Will you miss me?

У Джима опять истерика. Себастьян, закутав его в одеяло, устало курит, ведь каждая ломка — шрам на тигриной шкуре. У Джима в мозгу [в крови] слишком много дури: разломанный шприц оттягивает карман. Давай, приходи в себя, чокнутый наркоман! Полковника не было восемь часов — и вот злодей-консультант опять обзавелся дозой, он бьётся в агонии бешеного психоза, так сильно, что Моран срывается на угрозы, сгребает в охапку Джима, в лицо орёт:  — Когда ты достал наркотики, идиот?! А Джим обмякает безвольно в его руках, сжимается странно и вдруг начинает плакать, глаза наполняются диким, безумным мраком — внутри полыхает паническая атака. Под кожей полковника медленно зреет страх, и самоконтроль трещит на потёртых швах. Как вспышка на небе, проходит внезапный гнев. [Прости!] Прижимает Джима к себе всем телом, почти невесомо касается кожи белой и слышит, как тот протягивает несмело, с ирландским акцентом, медленно, нараспев:  — Останься со мной. Натянутый рвется нерв, когда утыкается Джим ему лбом в плечо, хватается пальцами судорожно за спину… Сознание, расщеплённое кокаином, стирает под ноль затасканную личину злодея без сердца — искренность бьёт ключом. Джим дышит сквозь зубы рвано и горячо. Он сыплет словами быстро, как будто рад дробить их в осколки жаркой, бессвязной речи, он бредит (опять!) финалом грядущей встречи, бормочет о том, что в мире никто не вечен, твердит, что злодеи все попадают в ад, что скоро последнее шоу, где водопад его вознесет на бурной, крутой волне над старой Британией — выцветшей и дождливой, влюблённой так страстно в глупого детектива. Джим должен быть счастлив, но он скулит тоскливо, ворочаясь в лихорадочном полусне: — Скажи, Себастьян, ты будешь скучать по мне?