Священник и проститутка

Люди часто спрашивают: «Почему ты решил стать священником?» «Почему ты выбрал работу в тюрьме?» «Почему бы тебе просто не стать обычным приходским священником?» Иногда Сынхен задумывается. Действительно, почему? Вероятно, причина в однообразии наблюдения за пожилыми дамами (вдовами?) и невинными детьми (их послушными внуками?), которые степенно проходят мимо после церковной трапезы, или же вынужденные покинуть его фальшивые (по-видимому) пламенные проповеди – потому что с каждым разом было все сложнее играть свою роль – не тогда, когда его сердце становилось день ото дня лишь еще более холодным и отстраненным; его собственная вера давала сбои. Он не помнит того момента, когда перестал считаться восторженным проповедником с горящими энтузиазмом глазами – нечто важное было упущено, нечто, что смогло бы укрепить его веру, и это все, что он знал. И он до сих пор продолжал поиски. - Он стал менее восприимчивым после того, как присоединился к тюремным священникам, заняв место самого молодого среди них. Возможно, он наконец нашел нечто, идеально подходящее ему. Он мог быть чутким, мог быть непредвзятым; достаточно терпеливым, чтобы наслаждаться испытаниями и трудностями – но лишь для того, чтобы в конце концов преодолевать их. Он знал свои недостатки, но в то же время был способен не отражать их в своей работе. Он учился и схватывал на лету. Каждый новый день был непохож на предыдущий; по-своему яркий и особенный, другой. Отец Ли считался самым опытным среди них; он показывал Сынхену, как необходимо вести себя с проблемными заключенными; как отличать настоящих подонков от тех, кто лишь прячет раненое сердце за маской своей напускной бравады. Он все еще не тот восторженный проповедник, каким был раньше, но он может вновь стать им. Вот что Сынхен продолжает говорить себе, и иногда почти верит в это. Почти. Почти не считается. - Мальчик заметно ниже ростом и более худощавого телосложения, чем Сынхен, с бледным, обманчиво-невинным лицом, покрытым веснушками. У него светлые волосы, отдельные пряди которых выкрашены в розовый цвет, за счет чего получается выглядеть более хрупким, чем он есть на самом деле. Но это не самая шокирующая вещь, которую Сынхен находит в нем. Есть синяк на левой щеке мальчика – яркого багрового оттенка, а также следы укусов с правой стороны шеи. Но это все еще не самое шокирующее, что Сынхен находит в нем. Самое шокирующее - его рот, а вернее, те слова, что слетают с этих пухлых губ. - Один из парней трахал меня вчера, - беспечно говорит он, - в душевой. От подобного заявления, глаза Сынхена были готовы полезть на лоб, а челюсть с громким стуком упасть на пол в любой момент. Сынхен пытался скрыть свое потрясение, действительно пытался – но должно быть потерпел неудачу, потому что мальчик засмеялся прямо ему в лицо. - У него был презерватив, окей? Добровольный, безопасный секс. Так что не волнуйтесь. - Почему вы рассказываете мне это? - Вы священник, не так ли? Я согрешил. Разве вы не должны отпустить мои грехи, отец Чхве? У него хватает наглости ухмыльнуться, и мягкий смех звоном отдается в ушах Сынхена, чем-то напоминая сигнал тревоги: опасно. Маленькие морщинки появляются в уголках его глаз, когда мальчик улыбается – и в этот момент он выглядит так честно и невинно, что Сынхен лишь сильнее сжимает зубы в раздражении. Мужчина моргает – пауза затягивалась, а часы все продолжали отмерять их растраченное впустую время. Он откашлялся. - Это происходит не так, как вы могли подумать. Вы не на исповеди. Пока нет, по крайней мере. - В самом деле? Неважно, - мальчик щелкает языком, прежде чем откинуться на спинку стула и скрестить руки на груди. Он вытягивает ноги под столом, при этом случайно задевая Сынхена и недовольно надувает губы. - Сожалею, - говорит он, хотя Сынхен не чувствует какого-либо сожаления в его голосе вообще. Он даже не пытается убрать ноги, оставляя их конечности соприкасаться, как если бы все его действия были проделаны специально для этого, как если бы он действительно посмел заигрывать с Сынхеном в их первую (и очень официальную) встречу. Тело мужчины напряглось, и он поспешно отстранился назад, на что не последовало никакой ответной реакции. Сынхен опускает взгляд на папку с делом мальчика перед собой (в частности, на страницы с его персональными данными) и пробегает глазами несколько строк. Квон Джиен, возраст: 25 лет. Он не мальчик. Он только на год младше меня. Арестован за проституцию. Не осуждайте, Сынхен. Помните об этом. Приговорен к восьми месяцам тюремного заключения. Это будут долгие восемь месяцев, если он не – - Уберите от меня свои ноги, Джиен-шши, - говорит Сынхен сухо, потому что мальчик явно не понимал с первого раза. Джиен поднимает руки в знак капитуляции, прежде чем снова скрестить их на груди. Он выглядит смущенным; украдкой бросая взгляды на Сынхена из-под опущенных ресниц, он представляет собой порочное сочетание скромности и бунта. Сынхен собрал всю свою сдержанность и профессионализм, какие имел, прежде чем задать следующий вопрос. - Вы лично выразили желание увидеть священника спустя три дня, как вы попали сюда. Есть что-нибудь, чем я могу вам помочь? - Была одна вещь, в отношении которой мне требовалась помощь, но сейчас я не могу вспомнить что это было, - ответил Джиен. – Вы молоды, - добавляет он, быстро меняя тему. – Какой позор. Сынхен поднимает голову и прищурившись, раздумывает над словами Джиена. - Что вы имеете в виду? - Вы действительно красивы, вы знаете это? Почему вы должны быть священником, когда могли бы иметь очередь из девушек, желающих вас? Некоторое время Сынхен молчит, подбирая подходящий ответ. Он не попадется в эту ловушку. - Вы не понимаете, что говорите, не так ли, Джиен-шши? В любом случае, я приму это за комплимент. Даже если вы не планировали делать его. - О нет, я планировал, я действительно планировал. Вы привлекаете меня. - Вы хотите сказать, если бы были девушкой, - поправляет Сынхен, пытаясь оставаться беспристрастным. Джиен качает головой, подмечая каждое движение, каждую реакцию Сынхена. Он смотрит ему прямо в глаза и когда начинает говорить, его голос звучит твердо и уверенно. - Вы привлекаете меня даже сейчас. Как парня. Сынхен делает резкий вдох и едва сдерживает кашель, когда у него сбивается дыхание. Его щеки горят. Желудок скручивает от боли. Он сжимает кулаки на своих коленях под столом, так, чтобы Джиен не смог увидеть. Я был священником в течение четырех лет. Один год, находясь в этих стенах. Такого никогда не случалось. Даже с девушкой. Почему сейчас? Почему вообще? - Почему вы здесь, Джиен-шши? – вновь спрашивает Сынхен, когда наконец снова может говорить. - Я поступал неправильно и был наказан за это, - легкомысленно отвечает он. - Нет, - Сынхен одаривает его приторно-сладкой улыбкой. – Почему вы здесь? Вы смогли вспомнить, в чем вам требовалась моя помощь? Профессионализм, помните? Он просто играет с тобой. Тестирует тебя. - Ох, - вздыхает Джиен, – это… - он усмехается. – Я ищу спасения, отец Чхве. Почему вы здесь? Сынхен поднимает бровь. - Я священник. Это то, кем я являюсь в этой жизни. - Нет, отец Чхве. Почему вы здесь? – на губах Джиена формируется насмешливая улыбка, когда Сынхен не отвечает. Это испытание. Вызов. Ловушка. Ему нравится быть причиной моего дискомфорта. Джиен закатывает рукава, и Сынхен замечает синяки на его запястьях. Сильные руки, которые удерживали Джиена, в то время, как он был прижат к одной из стен душевой кабины и… Сынхен закрывает глаза и делает глубокий вдох. - Я не могу ответить на этот вопрос, Джиен-шши. Но возвращаясь к вашим поискам спасения, думаю, что способен помочь вам с этим. - говорит он уверенно. Джиен улыбается и в нетерпении прикусывает губу. Он мог переключаться с образа невинного ребенка на порочного обитателя преисподней за долю секунды, и это беспокоило Сынхена. Возможно единственным, кто действительно нуждался в спасении, был он сам.