Сказание

В не столь давние времена на далекой планете под названием Крей под крышей одного храма стояли три алтаря. Первый алтарь был посвящен богу-дракону, спасающему души. Лилось на него вино, а преклоняющие колени перед алтарем и без него вкушали радость. Солнечный свет заливал его каждый день, отражался и дробился на мечах рыцарей, пришедших поклониться своему покровителю, и на венце короля этих рыцарей, Альфреда. И, связанные единой волей и единым духом, обретали рыцари Короля силу. Второй алтарь был посвящен богу-дракону, уничтожающему иллюзии. Лилась на него кровь, а преклоняли колени перед ним те, кому нечего было терять, а по тому оставалось только брать. Ни свеча, ни солнце, ни луна не касалась его своим светом, и только металл близ него тускло сверкал собственным холодным сиянием, металл мечей, доспехов и цепей. И, подчиненные единой воле, вливали рыцари Теней свою силу и свою жизнь в единый, последний для врага удар. К третьему алтарю склонялись те, кто искал мудрости или хотя бы знания. И знаниям он был посвящен, и не были важны имена тех, кто привносил это знание в мир. И лилось на него кофе и горячий шоколад, и вкушали их богини, что засиживались до рассвета над приумножением знаний. Крейю в те времена разрывала на части война всех со всеми. Множество было врагов и у страны, в центре которой возвышался этот храм, но ближе всего к её границам находились двое из них. Первый был союзом разбойников и шалых людей, наемников и циркачей, дев ночи и игроков. По их земле всегда растекался праздник, но за этим праздником по пятам следовал голод. Нередко настолько вплотную, что воины этой страны посреди боя вцеплялись зубами в горло только что поверженного врага. Вторым врагом было величайшее государство планеты, поглотившая многие и многие земли Империя Драконов. Состояла она из четырех великих кланов, и величайшим из кланов был клан Пути Тени, и глава его властвовал над всеми драконами Империи. Глаза его не закрывались даже тогда, когда он спал, и ни одна военная хитрость не могла укрыться от его взора, а пламя его не унималось до тех пор, пока ему была пища. Не могли лидеры трех столь разных сил и учений своей волей приходить к одним и тем же решениям, и по тому не мог этот триединый союз выжить без единого лидера. Лидер этот, по решению двух сил и попустительству третьей, выбран был из воителей, служащих Спасающему Души Дракону, и дал начало королевской династии. Более всего жрецы сущности, определяющей силы Оракула, доверяли знанию. Но знание не способно само собой принимать решение, и по тому право решения доверили они силе, о которой знали - более всего она чтит поддержку друг друга. Знанию о надежности служителей Дракона, Спасающего Души, доверили они свою судьбу. Не задирали нос сторонники силы, чьим представителем был новый король, не поминали лишний раз главенство своего храма в триедином союзе, но пристало к ним с тех пор прозвание "Паладины Короля", и не оспаривали его жрецы храма, по тому что доверие их королю было и доверием их вере. Не питали уважения служители третьей силы к новоявленному королю, не видели в его воли мудрости или предвестия победы. Но в те времена они более всех трех сторон нуждались в этом союзе, а по тому доверили ему свою волю. Вера обязывала их принимать любые решения того, кому была дана присяга, даже если тот принуждает присягнувшего истязать себя ради одного лишь увеселения взора, и по тому повиновались они королю, выступая против его воли только на советах, где им на то давалось полное право, да не сдерживали удара на турнирах, куда единственные приходили сражаться насмерть, зная, что победа и только она могла дать им право на жизнь. И было у одного из королей триединого союза Святилищ Объединения двое детей. Король Альфред некогда сам выбрал им имена, и по тому они хранились в тайне, чтобы жизнь успела показать, не ошибся ли он, не спросив совета у мистиков. Чтобы правдивость их имен определяла жизнь, а не чужие ожидания. И, вместе с именами, скрывали они за доспехами все свои проявления, кроме поступков. Вместе с внешностью, прятало это от посторонних глаз и их судьбу, по тому что судьба принцессы отлична от судьбы принца, судьба старшего сына отлична от судьбы младшего, а судьба старшей дочери отлична от судьбы младшей. Первого из них знали как Бластер Блейда. Храбрость его питала тихую, неявную беглому взгляду непреклонность. О его чуткости и терпении вспоминали те, кто полагал, что доспехи прячут от взора принцессу. Ближайшими соратниками его был маг из архивов Оракула, да разумный робот из тех, что с неба на и без того погрязшую в войне землю Крейи спустил однажды новый претендент на правление истерзанной землей. Маг Ромба с детства был приучен запоминать всё - походя и навсегда. Великую скорбь хранила в себе его память, но так же хранила она и все поступки, все слова Бластер Блейда, и жизненный путь его исподволь утешал эту скорбь и давал надежду. Робот, известный как Асура Кайзер версии 7 и под слишком уж длинным серийным номером, некогда совершил ошибку. Собирая информацию о новой земле, спустился он на дно моря, где своим веселым посмертием жили затонувшие пираты. Встретил он там дочь капитана, бойкую и бесстрашную, и сговорился с ней разобрать друг друга и посмотреть, как кто устроен. Ерзала она, когда он вынимал из неё селезенку или почку, жаловалась, что щекотно, но сидела почти спокойно. Когда же робот взял посмотреть её сердце, испугалась она за него и попыталась тут же отобрать обратно, и робот, неверно высчитав траекторию её движения, не смог удержать сердце в руках, упало оно внутрь его конструкции, да так там и застряло. С тех пор преследует его дочь пирата, и он рад бы вернуть ей сердце, но не может его достать. С тех пор есть в его груди сердце, и диктует оно ему ранее неведомые суждения да желания. Неуютно ему среди своих сподвижников, а тянет его к морю, где сердце его однажды выбрало себе юную русалку. Но боязно ему приближаться к морю, по тому что ноет его сердце, когда к нему тянется дочь пирата, его потерявшая. В стороне же от моря не нашел он более уютного для сердца своего места, чем подле Бластер Блейда, чем-то неуловимым схожего с выбранной сердцем русалкой. Второго из них знали как Бластер Дарка, и предпочел он путь Паладинов Тени. Отчаянность его питала яркую, упрямую решительность. О его коварстве и неумении скрыть что боль, что злорадство вспоминали те, кто полагал, что доспехи прячут от взора женщину. А те эльфы из пленников, кому доводилось выйти наутро из его палатки живыми, порождали столь цветистые сплетни, что не находилось никого, кто бы им верил. Ближайшими соратниками ему были дева-убийца из цирка Бледной Луны и генерал над Наемниками Темноты, что, единожды приняв от него поражение в его кампании против их голодной земли, приняли и его главенство. Убийца отличалась от соратниц-циркачей в первую очередь тем, что ничуть не сожалела, когда её мастерство нужно было проявлять тайно. Она верила, что Бластер Дарк видит её незаметность и любуется ею, и этого зрителя ей хватало, чтобы стараться вовсю. Генералу-вампиру доводилось в прошлом продавать мечи своего, тогда ещё малого отряда, Драконьей Империи, под руководство того, кто сейчас стоял у неё во главе. Был тогда нынешний Повелитель Драконов юн, но его талант военачальника уже тогда был явен вампиру, и тот, хоть и был много старше, не брезговал внимать и учиться, и понял на этой службе многое. Не силой оружия своих войск победил его Бластер Дарк, но волей своего Бога, и высоко ценил его навыки. И случилось однажды, что Бластер Дарк созвал тайный совет. Немного было у служителей трех сил тайн от друг друга, привыкли они смирять осуждение, что вызывал порой в них путь союзников, но чтобы хранить что-то в тайне от врага, то и союзникам это надо говорить с оглядкой. Были на совете от Королевских Паладинов сам Король Рыцарей Альфред, был Бластер Блейд, и был рыцарь Гармал, прозванный Клыком Света за то, как сроднился он со сворой своих снежных псов, что выучились от него кодексу рыцарской чести. Были на совете от храма Оракула лунная богиня, что раз в месяц не могла не становиться ребенком, а по тому носила сей облик постоянно, чтобы не разнилось отношение к ней в зависимости от фаз луны. Была Алая Ведьма Коко, за глаза прозванная "бездушной" - тем пламеннее и изобретательнее было её стремление вперед, чем меньше внимания требовали от неё былые горести, и не скрывала она нелюбви своей к прошлому. Была Дочь Обещаний, что избрала своим домом границу между будущим и настоящим, и знала, когда одна из этих сущностей была важнее другой. И не было на совете начальницы над ними, наперед знающей Судьбу, и сказавшей своё слово одним тем, кого отправила на совет. И был на совете от Паладинов Тени лишь тот, кто созвал совет, да привел он маленького мудреца, Карона, чтобы был он ему на совете тем, кем на поле боя являлся оруженосец. Не мог он единолично решать за тех, кто следовал тому же пути, хоть и хотел этого. Не позволил бы это он себе, хоть и не показывал своего трепета перед Божеством. И по тому значило его единоличное присутствие то, что меж собой Паладины Тени уже всё решили, и было это решение таковым, что можно было его либо принять, либо нет, но не принять частично. И поднялся Бластер Дарк с места, и завел жаркую речь про военный гений Повелителя Драконов, про то, как раз за разом вынуждал он своих врагов открываться именно там, куда он имел силы ударить. Сладострастием полнился гнев Бластер Дарка на разрушения и унижения, что терпели от главы Драконьей Империи шесть прочих наций планеты, но емкой была речь его, не пытался он приукрашивать и без того яркую правду, и знаний в его словах было не меньше, чем огня, и по тому внимали ему, прощая его пристрастность. И сутью его речи было то, что сила Драконьей Империи хоть и велика, но капризна. Мало тех, кто удержит Империю в руках, но ещё меньше тех, кто достаточно правильно сумеет распорядится её могуществом, чтобы угрожать прочим странам вторжением. По тому уничтожение Повелителя Драконов надолго свяжет силу его народа, даже если не станет причиной для внутренних свар. И закончил он тем, что есть у него средство для этого. - И хоть велика цена, что придется заплатить за его смерть, результат того стоит. Убийцы не подберутся к нему, он не пойдет в засаду, но не потребуется нам ни специального места, ни близости большей, чем полет стрелы, не помешает нам войско, стоящее между ним и нами. Ваше же содействие нужно нам, чтобы развязать с ним бой, и защищать наши алтари после его гибели. Знал король Альфред, сколь дешево служители Рвущего Иллюзии Дракона ценят жизни друг друга, знал он, что говорящий в этом вопросе не отличим от прочих, следующих тому же пути, и ужас посетил его от одного того, что назвал один из Паладинов Тени цену победы высокой. В надежде, что не о жертвоприношении говорит дитя крови его, спросил он, что же это за цена. - Не коснется ритуал тех, кто не склонял головы перед нашим алтарем. Чем меньше же останется нас, тем легче вам будет исполнить договор, ведь немногих защищать легче, чем многих. Не выразив ни гнева своего, ни предвестия скорби, во второй раз спросил король о цене, и ответил ему Бластер Дарк. Тогда, не спросив на то дозволения, поднялся с места своего рыцарь Гармал, и ярость была в его речах, поносящих готовность убивать тех, кто верен убийце. Рассмеялся в лицо ему Бластер Дарк, но не оставалось королю ничего иного, кроме как пресечь возмущение своего рыцаря, хоть и было то подобно его собственному возмущению. Тогда обратился король к богине Луны, и поднялась она с места, и забралась на стол, по тому как с пола не увидели бы её присутствующие. И сказала она, что к великой скорби ведет этот выбор - но он же поможет избежать в будущем скорби не меньшей. И сказала, что многие, вступающие в ряды Паладинов Тени, не несут в себе готовности жертвовать собой, надеясь обрести силу и власть, и не заплатить за них страшную цену. Что, единожды позволив этой силе поглотить многих, можно уберечь многих других от этого пути. И расплакалась богиня как ребенок, и вернулась на своё место, пряча лицо в рукавах. Тогда обратился король к ведьме Коко, и подтвердила она, что почти не ошибается Бластер Дарк, оценивая, сколь важен для Драконьей Империи её повелитель. И сказала, что великое преимущество даст этот выбор, и что не видит она других путей его добиться, сколь не вглядывается в грядущее. Тогда обратился король к Дочери Обещаний, и сказала она, что многие и многие гибнут в войне против Драконьей Империи. Что, единожды пожертвовав теми, кто и так обрек себя на смерть, можно в грядущем сохранить не меньше жизней тех, кто не согласен отдавать её ради одной лишь чужой блажи. Тихо рычал на своем месте Гармал, понимая, что после слов этих согласится король со столь жутким решением. И тогда, попросив и получив слово, поднялся Бластер Блейд. Спросил он Бластер Дарка, сколько времени займет подготовка ритуала, ведь не делаются такие вещи в один день. Обрадовался Бластер Дарк, решив, что, склонившись под неизбежностью жестокого решения, решил Бластер Блейд помочь ему в его начинании. Сказал он, что много, много всего надо для этого сделать, но надеется он обернуться за месяц, если только с чужой помощью не получится быстрее. Не любил Бластер Блейд рушить чужие надежды и ожидания, но не поколебало это его решения. Обратился он к королю Альфреду, и попросил отпустить его на этот месяц, дать право и возможность уехать в Драконью Империю и сделать так, чтобы этой жертвы не потребовалось. Насмешкой бросил Бластер Дарк вопрос о том, как же Бластер Блейд собирается сделать это, но тот лишь ответил, негромко и твердо, что сделает. И хоть знал король, что подвергает себя дитя крови его огромной опасности, избирая этот путь, не смог он запретить этого. И принял он выбор обоих своих детей, хоть и тот, и другой причиняли боль его душе: выбор Бластер Дарка - своей жестокостью, выбор Бластер Блейда - своей рискованностью. Недолго собирался Бластер Блейд в дорогу, прощанье же с товарищами вовсе не отняло у него времени. Больно было ему оставлять их в неведении, но должен был хранить тайну, и следовал этому долгу. Не мог он лгать им без истинной нужды, которой иной раз не избегнуть в войне, и по тому не стал он говорить им ничего о своей отлучке, и попросил рыцаря Гармала сказать лишь правду о том, что нет у них права говорить правду. Не труднее уйти было тем двоим, кого позвал он себя сопровождать. Не было у робота Асура Кайзера на земле Объединенных Святилищ никого, кроме Бластер Блейда, кому важно было его место пребывания. О судьбе же мага из архивов Оракула знали те, кому полагалось знать о его уходе, остальные же пуще рыцарей понимали, что такое "секретная информация", и трудились день и ночь, приумножая и систематизируя знания, чтобы повысить свой уровень допуска. Не трудно было и проникнуть на землю Драконьей Империи. Велика была её территория, нескончаемой длины были и её границы, и не могла армия Империи одновременно и воевать, и следить за каждым, эту границу переходящим. Дозоры с небес смотрели, чтобы не прошел незамеченным вооруженный отряд, трактирщицы на дорогах слушали, чтобы знать заранее, что из одиноких путников на чужой земле сформируется армия, но человек, или трое, или пятеро могли пройти незамеченными. Могли пройти незамеченными и человек, эльф да робот, но для надежности маг накрыл иллюзией что свои одежды, что доспехи рыцаря, что конструкцию внеземного разумного изобретения. Только меч рыцаря остался прежним, по тому как касание магического оружия разрушит иллюзию сразу - а какое оружие, кроме самого дрянного да самого искусно сработанного, не содержало в себе ни капли магии? И по тому если уж понадобится рыцарю извлекать меч из ножен, меньше подозрений он вызовет, если с самого начала увидят все, что это за меч. Ценным был меч этот, и не только для хозяина. Искусно выкованным и не менее искусно заклятым - так, что если было время с не малой силой проткнуть им землю под ногами, взрывалась земля под ногами того, на кого обращал взор хозяин меча. И пусть не знали люди и нелюди вокруг об этом свойстве меча, пусть не могли им правильно воспользоваться, но могли они понять, что могущественно это оружие. Вглубь Империи держал путь Бластер Блейд с товарищами, и случилось в пути так, что на малозаметной дороге из тех, где не встретишь патруля, перегородил им дорогу рукотворный завал, что оставляют разбойники, чтобы задержать путников. Призвал тихой молитвой Бластер Блейд дух Спасающего Души дракона и вонзил меч в землю, и пошли они дальше, не дожидаясь нападения, стремясь избегнуть битвы. И не решились засевшие в лесу встречаться с ними в открытом бою. Долго ещё не возвращал рыцарь меч в ножны, опасаясь внезапной атаки. А едва вернул, услышал впереди он шум, что значил многих людей, спешащих куда-то не в ногу, и вытащил меч на свет вновь, и замедлил шаг. Да только впереди оказались вовсе не разбойники, а дорога большей значимости к тому же городу, к которому шел он с товарищами, людная из-за близости к городским воротам. Устыдился он, и поспешил бы убрать меч в ножны, чтобы случайно не порезать никого да не вызвать на себя чужого гнева, да не успел - подскочил к нему с развилки гигант, будто поджидавший его тут, и толкнул, и в то же время дракон небольших размеров подскочил к нему, ухватил меч зубами и рванул к городу со всей возможной скоростью, скрываясь в толпе. Понял Бластер Блейд лишь то, что дракон этот - из тех, что зовутся динозаврами, что принадлежат к клану Тачиказе, вечно вымирают, но ни разу ещё не вымерли окончательно. Попытался он схватить гиганта, что явным образом помогал украсть у него меч, да тот тоже не вступал в драку, убегая к городу. Только менее ловок он был, и большего размера, и по тому не сумел он скрыться в толпе - вслед ему неслись ругательства, а голова его возвышалась над прочими, движущимися к воротам. И устремился за ним Бластер Блейд, и попытались вслед нему бежать маг и робот, да оттеснила их смыкающаяся толпа. Нагнал рыцарь в городе гиганта, когда встретился он с динозавром-сообщником да взял краденный меч, да понял, что немногое может сделать против них в одиночку. Шел он за ними, не приближаясь, ища про себя слова, которыми попросит обратно меч свой - так, чтобы и вежливыми были они, и в то же время не принизили чести его. Знал он, что не хватит разбойникам благородства отдать меч в ответ на одну лишь просьбу, но не мог пренебречь попыткой вернуть себе оружие этим путем. Знал он, что должен продумать он другие пути, которыми может вернуть себе меч, да не шло в голову ему ничего, совместимого с его рыцарской честью. Шел он за гигантом и динозавром до тех пор, пока не вышли они к таверне в районе, в котором у каждого значимого места была таких размеров площадка свободного места, что мог на неё спуститься с воздуха крупный дракон, и у каждого второго - такая, с которой он мог бы подняться в воздух. Была площадка перед этой таверной большой, но занимало её сейчас слишком много народа, чтобы использовать место по назначению. Стояли они по окружности, не стремясь к её центру, лишь наблюдая за ним. И вписался в эту окружность динозавр, и тоже не стремился он пройти внутрь круга. Но гигант не остановился среди наблюдателей, растолкал он их и пошел к центру, крича, что теперь уж точно победит наглеца, да размахивая краденным мечом. Что всегда он был тут сильнейшим, и не позволит пришлому отобрать у него это имя, и шумела толпа ему в след. Подошел Бластер Блейд к импровизированной арене, попытался пройти внутрь, да схватила его за руку женщина в одеждах танцовщицы, сказала подождать немного да улыбнулась хитро. Не стал рыцарь вырывать руку из руки девушки, и остался до поры смотреть, и увидел, как напротив вора-гиганта стоял воин-человек в доспехах, так искусно украшенных позолотой, что вровень они были красотой чешуе благородных драконов. Не могла красота эта помочь в бою, только мешать должна была да отвлекать, но радовала глаз да говорила о знатности или хотя бы достатке того, кто с чего-то решил драться не по турнирным правилам, а по куцым законам дворовых боев. И отмахнулся знатный воин от гиганта, сказал, что нет ему смысла сражаться со столь слабым противником. Замахнулся на воина гигант мечом, но тот даже не поднял свой, лишь посмотрел в упор на пытающегося бросить ему вызов, и не решился гигант нанести удар. И сказал воин, что не получит ничего в такой битве. Воткнул тогда гигант меч в землю, взорвав этим ближайший забор, да сказал, что отдаст меч, если будет побежден. Задумчивым взглядом проводил воин меч - и поднял одной рукой свой, двуручный, высказав этим своё согласие. Замахнулся гигант на него, уже не сомневаясь в своём праве на победу - и оказался взмах этот последним, по тому что в одно движение вышиб воин меч из его руки, а во второе рассек воздух так близко к шее гиганта, как только можно это сделать, не убив. И сказал он, что победил, и должен гигант уйти и больше его не беспокоить. Попытался гигант кричать, что воину только повезло, и он всё равно здесь сильнейший, но выскочил тогда в круг динозавр, схватил зубами за ремень и поволок товарища своего прочь от воина. Подобрал воин выигранный меч, да стал его внимательно разглядывать. Вышел тогда внутрь круга Бластер Блейд, сокрытый иллюзией, и сказал, что у него этот меч украли, и вежливо попросил вернуть ему оружие. Отказал ему воин, и холоден был его отказ. Сказал он, что был меч поставлен на кон, и раз он выиграл, то теперь это его оружие, и лишь боем можно его вернуть. Да добавил, что по виду путника у него не больше прав на меч, чем у других грабителей. Устыдился Бластер Блейд того, что не имеет права открыть правду, но спросил, позволит ли воин сразиться с ним, даст ли шанс вернуть меч. Улыбнулся тогда воин, и была это улыбка предвкушения. Оглядел он будущего противника и сказал, что раз не имеет тот другого оружия, то может взять меч, за который решил сражаться. Рассмеялась тогда за спиной Бластер Блейда танцовщица, что брала его за руку, да сказала воину, что редко он бывает столь добр. Лишь поморщился в ответ на это воин, да поднял свой меч, знаменуя этим начало битвы. Знал Бластер Блейд, что стоит чужому мечу коснуться его доспеха - и слетит укрывающая его иллюзия, и по тому заботился он в первую очередь о том, чтобы не пропустить удар, не торопясь атаковать. Сложно было Бластер Блейду столь тщательно обороняться, по тому что были движения его противника лишь немногим медленнее его собственных или тех рыцарей, с кем сражался Бластер Блейд на турнирах. Был противник его лишь чуть более неповоротлив, но более искусен в предугадывании чужих движений, и по тому мало помогало Бластер Блейду преимущество в скорости. И знал он, что вскоре усталость лишит его и этого преимущества, и по тому не было права у него дальше излишне осторожничать. Лишь принял он решение действовать, как поймал взгляд противника, и хоть нельзя было прочитать по чужому лицу намерений, пылал в глубине зеленых глаз огонь боевого азарта, и вспыхнула от этого огня душа рыцаря, и овладело им то безрассудство, что не противоречит расчету, но направляет его, да лишает душу сомнений. И выпадом своим достиг он цели, пробив доспех противника и раня его в ногу, пусть и не так серьёзно, чтобы тот был вынужден прекращать бой. Почувствовал Бластер Блейд, что куда легче под ударом его меча разошелся металл доспеха, чем происходило это на турнире, но решил, что это - иллюзия, что даровал ему азарт. Лишь слегка заметно хромал воин, но и для него теперь было очерчено время, по истечению которого не сможет он продолжать бой в полную силу, и по тому недолго было Бластер Блейду ждать ответной атаки, и столь выверена она была, что растерялся рыцарь - блокировать или уходить в сторону, и по тому не успел ни того, ни другого. Коснулся чужой заклятый меч доспехов, срывая с Бластер Блейда прячущую его иллюзию, и заблестели глаза его противника тем сумрачным блеском, что знаменует собой бой насмерть. И смертью для рыцаря должен был закончиться следующий удар воина, не менее верно направленный, чем предыдущий. Да за секунду до того, как достиг цели удар, снизошел в тело его дух Бога его, Дракона, Спасающего Души, и направил меч его, отводя смертельный удар в сторону, так, что он более милосердно ранил рыцаря. И хоть мог бог-покровитель и дальше направлять руку последователя своего, мог принести ему победу, но не потребовалось этого. Слишком мощен оказался последний удар воина, слишком рассчитывал он им закончить бой, и по тому сумел Бластер Блейд нанести ответный, не смертельный, но достаточный, чтобы окончить бой. И упал воин на землю, и не сводил он с рыцаря выжидательного взгляда, горького в своей гордой обреченности. Бластер Блейд же убрал меч свой в ножны и поблагодарил воина за бой, не кланяясь лишь по тому, что не смог бы после этого устоять на ногах. Рассмеялся тогда воин, и спросил, не думает ли рыцарь, что пожалеет, что не добил его пока мог. И сказал Бластер Блейд, что не пожалеет. Подскочила тогда к воину танцовщица, что не дала Бластер Блейду раньше времени войти внутрь круга, и помогла ему подняться. Протянул и рыцарь свою руку, чтобы мог воин на неё опереться, да тот лишь отвернулся от него. Пригляделся тогда Бластер Блейд к доспехам противника, что оба раза слишком легко поддались его мечу, и углядел, что не сталь это, покрытая позолотой, а золото, прикрытое сталью, и понял он, сколь искусственна была та медлительность, с которой противник его пускал в пляс свой меч, и восхищение овладело душой его. Знал он, что едва сумел победить в бою, где воин этот так себя ограничивал, но азарт, что проник в его глаза из чужих, просил, молил и требовал сражения в равных условиях. Помогла танцовщица воину снять доспехи, и бросил он их прямо на землю, не заботясь о том, кто их подберет. Обратилась тогда танцовщица к толпе, и столь убедительно ткала она кружево речей, что немного его понадобилось для того, чтобы стала расходиться толпа, освобождая площадку. Последним увела она с неё Бластер Блейда, дав ему плечо опереться, и не потеряв легкости шага от этого. Когда же опустела площадка, охватило пламя тело воина, и внутри пламени этого стало меняться тело его, и обернулся он тем, кого искал рыцарь на чужой земле - искал для того, чтобы не было нужды почти трети людей его страны умирать за смерть одного только их врага. И направил Повелитель Драконов взгляд своих немигающих глаз на рыцаря, и спросил, не жалеет ли тот, что не добил врага, пока была возможность. Заглянул тогда рыцарь внутрь себя, ища ответ - и увидел в душе своей страх за тех, кого пришел защитить, но не увидел сожаления. И ответил он, что не жалеет, и искренностью светились слова его. Не мог Бластер Блейд разобрать выражение лица дракона, как не мог читать по лицу его человеческой формы намерения, но танцовщица явственно усмехнулась ответу его. И сказал Бластер Блейд, что не жалеет по тому, что хочет сразиться ещё раз, честно и на равных условиях. Не сказал он, что бой этот должен быть насмерть, но не нужны были слова, чтобы ясно было это намерение - ведь зачем ещё рыцарь из Объединенных Святилищ, не будучи предателем храмов своих, мог прийти в центр Драконьих Империй? Но не дал согласия на этот бой Повелитель Драконов. Сказал он, что глупа цель рыцаря, что не добиться ему победы, и не станет он потакать его желанию умереть. И поднялся он в воздух, пусть и неровен был полет его, и скрылся в небе. Танцовщица же улыбалась ему вслед, а потом повела рыцаря внутрь таверны. Ждал Бластер Блейд, что за ним придет стража, что не дадут ему больше свободно расхаживать по вражеской стране, но так и не дождался.