои объятия, и мне действительно необходимо ощущать твоё дыхание на своей коже. А твои поцелуи, которые происходят так редко, мне особенно нужны. Как воздух нужны. И сам ты полностью мне нужен. Всегда. И неважно, звоню я или не звоню, ты мне нужен… — Поцелуи, говоришь? — усмехнулся Воншик, прерывая речь, которая действительно пришлась ему по нраву. И голос Тэгуна, и его слова делали Воншика счастливым. Он нужен ему. Не кому-либо другому, а именно ему. Нужен. — Воншик… Тэгун не успел договорить. Воншик уже сидел напротив, а его губы были совсем близко. — Я подарю тебе столько поцелуев, сколько захочешь. — прошептал он, сокращая расстояние до самого минимума и, наконец, пробуя на вкус любимые губы. В жизни Тэгуна было множество счастливых дней, самых и не самых, но вот такие вот вечера по-настоящему грели его одинокую душу, и в такие моменты она не была одинокой. Сливаясь в единое целое с тем, кто прогонял это одиночество, она обретала своё счастье снова и снова. И Тэгун понимал, что, не смотря на этот жуткий холод и непроглядную тьму, он всё равно будет приходить сюда, к тому, чьи объятия заставляют согреться и чьи поцелуи навсегда останутся в памяти.