Фарфор

      Холодная вода мягко обволакивала идущее ко дну тело, оставлявшее за собой короткую дорожку пузырьков, а пряди иссиня-чёрных волос красиво извивались в воде, изредка складываясь в кольца. Пояс, стягивающий на бёдрах фиолетовую ткань, уже давно развязался, отчего та норовила совсем сползти с тела своего владельца. Следуя его медленным движениям и подводным течениям, полупрозрачные ленты алой крови развевались в чистой тёмной воде, замутняя её и пачкая белую жилетку угасающего клана Учиха. Одежда была сильно потрёпана и порвана на груди и спине, будто бы грудную клетку пробило насквозь что-то крупное; тишина, глухая и вязкая, давила на барабанные перепонки, донося с суши приглушённый трескучий звук.       Саске Учиха, закашлявшись, выпустил ещё немного драгоценного кислорода из порванных лёгких, чуть приоткрывая глаза. Жизнь капля за каплей уходила из него, а и без того бледная кожа становилась всё светлее, больше походя на фарфор. Словно сломанная кукла, он не мог контролировать своё тело, позволяя тяжёлым рукам и ногам беспорядочно витать в пронизанном солнечными лучами пространстве. Почувствовав лёгкое прикосновение к своей щеке, он распахнул глаза, стараясь разглядеть сквозь застилающую пелену того единственного человека, который ради него был готов на всё.       Наруто вглядывался в лицо Саске, стараясь запомнить родные черты. В лицо того, кто постоянно твердил, что нельзя понять чужой боли, пока сам её не испытаешь, но а если и испытаешь, это не значит, что поймут тебя. Он понимал даже слишком хорошо. Мутная вода обжигала раны, но эта боль и самую малость не перекрывала того, что рвалось изнутри, потому что тонкие тёмные брови изламывались, а бледнеющие чувственные губы выпускали алое облако крови, пачкающее невесомое пространство вокруг, из-за чего всё нутро сжималось.       Наруто был в ужасе, его сердце билось часто-часто, воздух в лёгких кончался, но ему было всё равно. Совсем рядом жизнь покидала самого дорогого человека во всём мире, казавшимся сейчас таким ненужным без ироничного и непокорного Саске Учихи. Такого другого, смотивированного лишь смертями и ненавистью.       Учиха судорожно закашлялся, чувствуя, как веки медленно, но верно закрываются, будто бы на них давит какая-то сила, противостоять которой он не в силах. Всё было нереальным: приобнимающий его Наруто, лицо которого было искажено болью, смотрел до того неверяще, что Саске сам начинал понимать, что произошло что-то необратимое. Месть, связи и цели, которых он добился, казались здесь и сейчас такими жалкими...       Рука Наруто обхватывает его за талию и тянет к себе, прижимая как можно крепче, и Учиха терпит пронзившую грудную клетку боль. Ведь Узумаки будет легче, если он будет ощущать его, равно как и Саске. Трудно поверить, что всего пару минут они, усталые и счастливые, лежали на мокрых камнях, в мыслях планируя своё будущее. Что все поступки и слова были прощены, что месть осталась глупой ерундой позади них, а будущее было освещено смыслом. Всего пару минут назад.       Какаши долго молчал после оглашения приказа Каге, упираясь взглядом в голую землю и готовясь убить своего ученика собственными руками. АНБУ сдерживали ослабленного Наруто, кричащего и умолявшего любимого сенсея о помиловании единственного лучшего друга, но пронзивший пространство свист молнии не оставил ни единой надежды на любой другой исход. Чидори в этот раз было похоже не на щебетание, а на крики взбесившихся птиц, которых кромсают на мелкие кусочки: Какаши долго не мог собраться с собой, чтобы выполнить отданный приказ. Клятва Шиноби убивала внутри него человека, и этот поступок – он был уверен – был последним, после которого он превратится в бездушного монстра без каких-либо чувств и моралей окончательно и бесповоротно.       В тёмных глазах гас последний огонёк жизни. Саске заглянул в глаза ловящего каждое его движение Наруто, приложив последние силы, чтобы слабо улыбнуться.       "Я тебя люблю", — проговорили его губы.       Узумаки закивал, ответив судорожно: "Я тоже".       Саске выпустил последний глоток воздуха, горько усмехнувшись. Как глупо... Теперь ничего этого не будет. Ни великого клана Учиха, потерявшего свой блеск и авторитет благодаря ему, ни очередной схватки с его коронными Сусаноо и Чидори... Не будет их с Наруто. Как мир был несправедливым и лживым, так таким и останется, и Саске почему-то кажется, что он сам слишком похож на этот мир. Сколько они здесь? Мгновение? Вечность? Минуту? Все что угодно можно было сделать за эти шестьдесят секунд. Все что угодно. И ничего.       Сознание пронзает множество образов, лёгкие пылают огнём, а на ум приходит последняя осознаваемая мысль: "Нужно было поблагодарить Сакуру". Но приоткрытые губы отчего-то остаются неподвижными, взгляд стекленеет и упирается в одну точку на далёком и мутном дне. Наполненные слезами глаза Наруто расширяются, его сердце пробивает глухая колющая тоска.       Дрожащие пальцы, ранее из последних сил вцепившиеся в жилетку, обессиленно разжимаются – и тело, безвольное и пустое, идёт ко дну, оставляя за собой дорожки извивающихся алых лент. Лёгкие горят, изо рта рвётся немой крик, идущий на поверхность пузырьками воздуха. Саске Учиха красив даже после смерти, и Узумаки, теряющий связь с реальностью от нехватки кислорода, провожает его расфокусированным взглядом, больным сознанием отмечая, что тому идёт кровь, бледность и порванная одежда.       Больно. Очень. Всё в один миг потеряло смысл и разлетелось вдребезги, словно фарфор.