Жена морского дьявола

Откуда она взялась, никто толком не знал, но опасались ее всегда, с самого начала, и немудрено. Моряки – суеверный народ. Она поселилась в порту, хороший дом прикупила, хотя хозяин ломил большую цену. Однако же деньги у нее водились, не без того. Была она на сносях и через пару месяцев родила. Одной с большим домом и малым дитем, видно, стало несподручно, и кто-то посоветовал ей меня в служанки взять. Может, и мистер Гиббс, он ко мне хаживал, и к ней тоже, вот разве, кажись, любовничал со мной только. Хороший мужик Гиббс, немолодой, зато добрый. А она… странная она была, я вам скажу. Высокая, точеная, белокурая, молодая совсем, красавица. У нас на Тортуге, поди, и не найдется таких девиц. Только мужики ее сторонились, говаривали всякое. Почти всегда лицо ее хранило суровое выражение. Она улыбалась только сынку своему, точно, Уиллом она его назвала. А сама, стало быть, Лиз. Лиз Тернер, миссис Тернер, значится. Я как-то спросила, вдова ли? С дитем, а без мужа, и ведь муж не пиратствует, знали бы все. Слухи-то у нас знаете, как снуют. Она сощурилась на меня – светлые глаза у нее были, как сейчас помню, а вот цвет не разберешь, изменчивые, как морская вода. Сощурилась, и говорит: - Нет, не вдова. Мужа моего море носит. Ничего особенного, вроде, а так жутко мне стало, аж дрожь взяла. Много чего про нее по кабакам и борделям болтали. Редко кто решался мимо ее дома пройти. В лицо-то ей все улыбались, заискивали прямо, и пираты, и шлюхи, и скупщики. А за глаза говорили такое, жуть. Разные истории сказывали, сходились в одном: Лиз – жена морского дьявола. Я служила ей верой и правдой, и со мной она была строга, но добра. Строга и добра она была и с сыном своим. Он красивым мальчуганом уродился, неслухом, правда. Болел редко, ел отлично, очень ему нравилось, какие я ему каши готовлю. Лиз-то готовить вовсе не умела, не знала даже, с какой стороны за поварешку браться. Хозяйка из нее вообще никудышная была. Зато она книги сыну читала, а как стукнуло ему пять – стала учить его со шпагой и пистолетом махаться. Вот что хорошо у нее выходило. С годами она почти не менялась, только рот становился тверже, а взгляд все больше полнился странной тоской. Я-то поначалу думала, без мужика плохо ей. Мужики к ней подойти боялись, хотя за нашими такого не водится, и бабой она была красивой, очень красивой. Сынишка ее рос. Минуло десять весен. В тот день, еще до рассвета, Лиз вскочила, как ошпаренная, никогда я ее прежде такой не видала. Она собралась, сына прихватила и отперла всегда накрепко запертую дверь рядом со своей спальней. Я подглядывала в щелку из кладовки, где обычно спала. Видно, она и сейчас думала, что я сплю. Вы вот моряцкие байки знаете? «Пятнадцать человек на сундук мертвеца…». Он оказался черным, кованым и старинным, этот сундук. Я взгляд не могла от него оторвать. Уилл и Лиз замерли рядышком, держа страшную байку в руках, мать и сын, такие в тот миг разные и схожие. Они стояли и прислушивались чему-то в стылой сумрачной тишине. Я отчаянно трусила, но, затаив дыхание, прислушивалась тоже. Прежде я не верила во все моряцкие россказни, теперь поверила сразу. Мне почти казалось, будто я слышу глухие удары из недр сундука, хотя, конечно же, ничего я не слышала. Они уехали тогда почти сразу, я слышала, как Лиз выводит лошадей, свою и сыновью, из конюшни. А позже, но до полудня еще, вернулись втроем. На лошади Уилла, позади него, ехал молодой мужчина, почти юноша. Черноволосый, смуглый, с усиками, и – Бог мой! – какой красивый. Они с Лиз составляли удивительную пару, и сразу становилось ясно, чей именно сын Уилл. Но у меня ноги отнимались от страха. Лиз везла сундук, тот же самый. На шее ее, на простой веревке, висел ключ. Она всегда его носила, и всегда прятала под вороты строгих своих платьев. Сейчас, стало быть, не прятала. На улице ставни хлопали, люди отворачивались поспешно, а Лиз и не замечала ничего, только на спутника своего смотрела. Спутник сына по голове гладил. Я на стол кинулась накрывать, руки у меня дрожали, и тарелку я расколотила. Обычно Лиз за такое могла и оплеуху отвесить, а сейчас только рассмеялась, к плечу гостя своего прильнула. И такая молодая мне все казалась, как десять лет назад, или даже еще моложе. - Вот, - говорит. – Смотри, Бетти, это муж мой, капитан Тернер. Теперь до самого заката дома будет. Страх меня взял, какого я никогда не испытала, ни прежде, ни после. Гляжу – ведь глаза у капитана Тернера мертвые совсем, а на груди, там, где сердце прямо, шрам страшный, бугристый весь. А в сундуке том черном, что у Лиз в руках, слышу, правда стучит что-то, гулко так, будто кровь в ушах бухает. Знаете ведь морские байки? …Служила я у Лиз, стало быть, тридцать лет. Замуж вышла, за корабельного плотника, хороший малый. Уилл, сын хозяйки, вырос, возмужал, ушел пиратствовать – мать для него лучшей судьбы и не мыслила. Море всегда ему благоволило, и немудрено. Всякий за честь считал в его команде служить. - Отец мой, - говорил он, бывало, своим соратникам за кружкой в таверне. – Обо всех позаботится. Откуда знаю? Мои сыновья у него служат, говорят, честно капитан Тернер добычу всегда делит, и удачлив, к тому же, как сам черт. За тридцать лет трижды доставала Лиз сундук и трижды приезжал к нам на день, до самого заката, тот, другой капитан Тернер. Все такой же, юноша едва за двадцать, и Лиз при нем все такая же. Она и так-то не больно менялась, чем только слухи о себе подтвердила. Теперь дочка моя при ней служит, а мы с мужем домик купили себе, едва не в самых доках. Вот вы слушайте меня, слушайте. Я, как выпью, до разговоров охочая. Знаете ведь моряцкие байки? А не верите, сходите вон, взгляните. Через две улицы, дом ни с чем не спутаете. Дочка моя там служит, вот и полюбуйтесь на Лиз. Как была – высокая, белокурая, точеная, красивая, как чертовка, так по сей день и ходит. Хоть бы грудь у нее обвисла или морщины пошли – нет, словно едва за двадцать ей перевалило. Только рот жестче и в глазах тоска леденящая. Ну а вы как хотели. Хорошо ли быть женой морского дьявола?