Перененависть

Любовь – это когда онанизм не помогает. Дайте танк (!), «Характеристика»

В 06:08 звенит будильник. Доминик с трудом отрывает голову от подушки – опять засиделся до часу ночи, - находит взглядом мобильный и раздраженным, смазанным спросонья движением отключает звуковой сигнал, после чего падает лицом в подушку. Доминик ненавидит этот чертов будильник. Каждое утро, кроме воскресенья и понедельника, тот звенит в 06:08, и Доминик, тихо ругаясь, кое-как собирается, завтракает и отправляется на работу. При этом времени у него всегда впритык – он должен открыть магазин Сентеши-Маг* ровно в восемь. Доминик обычно открывает его в 08:06. Наверное, не позволяй он себе эти восемь минут сна, не было бы и этих шести минут опоздания. Но Доминик не собирается ничего менять. 06:08 – это его протест сонному спокойствию этого большого города, который мог бы быть населен гуще, жить активнее и быть популярнее. Да и вставать на восемь минут позже все же хоть немного, но легче… Думая об этом, Доминик морщится и встает: жалкая иллюзия. Чайник, поставленный на разогрев перед умыванием, уже тихонько начинает сопеть и посвистывать, когда Доминик с зубной щеткой в руках заходит на кухню и, продолжая чистить зубы, свободной рукой насыпает в чашку кофе. Мимоходом включенное радио жизнерадостным женским голосом сообщает по-румынски: «Над Георгени встало солнце!» - Дьердьосентмиклош**, - сердито бормочет Доминик, но во рту у него пена от зубной пасты, и получается какая-то каша вместо слова. Мятная свежесть, оставшаяся во рту после чистки зубов, сразу забивается кофейной горечью. Доминик пьет кофе без сахара с каким-то странным чувством не то раздражения, не то мрачного довольства с ноткой восхищения полнотой кофейного вкуса, не замутненного сладостью. Вот только кофе не бодрит совершенно, и Доминик думает, что ему стоило бы ненавидеть за это своего шумного соседа сверху. Этого двинутого на всю голову румына, которого зовут, кажется, Штефан. Сущего фрика, так повернутого на мифологии и иже с ней, что он даже клыки себе нарастил, как у вампира, и линзы с диоптриями покупает не обычные, а обязательно цветные, чтобы глаза были вишневого оттенка. Пронырливого черта, сумевшего каким-то неведомым образом пристроить свою задницу в английскую компанию на какую-то неизвестную Доминику должность, причем еще и с работой на дому. И работающего, дьявол бы его побрал, по ночам, пик активности – когда Доминик поборол бессонницу и начал уже было засыпать. Работающего энергично, с частой ходьбой по комнате, рассуждениями вслух и музыкой для настроения, и отдыхающего потом не менее шумно. Да, наверное, он люто ненавидит этого Штефана. Эту занозу в заднице, любящую, встретившись с ним по стечению обстоятельств, обязательно довести его до белого каления. Этого двуличного засранца, то являющего собой этакий эталон шизика, возможно, сидящего на кокаине, то вдруг, зайдя в Сентеши-Маг за какими-нибудь пряными травами в горшочках, держать которые оказывается дешевле, чем закупать приправы, травяной чай и настойки от кашля и больного горла, обнаруживающего глубокие познания в истории и особенно охочего подискутировать о румыно-венгерских отношениях. И, главное, умеющего это делать так, что Доминик каждый раз не может сдержаться и проигнорировать его. Доминик до дрожи, до чешущихся кулаков ненавидит эту маленькую, ломкую, очаровательную дрянь. Каждую ночь проклинает этот звонкий чистый голос. Каждое утро мрачно глотает кофе без сахара, надеясь, что горечь вытеснит из мыслей упрямо возникающий вновь и вновь образ: эта беспокойная язвительная зараза, наконец-то утомившаяся, мирно спящая в разворошенной постели. С разметавшимися по подушке русыми волосами, со сползшим с острого худого плечика одеялом. Такой милый и одновременно сексапильный паршивец… Доминик понимает, что ему срочно нужно в душ. И снова после душа времени в обрез, и снова он не успел на автобус, и снова на часах 08:06, когда он, повозившись с охранной решеткой, отпирает дверь магазина. А Штефан сейчас сладко спит дома. Вот же упыреныш… Доминик напяливает на лицо доброжелательную улыбку и думает о том, что, наверное, он даже слишком ненавидит Штефана. Говорят же, что от ненависти до любви… Иначе как тогда истолковать практически ежедневное утреннее… неудобство? «Перененависть», - определяет для себя Доминик. Никакой любви, ей тут даже не пахнет. Вот. Просто… просто перененависть, да. Перененависть – и не более того. - Просто перененависть, - твердит себе Доминик, когда около полуночи добрая половина дома узнает, как успешен оказался сданный Штефаном проект. «Только перененависть», - думает Доминик в три часа ночи, когда сабвуфер, локализованный не иначе как над его кроватью, посылает отчетливые вибрации, мешающие заснуть. По крайней мере, завтра воскресенье… «Ничего, кроме перененависти», - мысленно повторяет Доминик, обнаруживая себя в полчетвертого утра в домашнем халате на пороге квартиры румына, с оным румыном в объятиях, больше похожих на тиски. Больше никаких разумных мыслей в голове не звучит, потому что Штефан в свойственной ему манере возмущается столь беспардонным с собой обращением, а Доминик… Доминик затаскивает его в квартиру и проверяет не раз слышанный и читанный в фентази постулат о том, что целоваться с вампиром неудобно. То, что происходит между ними дальше, Доминик наутро решает окрестить театром абсурда с элементами порнофильма. А то, что происходит еще некоторое время спустя – порнофильмом с элементами театра абсурда. Не выспавшийся Штефан, услышав это сообщение, сонно утыкаясь ему куда-то в ключицу, язвительно бурчит, что актер из Доминика не очень. Доминик с усмешкой прижимает румына к себе крепче: была бы это любовь, он бы, вероятно, переживал… Но это не любовь, это перененависть, поэтому Доминик прекрасно понимает, что Штефан врет из вредности. А еще – что он нашел отличное средство борьбы с лишним шумом. Творец лишнего шума безбожно спит, положив голову Доминику на плечо, хотя уже время обеда. Доминик не спешит его будить, несмотря на то, что комментарии наверняка будут крайне увлекательными – успеется, времени в запасе полным полно. Это любовь, как говорится, живет всего три года. А них тут со Штефаном не любовь, у них перененависть.