***
Сефирот аккуратно уложил меч на стойку и повёл плечами. Ткань одежды прилипла к коже и все, о чем он сейчас мог думать - это о душе. Смыть с себя пот и пыль, и немного отдохнуть. Клауд обещал вечером прогнать его на симуляторах для СОЛДЖЕРов второго класса. - Эй, Белоснежка, мы слышали, что у тебя завтра день рождения. Торт будет? - Что? - Сефирот недоуменно нахмурился, поворачиваясь к подошедшим друзьям. - Торт - это, знаешь, такая штука, сладкая и вкусная. Обычно её едят на день рождения, - Генезис смотрел на него насмешливо и с лёгким любопытством. Энжил за его плечом поморщился, как от зубной боли, но вмешиваться в разговор не стал. - Я знаю, что такое торт, - Сефирот насупился. – Но я не понимаю, почему его обязательно нужно есть в день рождения. Этот день ничем не отличается от другого. О своём лабораторном прошлом он очень хотел забыть. Что такое реальная жизнь - он узнал только рядом с Клаудом. И первый раз сладкое попробовал только год назад. Это была простая карамелька, но ничего вкуснее до этого он раньше не ел. Зак, обнаруживший у себя в кармане этот «раритет», тогда только нахмурился, глядя на его изумленное лицо, а через два дня Клауд принёс торт. Он был небольшим и был похож на облако. Сефирот перемазался в креме, запачкав даже волосы, а потом рыдал в душе, сжавшись в комок в углу кабины. Потому что Клауд вдруг очень сильно разозлился, а он подумал, что на него. Потому что Клауд смотрел на него, Сефирота, такими живыми, яркими и бездонными глазами, что сердце заходилось от непонятной тоски. Никогда особо не отличавшийся умением понимать чужие эмоции, Сефирот так и не смог тогда прочитать его тяжелый, какой-то безумный и болезненный взгляд, и это тоже причиняло боль. Первые пятнадцать лет своей жизни он считал себя пустым местом, и даже за прошедший год он все еще не понял, не нашел своего места в жизни, шарахаясь от людей. И только Клауд, да Зак с Генезисом и Энжилом смотрели на него, как… на него. Но он все равно не понимал шутки, не мог различить юмор и быть легким в общении. В этом они с Клаудом были одинаковы. Только тот все равно был похож на солнце, а Сефирот… - День рождения – это самый главный день в жизни человека, - Энжил стиснул плечо Генезиса, останавливая его следующую реплику. Сефирот передернул плечом. Энжил был одним из немногих, кто без насмешки и на полном серьезе объяснял что-то из реальной жизни, но иногда его хотелось убить за покровительственные нотки и мягкий тон. - Что-то я не помню, чтобы в прошлом году кто-то из вас его праздновал, - бросил он, отворачиваясь. - У нас он начинается и заканчивается в лаборатории, - Энжил потемнел лицом. – Наверное, у тебя так тоже было. Но сейчас-то ты свободен. Почему бы нам это не отметить? - Потому что нечего отмечать? – Сефирот медленно выдохнул. Энжил не причем. Это всего лишь его собственное больное воображение, наивная вера в чудо и понимание, что дальше мечты это никогда не зайдет. Все, что ему нужно было от этой жизни – это что бы его оставили в покое, и что бы рядом был Клауд. Пусть и не так, как мечтал Сефирот, но хоть чтобы просто был. Разговаривал, учил сражаться и жить, улыбался чаще. А со всем остальным он, Сефирот, справится. С помощью душа или левой руки. - Скучный ты, - фыркнул Генезис в ответ на мечтательное выражение, появившееся на его лице, и отступил, сбрасывая с плеча руку Энжила. – Придется нам самим все придумывать. В клуб нас не пустят, но можно сходить в бар. Девочки там тоже есть. Энжил только глаза закатил, а Сефирот внезапно рассмеялся. Максимум, что Генезису могло перепасть от девушек – это поцелуй в лоб. Генезис обиженно вскинулся, но почти сразу же неловко улыбнулся. Проблем с коммуникацией у него тоже хватало, просто в отличие от Сефирота, он их тщательно скрывал. Только иногда… - Без девочек я как-нибудь обойдусь на свой день рождения, - Сефирот потер нос и водрузил на него очки. Зак смеялся над ним из-за этого, но Клауд молчал, а Сефироту было с ними спокойнее. Не то, чтобы в корпорации еще кто-то не был в курсе, просто… спокойнее. Волосы не спрячешь, их только стричь или красить, но для такого кардинального шага они слишком сильно нравились Клауду, а вот глаза – вполне себе. – Мне пора. Вечером Клауд обещал прогнать меня на симуляторах. Генезис фыркнул и, развернувшись на каблуках, направился прочь, всем своим видом демонстрируя пренебрежение. Энжил виновато развел руками, подмигнул Сефироту и кинулся следом, пока Расподос не устроил какой-нибудь скандал на правах любимчика Холландера. Тема тренировок и сражений для того была слишком болезненной с тех пор, как Сефирот в первый раз выбил меч у него из рук и уложил на лопатки. Самому Сефироту было все равно, но болезненное самолюбие Генезиса было задето. Зак обычно смеялся, говорил, что это Сефироту просто повезло с учителем, но Страйф только поджимал губы и качал головой. Сам он редко хвалил боевые навыки Сефирота, безжалостно указывая на ошибки, но когда после окончания учебного боя на губах Клауда появлялась слабая улыбка – Сефирот становился самым счастливым человеком на планете. К счастью или нет, но, несмотря на неспособность понять чужие эмоции, в своих Сефирот разобрался быстро. Сначала Клауд был для него образом на календаре, виденном мельком на стене лаборатории, а потом... Вот только Страйф видел в нем всего лишь ребенка. А соблазнять Сефирот никогда не умел и, боясь выглядеть смешно и глупо, даже не пытался. Лишь замыкался в себе еще больше, пока Клауд снова и снова не вытаскивал его из его скорлупы. Сефирот поправил очки и быстрым шагом направился к себе. Выделенная ему квартира была крохотной, но менять ее на что-то другое он не хотел. Она была только его, его крепостью. Местом, где он мог позволить себе побыть слабым и ничего не бояться.***
Утро следующего дня началось для него поздно. Накануне Страйф хорошенько измотал его на тренажерах, но на сегодня объявил выходной, и Сефирот позволил себе поваляться в постели чуть дольше. Солнце не показывалось уже вторую неделю, скрытое тяжелыми темно-серыми тучами, не пролившими за все это время ни капли дождя, но предчувствие чего-то… сказочного, почти волшебного, заставляло улыбаться и тереться щекой о подушку. Он даже позволил себе немного помечтать о том, что пройдет еще пара минут – и из душа появится Клауд. В одном полотенце, с мокрыми, но все равно торчащими во все стороны волосами-лучиками, и солнечной улыбкой в ярких и таких любимых глазах. Сефирот медленно, томно выдохнул и перевернулся на живот. Справляться с собственным возбуждением по утрам уже вошло в привычку, но щеки и уши все равно горели от неловкости и стыда. Боль от того, как он втерся каменной плотью в простынь, ничуть не уменьшила его желания. Разбушевавшееся воображение рисовало ему картины ярче и острее другой, но Генезис, наверное, посмеялся бы их невинности, если бы увидел. О близости между мужчинами Сефирот много чего прочитал, но представлять себе Клауда… таким казалось почему-то неправильным. Сефироту хватало воспоминаний об открытой шее и запястьях, пиками торчащих от трения с тканью сосках и капельках пота на ключицах, чтобы темнело перед глазами, и дыхание срывалось к бахамуту. Закушенные губы, выступающий кадык, прикрытые длинными ресницами потемневшие до грозового неба глаза Клауда – и с губ сам собой сорвался долгий, болезненный стон. Стиснув подушку пальцами, кусая уголок, Сефирот резко и безжалостно двигал бедрами, потираясь о шершавую ткань простыни и добавляя в удовольствие щедрую порцию боли. Мечтать о Клауде ему было не стыдно. Было стыдно мечтать о нем… так. Представлять его, чувствовать его фантомные поцелуи и тяжесть его совершенного тела. И сгорать-сгорать-сгорать в его руках... Освобождение было мучительным и быстрым. Удушливый румянец залил щеки, уши и шею, на простыни снова расплылось влажное пятно, но он хотя бы сможет пережить сегодняшний день. Отодвинувшись подальше от пятна, Сефирот лениво перевернулся на спину, устремляя взгляд за окно. Ощущение чего-то волшебного не ушло, но настроение все равно уже было не таким. …Волшебство началось, когда хмурого Сефирота в медвежьих объятиях вдруг стиснул Фэйр. С чувством потискал, взлохматил волосы, превратив в бахамут знает что, а потом шепнул на ухо, что бы он, Сефирот, обязательно зашел сегодня в шесть к Страйфу, ибо Солнце Корпорации с утра отправилось на инвентаризацию, но очень и очень хотело поздравить лично. Сефирот смутился, но кивнул, неловко держа сунутую Заком коробку в яркой упаковке. Он не умел принимать подарки, не знал, что с ними делать и как говорить «спасибо». Но, к счастью, такие мелочи, похоже, Зака ничуть не волновали, поэтому на смущенное бормотание Сефирота он только рассмеялся и умчался, велев держать нос по ветру. Сефирот не смог сдержать улыбку и, как только убедился, что вокруг нет любопытных глаз, молниеносно снял упаковку со смешным бантиком. И замер восхищенно, глядя на новенький, явно сделанный на заказ браслет для материи. Тяжелый, истинно мужской, из черненого металла с затейливой вязью. Ничего подобного у Сефирота никогда не было, у него вообще мало что в жизни было своего, но эта «игрушка»… Такая смертоносная и такая красивая. Сефирот надел браслет на руку, поднес к глазам и счастливо рассмеялся. Потрясающе. Даже пустым он смотрелся просто потрясающе, а уж когда разноцветные шарики материи займут свое место… Сефирот закрыл глаза, прижимая руку к груди. Надо сказать Заку спасибо. Настоящее и громкое спасибо. И показать браслет парням. ...Энжил «игрушку» оценил, уважительно покачав головой. Генезис вздернул нос, пробормотав что-то о девчоночьих украшениях, но Сефирот заметил пару завистливых взглядов исподтишка. Впрочем, Генезис долго дуться не умел, да и свой подарок не терпелось показать, поэтому, как только позволили дела, они поднялись на крышу и торжественно вручили Сефироту большой торт. В процессе транспортировки тот изрядно помялся и покосился, но Сефироту было все равно. Он был по-настоящему счастлив, а уж когда ему вручили ложку и заверили, что обязательно помогут, но только если он сам не справится… Наверное, он выглядел смешно в своих нелепых очках, перемазанной мордочкой и сияющими глазами, но парни не смеялись, только степенно пили принесенный в термосе чай, а когда Сефирот наелся – с радостью к нему присоединились. Втроем приговорить торт оказалось довольно просто, но расходиться никому не хотелось. Устроившись на ранее принесенной старой одежде, они то многозначительно молчали, то делились нехитрыми мечтами вроде новой серьги в ухо или ножен. Разморенный и довольный Сефирот больше молчал, стараясь не думать о том, что еще чуть-чуть – и он увидит Клауда. Зак сказал, что Страйф хотел сам его поздравить. Как это будет? Просто потреплет по плечу с улыбкой или крепко обнимет, как Зак? Думать об этом было больно и сладко, но надеяться он себе запретил. Так и не вышедшее из-за туч солнце уже почти закатилось за горизонт, когда они решили вернуться. Сефироту пришлось пожаловаться на усталость, чтобы парни не увязались за ним. Перед визитом к Страйфу он решил зайти в комнату и привести себя в порядок после победоносной битвы с тортом. Быстрый душ, расчесаться, надеть чистую рубашку и попытаться убрать испуганное выражение из кажущихся шалыми глаз. Но испугать себя до конца он не успел: Клауд поймал его выходящим из квартиры. С улыбкой на усталом лице крепко обнял, шепнув поздравление на ухо, и тут же отстранился, не дав ошарашенному Сефироту даже почувствовать крепкие объятия и сильное тело, так плотно прижавшееся к его собственному. Короткое и отчаянное «спасибо» оборвалось, когда Клауд вдруг взял его за руку и повел за собой. Боясь даже шевельнуть попавшим в плен запястьем, Сефирот покорно спустился с ним на служебном лифте, вышел к парковке и замер, неверяще глядя на новенький, матово сияющий хромированными деталями байк. Настоящий монстр, о котором Сефирот даже не смел мечтать. - Он твой, Сеф, - Клауд легонько подтолкнул застывшего в ступоре парня. – Это мой тебе подарок. С днем рождения. Ты теперь совсем взрослый. Сефирот только кивнул и совсем не по-взрослому вдруг шмыгнул носом. Внутри творилось непонятно что, но дремлющая сила байка притягивала его как магнитом. Провести ладонью по бокам, дотронуться до руля, почувствовать, как скрипит кожа седла. - Спасибо… - шепнул Сефирот, и вскинул на Клауда отчаянный взгляд. – Но я не умею водить. И разрешения у меня нет. - Ты быстро научишься. Это легче, чем держать в руках меч, - Страйф с улыбкой в глазах наблюдал за ним. - Это долго, - Сефирот опустил взгляд, поглаживая хромированный бок. – А я хочу сейчас, - последние слова он выдохнул еле слышно, но Клауд его услышал. - Я могу прокатить тебя. Если ты позволишь мне. Сефирот вскинулся, чувствуя одновременно страх и восторг. - Ты… Спасибо! – А со своими эмоциями он разберется потом. - Полагаю, это значит «да», - Клауд усмехнулся, подошел к байку и, любовно проведя по сидению, ловко его оседлал. Сефирот только сглотнул, прослеживая взглядом длинную ногу, линию бедра, плоский живот и рельефную руку. То, как держал Клауд руль, как улыбался… Байк казался монстром, которого Страйф приручил одним касанием. - Садись, Сеф, – Клауд кивнул на сидение позади себя и чуть сдвинулся, давая ему больше места. - И держись крепко. Сефирот подошел к нему словно на деревянных ногах, неловко устроился за спиной Страйфа, резко выдохнул и почти робко коснулся Клауда. - Сильнее, Сеф, я не переломлюсь, - Страйф по-доброму усмехнулся, завел мотор, и Сефирот инстинктивно вцепился в него, обнимая за талию и прижимаясь к спине. Очень вовремя, потому что покрышки вдруг завизжали, и байк рванул с места. Клауд вел быстро, а когда они выехали за пределы города, еще прибавил скорости, наполняя Сефирота неизвестными доселе чувствами. Ликование? Свобода? Это вот рвущееся изнутри, заставляющее подставлять лицо ветру и захлебываться от восторга. Сефирот рассмеялся сумасшедше, пьяно, борясь с желанием раскинуть руки, встречая эту реальность, которую он больше не боялся. Ветер трепал волосы, забирался под одежду, холодя разгоряченную кожу, но все, что сейчас имело значение – это свобода, дорога и Клауд близко, так близко. Сефирот приник к нему ближе, забывшись, зарылся в волосы на затылке, вдыхая запах, носом провел по шее. Байк на секунду повело, но Сефирот только сильнее стиснул талию. К Бахамуту все, это первый день его взрослой жизни, он больше не ребенок. Клауд съехал с дороги в чистое поле и остановился, выключив двигатель. Странно, но здесь не было туч, и небо было похоже на звездное покрывало. После рева байка тишина почти оглушила, но дыхание – частое, сорванное, почему-то было очень хорошо слышно. - Сефирот… - Клауд накрыл ладонью пальцы, лежащие на его животе. - Люблю тебя, - Сефирот закрыл глаза, дрожа от колотивших его эмоций. Все тот же восторг, страх, что-то еще более глубокое, болезненное и яркое. – Я просто тебя люблю. Спасибо за этот подарок. Ты подарил мне свободу. - Сефирот… - выдохнул Клауд, почти простонал, слезая с байка. Замер перед ним, глядя с отчаянием, почти смертельной тоской и странной, словно изломанной нежностью. – Меня нельзя любить. Я… Сефирот оборвал его, рванувшись вверх, неуклюже обнимая и накрывая губами его губы. Неловко и неумело, но настойчиво и требовательно. - Сделай мне еще один подарок, Клауд. Пожалуйста. – Как легко, оказывается, потерять голову. И как бедна собственная фантазия. Клауд – он другой. Обнимает не так, как думалось, а лучше, намного лучше; целует требовательно, сильно, не щадя. Словно сам этого давно хотел, а теперь наконец дорвался. Клауд-Клауд-Клауд… А только скрипнул зубами. - Это опасно, - последняя попытка остановить Сефирота и себя. Не солгал он Заку, не захочет он останавливаться, не сумеет. Не тогда, когда так текут между пальцами, словно усыпанные лунной пыльцой волосы, и отзывается юное тело на ласки. - Я остановлю тебя. Только будь со мной, - зрелая уверенность, взрослая. Так хочется поверить его словам. Клауд отстранился лишь на миг. Сдернуть с себя безрукавку и бросить на землю там же, рядом с еще пышущим жаром байком. Ни души вокруг, только перемигиваются равнодушные звезды, да сердце колотится о ребра. Сефирот сам опустился вниз, дрожащими пальцами избавился от рубашки, взглядом лаская поджарое сильное тело своего личного солнца. И с готовностью подался вперед, навстречу опустившемуся рядом на колени Клауду и его поцелую. Наивное бесстыдство, жадное любопытство – Клауд только выдыхал горячо под изучающими и робкими касаниями Сефирота. А когда почти невинная ласка стала смелее – подался вперед, укладывая Сефирота на спину на свою и его одежду вперемешку. Мелькнуло на краю сознания сожаление и пропало. На постель бы, а не на жесткую, высушенную землю, но Сефироту, кажется, было все равно. Каждое касание, каждый поцелуй он встречал тихим стоном или всхлипом. Зажмурившись, судорожно перебирал соломенные пряди и тянулся, тянулся за еще одним поцелуем. Словно только это слияние губ, неистовое, по-взрослому страстное и непристойно-влажное заставляло его верить, что все это – не сон, не сладкий бред. Что это Клауд терзает его соски, покусывая их губами и дразня языком до задушенного всхлипа. Что это его руки проводят по бокам и животу, и его волосы щекочут чувствительную кожу. И что это его рот… о-Гайя-так-нельзя-остановись-нет-продолжай… влажный и горячий рот… - Клауд… - он сомкнул бы бедра, если бы смог, если бы Страйф не держал его так сильно и неумолимо. Сефирот стонал беспомощно, почти жалко. Ничего из испытанного ранее не могло подготовить его к этому. К такому откровенному и безумному удовольствию. Но спустя минуту померкло даже это, когда внутри его тела оказался юркий и наглый язык. Ему даже показалось, что от сенсорной перегрузки, от осознания, что это Страйф, наконец-то Страйф, он на мгновение потерял сознание. Клауд готовил его долго, тщательно, терпеливо. Не желая причинить ему ни капли боли, он терзал и изводил его бесстыдными пальцами, то погружая их внутрь распаленного тела, то дразня легчайшими прикосновениями вход. Сефирот давно потерял счет времени, звезды слились в один яркий пульсирующий сгусток. Он умолял, даже зная, что это не поможет. И Клауд все медлил. - Пожалуйста… сделай это. Я удержу тебя, я сумею, - Сефирот, интуитивно разобравшись в его сомнениях, шептал обещания в приоткрытые губы, пьянея еще больше от запаха возбужденного мужчины. – Пожалуйста, Клауд… - И застонал протяжно, отчаянно, чувствуя, как входит в него чужая плоть, наполняя собой. Больно? Он не понял. Странно? Нет, уже нет. Хорошо. Ведь это же Клауд, теперь его Клауд. Первый толчок, расширившиеся во всю синюю радужку зрачки – и осевшая за летние месяцы пыль взвилась в воздух, как от порыва ветра. Второй – полыхнуло где-то совсем близко, дохнуло жаром. Клауд двигался в податливом, таком сладком теле сильно, глубоко, до собственных стонов с прикушенных губ и капелек пота на шее. Любил безжалостно, до синяков от пальцев и укусов на груди, отпуская себя больше и больше, с каждым новым толчком, с каждым стоном и сорванным всхлипом. Горел вокруг них воздух, тек, сыпал искрами, вторя эмоциям и ощущениям Клауда, кажется, даже подрагивала сама земля. И с каждым всполохом, с каждой новой вспышкой все ближе прижимался Сефирот к Клауду, разделяя с ним все, что тот испытывал. Впитывал, забирал себе вместе с удовольствием и движением внутри. А когда сжался вдруг, дыша со всхлипами, отчаянно борясь за каждый вдох и принимая в себя удовольствие Клауда, накрыл губами его губы, замыкая его на себя, всю его силу, всю страсть и мучительную жажду. И танцевавший вокруг них огонь вдруг погас, чтобы загореться на кончиках пальцев Клауда. Он ласкал Сефирота, не причиняя вреда, не обжигая, лишь согревая. На секунду Страйф испуганно вскинулся, но Сефирот, все еще задыхаясь и мелко дрожа, не отпустил, лишь прижав к себе крепче, заставив накрыть горячим тяжелым телом. Вскрикнул и обмяк, зажмурившись. - Все хорошо… все хорошо, Клауд… - Наверное, было что-то неправильное в том, как шестнадцатилетний подросток успокаивал взрослого мужчину, но обоим было все равно. Клауд расслабился, обмяк, погребая его под себя. Не было ни сил, ни желания отстраниться хоть на миллиметр. Слишком хорошо было чувствовать Сефирота под собой, находиться в кольце его рук и ног, дышать им, губами прижиматься к венке на шее, впитывая вкус кожи и пота. Совсем немного, а потом он отстранится. И, наверное, стоит что-то сказать. Хотя у него, Клауда, опыта с общением после близости было едва ли больше, чем у самого Сефирота. - Спасибо, - наконец выдохнул он, мягко тронул истерзанные им же самим губы и вытянулся рядом. Одежда под ними сбилась, и в спину ту же неприятно впились мелкие камешки, но звездное небо над головой было таким ярким и завораживающим, что было все равно на дискомфорт. Зак непременно прошелся бы на тему солдат, утверждающих, что не знают толк в романтике, но, увозя Сефирота, Клауд не надеялся ни на что и ни на что не рассчитывал, боясь самого себя и собственной силы. Как оказалось, зря. Сефирота словно создали специально для него. - Это тебе спасибо. Я и не надеялся на такой подарок, - Сефирот приподнялся, глядя на него и кусая губы. И куда только делась вся его уверенность. Сейчас это снова был тот неуверенный в себе, почти никому не верящий подросток, которого Клауд видел каждый день. Страйф усмехнулся и покачал головой, садясь. - Это не подарок. – Поднялся, потянулся, не стесняясь, и протянул руку Сефироту. – Вставай. Земля – не самая лучшая постель. Сефирот смутился, но покорно встал, вытряхивая пыль из волос. Клауд только рассмеялся, одеваясь. - Оставь. Сейчас с ними ничего не сделаешь, только мыть, - оделся, привел в порядок одежду и шагнул к Сефироту, встав вплотную. Пропустил прядки сквозь пальцы, а Сефирот вдруг порывисто обнял его, уткнувшись носом в ключицу. Высокий, еще немного угловатый и нескладный. И самый любимый. Страйф медленно выдохнул и обнял его в ответ, скулой прижавшись к макушке. - Скажи, что все только начинается, - Сефирот чуть сильнее сжал руки. Поднимать лицо было страшно и немного стыдно. - Уже началось, - Клауд медленно закрыл глаза, прислушиваясь к звукам ночи. Мелькнула мысль о том, что не стоило давать надежду, но под веками вспыхнуло лицо Сефирота, в первый раз попробовавшего не самый вкусный торт, и сомнения исчезли. Им обоим нужна эта надежда. Они оба чужие этому миру. - Не оставляй меня никогда. – И не стыдно, хотя, наверное, должно быть. Ему шестнадцать, он считает себя взрослым и хочет стать воином, таким же, как Клауд… Или только шестнадцать? Ему страшно остаться в этом странном мире одному, остаться без Клауда. - Не оставлю, - Клауд выдохнул осторожно, сглатывая, в первый раз, наверное, думая о том, что сейчас любовь Сефирота на самом деле – лишь страх одиночества и благодарность, круто замешанные на гормонах шестнадцати лет. И что настоящую любовь ему еще предстоит вырастить. Но оно того стоит. Каждое движение его ресниц и каждая улыбка – стоит. Поймав себя на этой мысли, Клауд только рассмеялся. Кажется, ему тоже шестнадцать. Ну и к бахамуту. Он хочет быть счастливым.