Шоё

Из-за всех этих поднебесных прыжков, молниеносных пасов и лишенного всякой логики доверия, которое сваливается на него и ударяет, словно обухом по голове, Кагеяма больше не чувствует равновесия. Но это не та потеря устойчивости, когда пропадает вера в себя и в команду, в общую победу, нет. Просто теперь, во время совместной с Хинатой атаки, еще до того мгновения, как мяч упруго отскочит от пальцев, в груди Кагеямы начинает судорожно биться сердце. Слишком быстро – словно оно не одно старается прорваться сквозь клетку ребер, а, как минимум, с напарником. В эти доли секунды, когда мяч устремляется к взлетевшему над сеткой Хинате, Кагеяма может только задерживать дыхание и мысленно уговаривать колени не подгибаться. У него в груди, переплетаясь, соревнуясь друг с другом и ускоряясь все быстрее, звучат два сердцебиения. Они заглушают своим громким неровным ритмом крики с трибун и взбудораженные возгласы сокомандников. В первые разы, когда эта лавина накрывала с головой, Кагеяму охватывал ступор. Он стоял под сеткой, руки оставались вскинуты, а тело изогнуто, как во время подачи. Все, что оставалось, - непроизвольная концентрация на той буре, что бушевала у него внутри. Взрыв ядерной боеголовки, а за ним – пустота. Но пустоты не было. Мяч звонко отскакивал от пола на стороне соперников, рядом с победным криком скакал Хината, а Кагеяма приходил в себя. Танака хлопал его по плечу, кидая горящие взгляды в сторону команды противника, а Хината смотрел прямо на него – с благодарностью и счастьем в широко распахнутых глазах. Это пугало. Это было похоже на оргазм после полуночной дрочки – в глазах мутнело, сознание взлетало и падало. Только на площадке обходилось без падения: взяв себя в руки, Кагеяма еще несколько минут безуспешно боролся с ощущением невесомости в солнечном сплетении. Это было, действительно, в достаточной мере странно. И страшно. Хотя Кагеяма не то чтобы боялся подобных ощущений, все-таки у него при этом ничего не болело, не ломило и сердце не останавливалось после такой безумной гонки. Просто он любил держать все под контролем. Потеря самообладания посреди матча на глазах у зрителей и игроков с контролем не вязалась. Единственный выход из ситуации, который тогда представлялся ему самым беспроигрышным, - перестать пасовать Хинате. Но он не мог перестать, с таким же результатом можно было уйти из команды и бросить волейбол насовсем. Еще можно было попробовать пасовать как можно больше. Тогда он либо найдет способ перебарывать этот фонтан эмоций, перекрывать, словно воду в кране или сток в ванне, либо выработает привычку, иммунитет. На это он был вполне способен. *** Или думал, что окажется способен. - Кагеяма! – вопит Хината. Кагеяма поднимает руки и прислушивается к тому, как за грудной клеткой начинает долбиться второе сердце, чужое, - это Хината несется от одного края сетки к другому. Потом сердце пропускает один удар – Хината прыгает высоко, как только может, с занесенной для сокрушительного удара рукой. В ту же секунду мяч оказывается под его ладонью. Ба. Бах. Кагеяма проводит кончиками пальцев вниз по груди. Смакует поселившееся в животе теплое ощущение. Взлохмаченный больше обычного Хината сияет взглядом и всем лицом, и, кажется, всем своим существом. Он словно вибрирует от возбуждения и распространяет вокруг себя волны чистого восторга. На заднем дворе Укая старшего не слишком много чужих ушей, но, когда Кагеяма впервые произносит это, все равно получается как-то тихо, немного смущенно и, пожалуй, даже нежно. - Шоё. Хината оборачивается к нему с приоткрытым ртом и подрагивающими губами. Кагеяма ждет возмущения или смеха, или, быть может, не несущих особого смысла восклицаний, которыми сопровождается любое событие в жизни Хинаты, но Хината молчит, не издает ни звука. Зато моргает часто и густо краснеет щеками. Делает шаг навстречу.